Еще один латыш, автоматически причисленный к контрреволюционерам-националистам, —дивизионный комиссар Индриксон Ян Г'едертович, работавший старшим инспектором ПУРККА, — был арестован 26 апреля 1938 г., т.е. полгода спустя после Озола и

Юкамса. Арестован он был на основании показаний командира танкового батальона 74-й стрелковой дивизии Розе. Этот Розе, по чину не выше капитана, ни много ни мало показал, что это он завербовал в подпольную латышскую антисоветскую организацию в начале 30-х годов Я. Г. Индриксона, работавшего тогда помощником начальника Военно-воздушной академии имени профессора Н.Е. Жуковского по политической части.

Какая-то чушь собачья!.. Капитан вербует дивизионного комиссара, члена партии большевиков с 1904 г... Да и по своему возрасту этот Розе годился Яну Гедертовичу в сыновья (в 1934 г. Индриксону было около пятидесяти лет). К тому же трудно было найти точки соприкосновения войсковому командиру-танкисту с политработником Военно-воздушной академии. Одним словом, первый «сигнал» о националисте Индриксоне был полным абсурдом и его следовало с презрением отбросить. Но что удивительно — сигнал безотказно сработал, несмотря на указанные выше вопиющие несоответствия. Правда, затем, в ходе следствия, Розе в качестве вербовщика будет заменен на Ленцмана, фигуру более солидную во всех отношениях — и по общественному положению, и по возрасту, и по партийному стажу.

9 мая 1938 г. Индриксону было предъявлено обвинение— участие в названной выше организации, а также в шпионаже¹⁸.

Первый протокол допроса Я.Г. Индриксона, имеющийся в деле, датирован 20 сентября 1938 г. Он начинается с вопроса следователя: «Вы обвиняетесь в том, что являетесь участником антисоветского военного заговора. Следствие предлагает вам дать правдивые показания по этому вопросу.

Ответ: я долгое время запирался¹³ и отрицал свое участие в заговоре. Считая дальнейшее запирательство бесполезным и желая чистосердечным признанием искупить свою вину, признаюсь в том, что я являюсь участником антисоветского военного заговора».

Далее Индриксон показал, что в этот заговор его вовлек в 1935 г. бывший начальник отдела руководящих политорганов ПУРРКА Б.У. Троянкер, который дал ему задание: при поездках в части выявлять кадры, подходящие для вербовки в заговор. Тогда же Троянкер назвал Индриксону фамилии заговорщиков, работавших в отделах ПУРККА, —Л.И. Щеголева, Х.Х. Харитонова, И.Г. Шубина²⁰.

В материалах дела по обвинению Я.Г. Индриксона имеются выписки из показаний арестованных: корпусного комиссара Б.У. Тро-янкера, показавшего, что он в 1933 г. завербовал Яна Гедертовича в военный заговор; дивизионного комиссара Ф.Д. Баузера и некоего Лейтана, показавших об участии Индриксона в латышской шпионско-националистической организации.

На судебном заседании Военной коллегии, состоявшемся 21 февраля 1939 г., Индриксон виновным себя в антисоветской деятельности не признал. Он отказался подтвердить показания, данные им на предварительном следствии, и заявил суду, что «дал их в тяжелых условиях следствия, оклеветал себя и невиновных людей». Он также сказал, что «провокатором не хотел быть, но не выдержал режима следствия». Свидетельства лиц, показавших на него (их огласил председательствующий диввоенюрист М.Г. Романычев), Индриксон также не подтвердил, назвав их ложными, не соответствующими действительности. В последнем своем слове Ян Гедертович просил суд учесть, что он с юных лет находился в рядах партии, что ни в каких контрреволюционных организациях не состоял и шпионской работой никогда не занимался.

Но судьи были суровы и беспощадны. Они признали Я.Г. Индриксона виновным в том, что он с 1923 г. являлся агентом французской, германской и польской разведок; что с 1932 г. являлся участником антисоветской латышской националистической организации, куда был завербован Лениманом и по заданию которого проводил вербовку новых членов; а также (с 1935 г.) сотрудничал с разведорганами Латвии. Весомым пунктом обвинения было участие в военном заговоре. По сумме этих обвинений Я.Г. Индриксон был приговорен к расстрелу. Приговор был исполнен на следующий день. Реабилитация последовала спустя семнадцать лет — 11 апреля 1956 г.

По мнению сотрудников Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, щупальцы латышской националистической организации в РККА обнаружены повсюду — в Москве, на Западе и Юге, в Средней Азии и Сибири, на Дальнем Востоке. Одним из представителей дальневосточного ее «филиала» был бригадный комиссар Дрейман Ян Густавович, заместитель начальника политуправления ОКДВА.

Арестовали Я.Г. Дреймана 1 октября 1937 г. На предварительном следствии он виновным себя в предъявленном ему обвинении признал и показал, что в военный заговор был вовлечен в 1933 г. бывшим начальником политуправления ОКДВА Л.Н. Аронштамом. Тогда же, в 1933 г., по словам Дреймана, с ним беседовал и начальник ПУРККА Ян Гамарник, который якобы сориентировал его, Дреймана, на проведение подрывной работы в частях ОКДВА с целью снижения их боевой готовности и подготовки поражения войск ОКДВА в будущей войне с Японией²¹.

На последующих допросах Дрейман также признался в том, что являлся одним из старейших членов латышской шпионско-националистической организации (этот термин — изобретение чекистов. — Н.Ч.), в которую был вовлечен еще в 1919 г. Заксом¹". Следователи еще «поработали» с Дрейманом, появился новый пункт обвинения — подготовка теракта по отношению к члену Политбюро ЦК ВКП(б) Л.М. Кагановичу. Этот теракт планировалось осуществить в 1936 г.

В материалах дела имеются выписки из показаний арестованных командиров и политработников: армейского комиссара 2-го ранга Л.Н. Аронштама, начальника ВВС Приморской группы войск ОКДВА комдива ИД. Флоровского, начальника отдела политуправления ОКДВА полкового комиссара Д.Л. Рабиновича и других, изобличавших Дреймана в антисоветской деятельности.

Выездная сессия Военной коллегии состоялась в г. Хабаровске

9 апреля 1938 г. Дело Я.Г. Дреймана было рассмотрено в течение пятнадцати минут. Подсудимый вину свою признал и получил высшую меру наказания — расстрел. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован Я.Г. Дрейман 15 декабря 1956 г.

С Дальнего Востока возвратимся на Северный Кавказ. Здесь

14 декабря 1937 г. был арестован начальник Ставропольского военно-конного завода бригадный комиссар Д.Н. Статут. Еще совсем недавно он был начальником политотдела Особой, кавалерийской дивизии имени И.В. Сталина, дислоцируемой в Московском военном округе. Эту должность Статут исполнял в течение нескольких лет, и поэтому все обвинительные материалы в его деле так или иначе были связаны с лицами, проживавшими в Москве и на территории Московского военного округа. Добавим еще, что Д.П. Статут — выпускник Военно-политической академии (выпуск 1928 г.). А это, в свою очередь, обвинения в принадлежности к белорусско-толмачевской оппозиции!..

Принцип цепной реакции действовал безотказно — основанием к аресту послужили показания арестованных И.Л. Юкамса и

В.К. Озола об участии Статута в военном заговоре. 15 января 1938 г. это обвинение было официально предъявлено Д.Н. Статуту²².

Следствие по делу Д.Н. Статута вели начальник особого отдела Особой кавалерийской дивизии Иванов и начальник 5-го отдела УНКВД по Московской области В. Столяров. На предварительном следствии Статут несколько раз менял показания. Например,

15 января 1938 г. он отрицал предъявленное ему обвинение. Прошло еще десять дней, и Статут, как видно из протокола его допроса от 25 января 1938 г., заявил, что после длительного запирательства он решил «встать на путь откровенных признаний...» Основной пункт этих признаний: в антисоветский военный заговор его вовлек в мае 1936 г. бывший начальник политуправления Московского военного округа армейский комиссар 2-го ранга Г.И. Векличев. От него, как заявил Статут, он узнал о существовании в армии контрреволюционной организации, возглавляемой Тухачевским и Гамарником.