Изменить стиль страницы

То, что в мире существует любовь, позволяет верить в иное предназначение человека, которое не определяется существующей реальностью. А язык ее указывает путь к совершенствованию мира:

Ты говоришь мне, что совсем не в том
его предназначенье? Помолчи
и ничего не объясняй, не надо.

Любовь для Ингеборг Бахман — прежде всего особый язык, который в корне отличается от реального (языка мысли, разума). Это язык чувственный и потому способный изменить мир, постепенно вытеснить из него насилие. Только вот для человека этот язык пока едва ли доступен.

14

ГАРЛЕМ

Впервые было опубликовано в журнале современной немецкой литературы и искусства «Яресринг 56/57» («Jahresring 56/57»), Штутгарт, в 1956 году. Входит в состав второй книги стихов «Призыв к Большой Медведице».

На русский язык переведено впервые.

15

СЛОВА И СЛУХИ

Впервые опубликовано в журнале современной немецкой литературы и искусства «Яресринг 56/57» («Jahresring 56/57»), Штутгарт, в 1956 году. Входит в состав второй книги стихов. На русский язык переведено впервые.

16

ИСТИНА

Впервые было опубликовано в журнале современной немецкой литературы и искусства «Яресринг 55/56» («Jahresring 55/56»), Штутгарт, в 1955 году. Входит в состав второй книги стихов. На русском языке существует в единственном переводе И.Грицковой, ранее публиковавшемся в книгах «Из современной австрийской поэзии», «Западноевропейская поэзия XX века», И.Бахман «Избранное».

Стихотворение дает ясное представление о том, что же такое истина для Ингеборг Бахман: цель духовных устремлений человека, божественный свет посреди порожденных человеком мрака и рабства, среди насилия, которому и призвана она противостоять — ибо только истина способна указать неизвестный доселе выход:

Цепями скованный, ты ожидаешь знака,
И истина заставит сделать шаг.
Ты ищешь правду среди зла и мрака,
и к выходу крадешься не спеша.[54]

Созданный человеком мир — отвратителен, и его необходимо изменить. В понимании Бахман лишь язык способен воздействовать на него. Однако все человеческие языки и их выразительные возможности писательница воспринимает скептически. Связь с ними истины в лирике Бахман скорее «негативная»: человеческие языки не способны добраться до истины, а она в свою очередь не имеет с ними ничего общего и никогда не воспользуется их средствами для воздействия на «неправильный мир». Истина для Бахман иррациональна. Всегда божественна и иногда чувственна. Но разумом не постижима. И соответственно — выразима лишь на языке новом — чувственном, каковым мог бы стать, например, язык любви.

Вот что говорит в интервью сама писательница в ноябре 1964 года: «На меня произвел огромное впечатление подход Витгенштейна к вопросам о языке — одно из ключевых положений, что-то вроде границы моего языка означают границы моего мира». В своем стремлении уловить чувства Бахман предпринимает попытку выражать их крайние проявления, границы, в том числе взаимоисключающие. То, что простое словесное обозначение истины не приближает к ней ни на шаг, ибо всегда ложно, известно давно: можно вспомнить, например, Ф. Тютчева с его знаменитым стихотворением «Silentium». Бахман отказывается от намерения «написать правду», зато пытается при помощи слов, «единственного своего оружия», пробиться сквозь дебри смыслов к границе истины.

Контрастность образного мышления, возведенная в принцип и нашедшая адекватную словесную форму выражения, позволяет Бахман, не нарушая цельности образов, воплощать в художественных произведениях разрывы своего противоречивого сознания, а значит, духовные терзания и болевые точки. Между двумя словесными полюсами возникает ощутимое чувственное напряжение: противоположные по смыслу образы (качества, чувства), как бы «ведут за собой» все промежуточные состояния, образуя что-то похожее на натянутую струну (непрерывный спектр промежуточных значений). Струна эта постоянно колеблется, ибо нюансы значений заставляют ее отклоняться в разные стороны, и «задевает» область невыразимого. Иррациональная природа этого напряжения позволяет вырваться за границы «рационального» (или, как писал Музиль, «рациоидного») мира, представимого в языке, и приблизиться к чувственной истине.

Не случайно именно стихотворение, где сделана попытка языковыми средствами определить, что есть истина, содержит достаточно много антонимических пар. В первых же двух строфах мы встречаем три подобные пары: это противопоставленные друг другу полусинонимы-полуантонимы «сон» и «смерть», пара контекстуальных синонимов «камень» и «могила», которым во второй строке следующей строфы противостоит соответственно пара противоположных по значению контекстуальных синонимов «росток» и «лист». Это стихотворение вообще примечательно обилием групп существительных, связанных сложными, зависящими от контекста, синонимико-антонимическими взаимоотношениями: разбойничий набег (взлом) — вскрытие ран, луна (вечное) — накипь, пена (преходящее), темнота — справедливость (свет), цепи (насилие) — выход (свобода). Пар, в которых по смыслу противоположны друг другу лишь отдельные нюансы значений антонимичных образов. Текст стихотворения построен целиком на такого рода противопоставлениях: действительно, истина заключена где-то между смертью и сном, камнем и зеленым саженцем, насилием и свободой. Язык не позволяет точно определить ее, но если использовать элементы языка шире, чем это предусмотрено рациональной природой последнего, не ограничиваться передачей смысла, можно довольно близко подойти к ее пределам.

17

ПЕСНИ С ОСТРОВА

Этот стихотворный цикл впервые был опубликован в журнале современной литературы и искусства «Яресринг 54» («Jahresring 54»), Штутгарт, в 1954 году. Включен в состав второй книги стихов «Призыв к Большой Медведице». На русский язык переведен впервые.

В самом начале первого стихотворения задается поэтическое пространство пустоты и безысходности, противостоят друг другу тень и свет. Тень олицетворяют здесь плоды теней («Schattenfrüchte»), луна («Mond»), зола («Asche»), ледяной кратер («erkalteter Krater»). Свет представлен лунным светом («Mondlicht») и глаголом побелить («tünchen»). Несомненно, главным в этой определяющей все художественное пространство стихотворения строфе является именно построенное на конкретных антонимических парах столкновение противоположных стихий света и тени (тьмы) с выраженным даже и количественно преобладанием последней:

Спелые тени падают со стен,
Лунный свет побелил потолок,
зола ледяного вулкана ветер морской впустила.

На тексты этого стихотворного цикла в 1964 году Ханс Вернер Хенце написал «Хоровую фантазию», впервые исполненную 23 января 1967 года.

18

ПИСЬМО В ДВУХ РЕДАКЦИЯХ

Это стихотворение впервые было опубликовано в составе второй книги стихов «Призыв к Большой Медведице». На русском языке существует в единственном переводе В.Топорова, ранее включенном в книги «Из современной австрийской поэзии» и И.Бахман «Избранное».

19

ТЕНИ РОЗЫ ТЕНИ

Было впервые опубликовано в составе второй книги стихов. На русский язык переведено впервые.

В этом стихотворении речь идет опять-таки о попытках лирического героя найти себя между полюсами реального мира. Оно целиком построено на связях весьма важных в творчестве Бахман противостоящих друг другу стихий: «земля — небо (воздух)», «земля — вода». Названные стихии сталкиваются здесь явно, без помощи контекстуальных синонимов. Исключение составляют лишь три предлога: каждая из стихий появляется в сопровождении «своего» предлога. «Под» относится к небу, «на» — к земле, «в»[55] — к воде. Предлоги эти усиливают конфликтное напряжение между стихиями, подчеркивая, вместе с тем, его пространственную природу: «под» противостоит предлогу «на», а «на» — предлогу «в». И в этом «трехмерном» полном противоречий пространстве рождается еще одно противопоставление, не столь явное, выраженное, казалось бы, лишь на уровне контекстуальных антонимов и вместе с тем — смыслообразующее: роза как порождение света, нечто живое и предметное, противостоит тени, неживой, эфемерной, враждебной свету. Так отражается в этом стихотворении основной антагонизм мира — единство и противостояние жизни и смерти.

вернуться

54

Текст этого стихотворения цитируется в переводе И.Грицковой.

вернуться

55

Предлогу «в» в приведенном русском переводе соответствует словосочетание «на поверхности».