Чарльзъ сдѣлалъ какую-то гримасу, которой отецъ не замѣтилъ.
— Это я ему велѣлъ привести съ собой собаку, — продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Онъ хотѣлъ было оставить ее дома; но они, кажется, дотого другъ къ другу привязаны, что мнѣ жаль было ихъ разлучать. Я ему заранѣе обѣщалъ, что у насъ дома будутъ рады видѣть его пуделя. Что, мама? ты не въ претензіи за это своеволіе? заключилъ онъ, обращаясь къ женѣ.
— Конечно. Я очень довольна, что ты привезъ ее — отвѣчала она.
— Верховая лошадь и грумъ прибудутъ на дняхъ. Лошадь у него великолѣпная, караковаго цвѣта и статей превосходныхъ. Мальчика надо развлекать, онъ страшно убитъ смертью дѣда.
Пора было обѣдать. Чарльзъ долго капризничалъ, когда мать начала ему предлагать то одно, то другое кушанье; наконецъ онъ удостоилъ выбрать нѣкоторыя изъ нихъ, и вся семья удалилась, оставивъ одну Шарлотту на жертву больнаго. Онъ цѣлый чась ворчалъ, дразнилъ дѣвочку до тѣхъ поръ, пока наконецъ Эмми не пришла ее смѣнить, а Шарлотту послали внизъ.
— Гмъ! началъ Чарльзъ, когда они остались вдвоемъ:- у батюшки, значитъ, явился новый любимецъ?
— Развѣ Гэй тебѣ не понравился? спросила Эмми.
— Чтожъ въ немъ хорошаго? Поджарый молокососъ!
— Однако, ты слышалъ, какъ его въ Рэдклифѣ всѣ хвалятъ.
— Развѣ это рѣдкость, чтобы наслѣдниками, у которыхъ часто больше десятинъ земли, чѣмъ мозгу въ головѣ, всѣ восхищались? Да я, впрочемъ, на это не обращаю вниманія; а мнѣ вотъ что странно: не успѣлъ Гэй узнать Филиппа, какъ ужь обожаетъ его. Воля твоя, или это онъ на себя накидываетъ, или это батюшкина фантазія, но я — вѣрить не могу.
— Полно, Чарли! ну, какъ тебѣ не стыдно?
— Помилуй, да вероятно ли это, чтобы вслѣдствіе одного совѣта своего опекуна, Гэй согласился взять себѣ въ менторы прескучнаго моралиста кузена, въ оберъ офицерскомъ чинѣ и вдобавокъ — соперника по наслѣдству. Повторяю тебѣ, это или плодъ воображенія папа и басня, выдуманная самолюбіемъ Филиппа, или несчастный юноша дотого ужъ долго сидѣлъ въ ежовыхъ рукавицахть, что лишился способности имѣть свою собственную волю и мнѣніе.
— А молодой Торндаль, развѣ онъ также не восхищается Филиппомъ? спросила Эмми.
— Немудрено, если онъ самъ — созданіе Филиппа. Но чтобы Гэй Морвиль выбралъ себѣ въ друзья-пріятели человѣка, потому только, что его рекомендуетъ опекунъ, котораго онъ самъ почти въ первый разъ видитъ, — это подлежитъ сильному сомнѣнію! Увѣряю тебя, Эмми, что такъ. Ну разскажи, каково сошелъ у васъ обѣдъ?
— Что за смѣшная, оригинальная собака Буянъ!
— Я тебя о хозяинѣ, а не о собакѣ, спрашиваю, возразилъ брать.
— Да онъ почти ни слова не говорилъ и часто вздрагивалъ, когда папа къ нему обращался. Его передергивало каждый разъ, когда его называли сэръ Гэй, такъ что папа рѣшилъ, что мы будемъ звать его просто по имени, безъ титула. Я очень рада: это будетъ какъ-то родственнѣе; его надо непремѣнно приласкать, онъ такой грустный!
— Не трать попусту нѣжностей, душа моя. Мужчины не любятъ состраданія. Право, многіе бы желали теперь помѣняться съ нимъ ролями; шутка ли сдѣлаться полнымъ господиномъ такого имѣнія, лѣсовъ, полей? Э! милая, и безъ твоего участія ему хорошо на свѣтѣ! Однако, надоѣло мнѣ объ немъ толковать. Поройся-ка въ книгахъ, да почитай мнѣ что-нибудь.
Эмма читала брату вслухъ, вплоть до чая. Когда ихъ позвали внизъ, они застали всю семью въ сборѣ; шелъ жаркій разговоръ о Филиппѣ. Гэй очень интересовался своимъ молодымъ родственникомъ.
— Филиппъ сынъ архидіакона Морвиля, роднаго брата моей жены, — разсказывалъ гостю мистеръ Эдмонстонъ. — Отецъ его былъ человѣкъ замѣчательнаго ума и рѣдкихъ достоинствъ; онъ умеръ пять лѣтъ тому назадъ. Послѣ него осталось трое дѣтей: двѣ дочери: Маргарита 25, Фанни 23 лѣтъ, и одинъ сынь — Филиппъ 17 лѣтъ. Мальчикъ былъ тогда уже первымъ ученикомъ въ школѣ. Его таланты, удивительные успѣхи въ наукахъ обѣщали золотыя горы въ будущемъ. Ему предстояла блестящая карьера по окончаніи курса въ высшемъ учебномъ заведеніи, и вся семъя заранѣе радовалась этому счастью. Но вдругъ отецъ его занемогъ и умеръ почти скоропостижно, такъ что сына не успѣли даже вызвать въ Стэйльгурстъ, гдѣ они жили. Послѣ смерти отца, наслѣдство осталось очень ничтожное. Какъ только Филиппъ убѣдился, что на долю сестеръ приходится очень небольшое состояніе, онъ отрекся отъ всѣхъ надеждъ на университетскую карьеру и купилъ себѣ чинъ въ арміи.
— Какъ это благородно съ его стороны! Ахъ! еслибы дѣдушка это зналъ! воскликнулъ Гэй, выслушавъ весь разсказъ мистера Эдмонстонъ въ сильномъ волненіи.
— Я и самъ былъ увѣренъ, что дѣдъ вашъ обратилъ бы вниманіе на его положеніе, но дѣло въ томъ, что и мы то этого ничего не знали. Изъ опасенія, что мы не дадимъ ему своего согласія на переходъ въ армію, онъ скрылъ свое намѣреніе и рѣшился дѣйствовать втихомолку. Онъ тайкомъ написалъ о своемъ планѣ лорду Торндалю и даже сестрамъ своимъ ничего не сказалъ, пока все дѣло не уладилось. Меня это крайне удивило, признаюсь!
— Я ему отъ души завидую, что ему удалось принести себя въ жертву, сказалъ Гэй:- а все таки жаль, что онъ испортилъ свою карьеру.
— Онъ дѣйствовалъ тогда по увлеченію, поторопился немного. Попади онъ въ то время въ Оксфордъ, онъ былъ бы теперь доволенъ, — замѣтила мистриссь Эдмонстонъ.
— Да. Теперь сестра его Фанни умерла, Маргарита вышла замужъ, всѣ его жертвы пропали даромъ, заключилъ ея мужъ.
— Я помню, что онъ мечталъ, какъ они будутъ жить всѣ вмѣстѣ въ Стэйльгурстѣ. У него былъ бы тамъ свой уголъ по крайней мѣрѣ. А теперь карьера его испорчена, а военная служба совсѣмъ ему не по сердцу.
— Ты однако не воображай, чтобы онъ не имѣлъ къ ней способностей — возразилъ мистеръ Эдмонстонъ. О, нѣтъ! въ лошадяхъ онъ большой знатокъ, товарищъ отличный и въ полку очень любимъ.
— Папа! нужно разсказать сэръ Гэю что-нибудь и о молодомъ Торндалѣ, замѣтила Лора.
— Ахъ, да, это вѣдь спутникъ своей кометы — Филиппа. Онъ нашъ сосѣдъ по имѣнію, сэръ Гэй. Вы должны знать его отца!
— Видѣлъ его какъ то во время судебныхъ сессій, отвѣчалъ Гэй:- но вѣдь Торндали живутъ по другую сторону Мурорта; мы другъ къ другу не ѣздили.
— Юноша, о которомъ идетъ рѣчь, второй сынъ лорда Торндаль; его зовутъ Джемсомъ, онъ былъ подъ командой Филиппа въ школѣ.
— Да, Филиппъ часто его тамъ сѣкъ, вмѣшалась неожиданно Шарлотта.
— Онъ его, говорятъ, выручалъ изъ многихъ бѣдъ, продолжалъ отецъ, не слушая замѣчанія дочери. Лордъ Торндаль очень былъ за это обязанъ Филиппу, бралъ его къ себѣ въ домъ, и вообще чрезвычайно за нимъ ухаживалъ. По его протекціи, Филиппъ купилъ себѣ чинъ въ арміи, а лордъ помѣстилъ своего сына въ тотъ же самый полкъ, чтобы дать Филиппу возможность легко надзирать за нимь. Джемсъ въ настоящее время живетъ въ Бродстони, гдѣ стоитъ ихъ полкъ; это прелестъ что за молодой человѣкъ. Мы его пригласимъ къ обѣду какъ нибудь, на дняхъ, и Морица — если мама разрѣшитъ. Морицъ — это мой двоюродный братъ, уроженецъ Ирландіи, славный малый, но безпардонная голова. Это я его въ службу упряталъ. Сказалъ его отцу, что лучше этого полка во всей арміи нѣтъ. Ему нуженъ вѣрный другъ и хорошій примѣръ, все это онъ найдетъ въ Филиппѣ. Я посовѣтовалъ, а Килькоранъ послушался и конечно теперь не раскаивается. Морицъ въ послѣднее время очень остепенился.
— Ахъ папа, воскликнула Шарлотта. — Ты развѣ не слыхалъ, что случилось? Морицъ катался на наемной лошади, сталъ перегонятся съ мистеромъ Гордонъ, лошадь споткнулась и сломала себѣ ноги.
— Ну, вотъ! сказалъ мистеръ Эдмонстонъ:- не успѣю я отвернуться — пропалъ человѣкъ!
Затѣмъ семья начала разсуждать о домашнихъ своихъ дѣлахъ, совершенно забывъ о молчаливомъ гостѣ.
ГЛАВА III
— На что бы мнѣ употребить его? разсуждалъ мысленно Чарльзъ, лежа однажды вечеромъ у себя въ комнатѣ и внимательно разсматривая Гэя Морвиля, сидѣвшаго тутъ же за столомъ, съ книгою въ рукахъ.
Гэй имѣлъ видъ несложившагося еще вполнѣ юноши и былъ такъ худъ, что казался выше обыкновеннаго роста. Манеры у мальчика были очень живыя, и если его кто-нибудь окликалъ, онъ быстро вскакивалъ со стула и пристально всматривался въ говорившаго. Красавцемъ назвать его нельзя было. Лучше всего у него были глаза: темнокаріе, продолговатые, чрезвычайно блестящіе, полузакрытые длинными, густыми черными рѣсницами; жесткія брови, черныя какъ смоль, рѣзко отличались отъ свѣтлорусыхъ, волнистыхъ, мягкихъ волосъ его головы. Лобъ ослѣпительной бѣлизны странно выдѣлялся отъ нижней части лица, которое, равно какъ и маленькія, почти женскія руки, покрыты было сплошнымъ загаромъ отъ солнца и морскаго воздуха. Румяныя щеки придавали всей физіономіи Гэя необыкновенно много жизни.