Рано утромъ, на другой день, Гэй заглянулъ въ кабинетъ мистера Уэльвуда и объявилъ ему, что онъ отправляется въ С.-Мильдредъ, по своимъ дѣламъ, и вернется не поздже 11-ти часовъ. Свистнувъ Буяна и слегка позавтракавъ хлѣбомъ съ молокомъ у жены фермера, онъ пустился въ дорогу въ болѣе спокойномъ духѣ, чѣмъ былъ наканунѣ, но на сердцѣ у бѣднаго Гэя было далеко не весело. Въ городѣ онъ долго искалъ по адресу одну изъ отдаленныхъ улицъ, тамъ добрался до маленькой лавки, гдѣ заспанная горничная мела лѣстницу, но ставни лавки былнеще не отперты.

— Здѣсь живетъ мистриссъ Диксонъ? спросилъ Гэй.

— Здѣсь, — отвѣчала женщина, вытаращивъ глаза на изящнаго джентльмзна, спрашивающаго въ такой ранній часъ мистриссъ Диксонъ.

— Они живутъ здѣсь, сэръ, — повторила она:- но самъ онъ еще не вставалъ. Вчера поздно очень вернулся. Вамъ вѣрно угодно съ бариномъ переговорить, — добавила она. — Если прикажете, и доложу сейчасъ мистриссъ Диксомъ.

— Я васъ спрашиваю, дома ли мистриссъ, а не мистеръ Диксонъ, — возразилъ Гэй:- доложите ей, что сэръ Гэй Морвиль желалъ бы съ нею переговорить.

Горничная присѣла, побѣжала доложить и чрезъ минуту вернулась съ отвѣтомъ, что барыня очень рада, просятъ пожаловать. Она повела его чрезъ темный корридоръ, по темной же лѣстницѣ, прямо въ грязную, маленькую пріемную; полъ комнаты былъ покрытъ грубымъ ковромъ съ зелеными и малиновыми полосами; тамъ, вмѣсто всякой мебели, стоялъ волосяной диванъ, на каминѣ красовались какія-то бумажныя украшенія, а въ воздухѣ царствовалъ запахъ сигаръ и водки. По всему было замѣтно, что хозяева готовились къ завтраку, но Гэя встрѣтила только маленькая дѣвочка, лѣтъ семи, одѣтая въ траурное, поношенное платье.

Блѣдное, болѣзненное личико ребенка отличалось большими темно-синими, кроткими глазами; густые, бѣлые, какъ ленъ, локоны обрамляли худенькую шею и плечи дѣвочки. Голосъ у нея былъ слабый, робкій, но чрезвычайно пріятный.

— Мама сейчасъ выйдетъ, — сказала она Гэю: — извините ее пожалуйста.

Проговоривь эти двѣ фразы, она хотѣла уже на цыпочкахъ ускользнуть изъ комнаты, пока горничная не успѣла запереть за собою двери, но Гэй протянулъ ей руку, сѣлъ на диванъ и сказалъ:

— Не уходи, моя крошка. Развѣ ты не хочешь познакомиться съ своимъ кузеномъ Гэемъ?

Ласковая улыбка, кроткій взглядъ и голосъ всегда притягиваютъ дѣтей къ ихъ собесѣдникамъ. Дѣвочка тотчасъ же подошла къ нему и положила свою ручку на ладонь Гэя. Онъ тихо погладилъ ея густые, кудрявые волосы и спросилъ:

— Какъ тебя зовутъ?

— Маріанной, — отвѣчала она.

Это было имя покойной его матери. По описаніямъ, сдѣланнымъ Диксономъ, малютка была очень похожа на умершую мистриссъ Морвиль. Гэй прижалъ ее ближе къ себѣ, взялъ ее за холодную руку, и спросилъ:

— Нравится ли ей С.-Мильдредъ?

— Конечно, — сказала она. — Тутъ лучше, чѣмъ въ въ Лондонѣ. У меня здѣсь цвѣты есть.

И она съ гордостью показала ему букетъ самыхъ простыхъ полевыхъ цвѣтовъ. Гэй полюбовался ими, а дѣвочка, сдѣлавшаяся смѣлѣе, начала разсказывать, какія у нихъ тутъ высокія, высокія горы, и какіе пестрые камешки на горахъ; но дверь отворилась, и вошла мистриссъ Диксонъ, а за нею слѣдомъ Буянъ.

Маріанна испугалась пуделя и крикнула. Мать начала ее бранить; Гэй старался успокоить и кончилось тѣмъ, что Буяна заставили подать ей лапу. Дѣвочка робко погладила его по шеѣ и черезъ минуту собака и дитя сидѣли рядомъ на полу, и Маріанна храбро гладила Буяна и даже теребила его слегка за уши. Мистриссъ Диксонъ оказалась высокой, плечистой женщиной, съ очень плебейской наружностью и обращеніемъ. Гэй понялъ теперь ясно, почему дядя неохотно приглашалъ его къ себѣ на квартиру; ему было совѣстно имѣть такую жену послѣ того, какъ его красавица сестра попала за лорда. Мистриссъ Диксонъ не поцеремонилась при дочери и начала горько жаловаться на мужа, сваливая на него всѣ ихъ несчастія и бѣдность.

— Я бы ужъ о себѣ не стала толковать, — говорила она рѣзкимъ голосомъ: — мнѣ дѣвчонку жаль. Вы только поглядите, до чего ее довелъ отецъ! Вѣдь она у насъ послѣдняя, да и та, пожалуй, долго не протянетъ.

Такъ какъ мужъ ея получилъ нѣсколько приглашеній на цѣлый рядъ концертовъ въ здѣшнемъ околодкѣ, мистриссъ Диксонъ рѣшилась проводить его до С.-Мильдреда, въ той надеждѣ, что деревенскій воздухъ оживить Маріанну, которая отъ лондонскаго, спертаго воздуха начала чахнуть, какъ бывало чахли всѣ умершія ихъ дѣти.

Мистеръ Диксонъ видно радъ былъ вырваться изъ-подъ строгаго надзора жены; ему сильно хотѣлось покутить порядкомъ во время скачекъ, и онъ съ большимъ ропотомъ согласился на то, чтобы жена и дечь сопровождали его.

— Вотъ онъ какой, — добавила несчастная женщина. — Своему родному дѣтищу пожалѣлъ денегъ на леченье. Вѣдь на силу согласился насъ взять съ собой! За то я тутъ зорко за нимъ наблюдала, не нонимаю, какимъ образомъ онъ выскользнулъ у меня изъ рукъ. Сталъ кутить по ночамъ. Вчера проигрался, хотѣлъ отыгрываться, напился пьянъ, и теперь хоть дома, но въ такомъ положеніи, что я едва ли смѣю представить его вамъ.

Гэй предпочелъ покончить дѣло съ ней одной, а мужа не будить. Ее немного разочаровала сумма 30 ф., которую Гэй обѣщалъ ей выдать; она ожидала, кажется, болѣе значительной помощи, но, какъ женщина съ сильнымъ характеромъ, она покорилась невозможности получить много и рѣшилась посредствомъ этихъ денегъ удовлетворить самые крайнія долги.

— Нужно только постараться скрыть отъ нашихъ кредиторовъ, — говорила мистриссъ Диксонъ: — что мужъ играетъ. Покуда это хранится въ тайнѣ, мы не пропадемъ. Завтра, онъ ѣдетъ на музыкальный митингъ въ сосѣдній городъ, ему тамъ нужно прилично себя держать, и потому я на эти дни спокойна: онъ не закутитъ.

Гэй передалъ ей чэкъ, подписанный мистеромъ Эдмонстономъ, и, для большей вѣрности, собственноручно сдѣлалъ на немъ надпись: съ передачею Джону Уайту, которому Диксонъ проигралъ эту сумму. Поговоривъ еще немного съ хозяйкой дома, Гэй простился съ ней и съ Маріанной, которая во все время разговора его съ матерью сидѣла съ Буяномъ на полу, опустивъ скромно глаза, такъ что со стороны никакъ нельзя было угадать, слушаетъ она ихъ или нѣтъ. Когда Гэй нагнулся, чтобы поцѣловать ее передъ уходомъ, дѣвочка пристально взглянула ему въ лицо и подала ему маленькій блестящій кусочекъ висмута, одно изъ ея сокровищъ, поднятыхъ по дорогѣ въ С.-Мильдредъ.

— Ты эту дрянь даешь сэръ Гэю? спросила мать: — но, вѣдь ему, дитя, не нужны твои камешки, они для тебя только могутъ быть дороги.

— Ты мнѣ хочешь подарить этотъ камешекъ? сказалъ Гэй.

И дѣвочка, опустивъ голову, вся пунцовая, прошептала едва слышнымъ голосомъ:

— Да-съ!

— Благодарю, душа моя, камешекъ прекрасный, я его спрячу на память отъ тебя, — отвѣчалъ Гэй съ улыбкой, и дѣйствительно онъ спряталъ ея подарокъ въ карманъ жилета, нѣжно поцѣловалъ ее и вышелъ.

Маріанна пришла въ восторгъ, что угодила гостю, но мать повторила снова. что онъ кинетъ ея дрянь за первый заборъ. Ровно въ 11 часовъ Гэй былъ уже дома и, запершись вмѣстѣ съ мистеромъ Уэльвудомъ, протолковалъ съ нимъ вплоть до обѣда, пока прочіе ученики отправились на скачку. Послѣ пройденныхъ 20 миль пѣшкомъ, Гэю было не до нея. Его сильно заинтересовалъ планъ миссъ Уэльвудъ, которой очень хотѣлось устроить въ С.-Мильдредѣ общину изъ нѣсколькихъ дамъ (въ томъ числѣ она считала себя и сестру), чтобы подъ ихъ руководствомъ и личнымъ управленіемъ основать родъ школы для дѣтей, а при ней больницу. Принявшись съ энергіей за дѣло благотворительности, миссъ Уэльвудъ не отступала ни предъ какимъ препятствіемъ; она смѣло боролась со злобою, съ невѣжествомъ и даже съ развратомъ людей, желая достичь одной цѣли — добра; но недостатокъ матеріальныхъ средствъ положилъ предѣлъ ея филантропическимъ замысламъ. У нея не хватало денегъ для осуществленія плана объ устройствѣ школы. Мистеръ Уэльвудъ передалъ все это Гэю отрывками изъ собственныхъ заключеній и со словъ своихъ родственницъ. Гэй спросилъ, сколько имъ нужно денегъ на все это.