Этот визит начался с обычного звонка по спутниковому телефону.
«Аннаджм, я тут недалеко от вашего участка, и подумал: мы давно не виделись».
«Гарри, друг мой, я буду рад, если вы заглянете на обед. У меня новая супер-яхта».
«Я вижу, Аннаджм. С высоты птичьего полета она смотрится потрясающе».
«Гарри. Вы сказали: с высоты птичьего полета?»
«Да. Я на дельтаплане, в двух милях к югу от вас»
«О! Так приводняйтесь здесь! Я прикажу слугам, чтоб сейчас же накрыли стол».
Оманский микро-финансовый воротила был рад возможности похвастаться недавно купленной супер-яхтой. Он усадил гостя за модельный дубовый стол в просторном обеденном зале с «двойным светом» (доставляемым комбинацией широкого окна и прозрачного потолка), и вдохновенно хвастался примерно час. Потом, по правилам хорошего тона, гостю было предложено тоже похвастаться. Нургази долил гостю еще немного чудесно-ароматного чая, и полюбопытствовал:
— Друг мой, как идет ваш бизнес с круизными яхтами — мини-сейнерами?
— Отлично! — Гарри Лессер нарисовал пальцем на столе восклицательный знак, — Здесь, в треугольнике Мадагаскар — Сейшелы — Маврикий, круизный туристический рынок стал подогреваться слухами о магии и алмазах, о древних цивилизациях и инопланетянах. Я прогнозирую невиданный бум. Мой портфель заказов вырос за неделю в полтора раза.
— О! — произнес Нургази, поднял чашку, и покрутил в руке так, чтобы блики играли на фарфоре, — Хорошо, что ваш бизнес идет удачно. У вас талант. Но не одним бизнесом должен жить человек. Нужна семья, и такая, чтобы уважала и ценила вас.
— Я помню, — Гарри пошевелил пальцами в воздухе, — мы уже как-то раз обсуждали это.
— Да, — подтвердил Нургази, — мы это обсуждали втроем с нашим другом Иоганном. Как печально, что его больше нет. И, сейчас я понимаю то, что вы, Гарри, сказали тогда. В западной семье нет того, что нужно мужчине. Нет уважения и послушания. Возможно, поэтому вы не хотите создавать семью. Но в исламе все иначе, вы знаете?
— Да, Аннаджм, я читал об этом, но я не религиозен.
Оманский микро-кредитный воротила хитро прищурился.
— Ох, друг мой! Дело не в религии, а в том, что жена должна слушаться своего мужа.
— Минутку, Аннаджм, я не уловил логику. Сначала вы сказали: «в исламе все иначе», а дальше вы сказали: «дело не в религии».
— Я вам сейчас объясню, почему тут нет противоречия! — уверенным тоном пообещал Нургази, и занялся своим хобби — мусульманским миссионерством. Как и следовало ожидать, оманский воротила микро-кредитов предположил молодому янки погостить денек-другой на «Тарасконе» (нарисовав перспективы замечательного рекреационного дайвинга в коралловых лесах, характерных для этой части плато). И, Гарри, поспорив немного для вида, затем согласился. Вот и будущее алиби…
Вход корабля длиной километр и шириной полкилометра в полностью исследованный фарватер шириной почти что в милю — несложная задача для грамотного экипажа. Но, капитан Карстен Вулфинсон (главный ходовой офицер «Либертатора») считал своей обязанностью присутствовать на мостике все время маневра — от входа в канал и до получения рапорта «судно штатно стоит на якорях». Ходовой мостик, размещенный на бывшем супер-лайнере (который сейчас являлся центральным из пяти корпусов гипер-лайнера «Либертатор»), представлял собой просторный компьютерный зал на высоте, соответствующей стандартному 10-этажному дому. Круговое остекление давало здесь панорамный обзор, а локатор обеспечивал отображение картины дна на мониторы.
Сейчас, когда солнце висело в середине почти безоблачного неба, можно было вести «Либертатор» просто по визуальным ориентирам. Вот фарватер — полоса ярко-синей глубокой воды. А вот мелководные коралловые поля по бокам. Над ними вода кажется бледной зеленовато-лазурной. На воде над полями — плавучие пристани-терминалы, и рабочие платформы с производственными и бытовыми блоками. А еще — красно-белые «мухоморы»: буи, отмечающие позиции подводных объектов. На пределе видимости можно было различить блестящие шпили-ретрансляторы радиосвязи над точками, где размещались плавучие подводные АЭС. Проект «Футуриф» выглядел красиво…
«Либертатор» полз со скоростью пешехода — до намеченной позиции якорной стоянки оставалось пройти около двух миль, когда внезапно по полу прошла короткая дрожь, сопровождаемая тяжелым металлическим гулом. В тот же миг на экранах мониторов вспыхнули тревожные красные рамки с предупреждениями:
* Нарушение целостности центрального корпуса ниже ватерлинии.
* Забортная вода в трюме. Забортная вода на палубах 16, 15.
* Напряжение несущих конструкций общей навесной палубы превысило расчетное.
* Аварийный выброс пара из первого контура ядерных энергоблоков A, B, C, D.
* Аварийное отключение главных генераторов, переход на резервное питание.
* Радиационная опасность на борту.
Вулфинсон, несмотря на свой почти 20-летний капитанский стаж, растерялся. И будет несправедливо поставить ему это в вину. Полбеды, что аварийная ситуация возникла неожиданно и, будто бы, «на пустом месте» — на то она и аварийная. Но, эта ситуация развивалась абсолютно необъяснимым образом. Если что-то случилось с центральным корпусом (первая версия: столкновение с незамеченным подводным препятствием), то почему это привело к авариям на ядерных энергоблоках? Ведь энергоблоки находятся далеко позади центрального корпуса, в правом и левом хвостовых корпусах (в бывших атомных авианосцах). Столкновение центрального корпуса с каким-то неопознанным препятствием было вовсе не такой силы, чтобы сместить с фундаментов машины двух хвостовых корпусов за счет передачи удара по несущим конструкциям общей палубы.
Так или иначе, следовало отдать стандартные команды для критической ситуации — он выполнил это железное правило и, убедившись, что все офицеры приступили к работе, согласно регламенту аварийно-спасательных процедур, вернулся к анализу ситуации.
Лихорадочно пытаясь построить в уме хоть какую-то версию происходящего, капитан Вулфинсон, под аккомпанемент бьющего по нервам прерывистого гудения аварийной сирены, смотрел на монитор, отображающий поступление забортной воды в корпус. В практике капитана были инциденты с пробоинами, а о крупных инцидентах он, как и каждый квалифицированный командир корабля, хорошо знал из экспертного анализа в литературе. Так вот: в гражданской практике ни разу не встречалось таких разрушений подводной части корпуса, чтобы забортная вода поднималась со скоростью дециметр в секунду. Такое возможно при подрыве на мощной морской мине, либо при попадании торпеды, когда корпус переламывается от взрыва, но здесь корпус, вроде бы, цел…
…Или нет? Капитан быстро перешел к соседнему монитору, на котором отображалось тензометрическое состояние ключевых точек силового каркаса, и… Почувствовал, как волосы шевелятся на голове. Для картинки на мониторе могла быть лишь одна простая интерпретация: центральный корпус ПОТЕРЯЛ ДНИЩЕ. Как если бы это была просто консервная банка, у которой стремительно и ловко вырезали нижнюю крышку. Очень непросто было принять такую версию — но она объясняла и скорость подъема воды в корпусе (точнее — скорость погружения корпуса в воду), и то, что эта скорость сейчас начала замедляться. Центральный корпус, утративший плавучесть, повисал на мощных стальных профилях навесной палубы. От дальнейшего погружения его удерживали два корпуса-авианосца сзади и два корпуса-парома спереди. Получался прямоугольник, в вершинах которого — поплавки, а на скрещении диагоналей — груз. Чтобы удержать всю конструкцию недостаточно суммарной плавучести авианосцев и паромов. Надо как-то сохранить еще примерно 20 процентов собственной плавучести центрального корпуса.