…Но сейчас речь у них шла вовсе не о пустяках.

— Гюнтер, мне страшно, — прошептала она, — что, если мы допустили большую ошибку, связавшись с этим гипер-лайнером?

— Вот, бояться не надо, хорошая моя, — он тихо и нежно провел ладонью по ее мокрой блестящей спине, — посуди сама: если мы решим, что затея с гипер-лайнером слишком ненадежна, то вытащим из этого бизнеса наши деньги с хорошим привесом.

— Милый мой, ты уверен? — Рената обеспокоено заглянула в его глаза.

— Да, конечно, это очень просто. Я только вчера смотрел, как развивается спор вокруг пакета акций, принадлежавшего Вилворту, голландскому цветочнику.

— И?.. — нетерпеливо спросила она.

— И, — сказал Гюнтер, — там фигурировала цена 56 миллионов долларов за акцию. Это предположение эпрайсеров, работающих с трастовым управляющим и, конечно, они завышают. Но, ясно, что цена сильно выросла от исходных 4 миллионов за акцию.

— Может и так, — отозвалась Рената, продолжая сомневаться, — но ведь эти акции нельзя продать через биржу. По уставу, их могут выкупить только оставшиеся акционеры.

— Да, моя хорошая, ты как обычно, права. Продать их нельзя, однако их можно сделать залогом по ломбардному кредиту. Если даже акция стоит не 56 миллионов, а вдесятеро меньше: 5.6 миллионов, то при рисковом коэффициенте три четверти можно заложить акцию за 4.2 миллиона. С двух акций мы получим 400 тысяч долларов дохода. Это гораздо больше, чем мы получили бы на полугодичных облигациях или депозитах.

— Отличная идея! — заявила она, и скользнула в воду, потянув его за руку за собой.

Плюх! Плюх!

— Маленькая черепашка! — крикнул он, вынырнув, — Покатать тебя на спине?

— Да! — весело отозвалась Рената, — Только давай сначала еще немножко поговорим.

— Давай. Если тебя что-то беспокоит, то расскажи. Надо все обсудить, иначе ты будешь грустить, а я расстроюсь. Ведь это ужасно, когда ты грустишь.

— Мальчишка, — ласково шепнула она, — ладно, давай действительно обсудим все. Меня беспокоит, что мы говорим совсем не о том, о чем полгода назад, когда решили купить четырехместные апартаменты в этом круизе non-stop. Мы ведь тогда думали не о том, сколько будут стоить акции «Гипер-Лайнера», а о нашем будущем.

— До Апокалипсиса — 5000 дней, — процитировал Гюнтер в ответ, — Как жить нам, нашим детям, нашим внукам и правнукам? Наш проект — это футуристический мир…

— Вот-вот, — подтвердила Рената, — мы говорили, что через год Хорсту идти в школу, а в фатерлянде все это как-то неоптимистично выглядит. Толпы черномазых мигрантов и наркоманов, еще неофашисты и антиглобалисты. Скоро будет непонятно, как ребенка выпускать из дома на улицу, и рядом с кем он окажется в школьном классе. К тому же, разговоры о новой войне за передел чего-то там… Помнишь, мы все это обсуждали?

Рената продолжила после паузы.

… - Так вот, я уверена теперь, что даже если правы ученые, на которых администрация ссылается в рекламном проспекте. Этот Нобелевский клуб…

— Да, я помню, — отозвался Гюнтер.

— Так вот, — продолжила она, — даже если они правы, и если через 15 лет случится что-то наподобие апокалипсиса, даже в этом случае мы зря связались с «Либертатором».

— Кажется, — произнес он, — ты узнала или увидела больше, чем я. Расскажи.

— Думаю, — ответила она, — что мы с тобой видели примерно одно и то же, только я еще заглянула в школу, и переговорила с некоторыми учителями. Ты в курсе, как устроено школьное образование на «Либертаторе»?

— Ну, я полагаю, что обыкновенно, как в любом благополучном городке с несколькими тысячами жителей, в котором принят английский язык и вальдорфская педагогика. Мы знали это заранее, правда?

— Что мы знали, милый?

— Мы знали, — пояснил Гюнтер, — что школа здесь будет, в основном, для коллективных детских игр, навыков общения, музыки, и общего развития. А учиться детям надо дома. Собственно, мы с тобой для этого купили целую пачку дисков «домашнее обучение — опережающая альтернатива школе: практический курс для детей и родителей».

— О! Милый! Ты запомнил название дословно! Впечатляет! Но не все так просто. Тебе известно, сколько здесь, на «Либертаторе» школ и сколько детей школьного возраста?

Гюнтер задумался на несколько секунд, а затем ответил:

— Школьников — от пятисот до тысячи, надо полагать. А школ — девять, правильно?

— Правильно, — подтвердила Рената, — теперь уточним. Одна школа — для детей «золотой сотни», мультимиллиардеров. Две — для потомства миллиардеров. Три — для детей тех деятелей, которые считаются приближенными миллиардеров. А четыре — для бедноты, которая обитает не на центральном корпусе «люкс», а на двух передних «бюджетных» корпусах. Это получается естественно: чтобы детям было ближе ходить в свою школу.

— К чертям такую естественность! — возмутился Гюнтер.

— Это твое мнение, милый, — ответила Рената, — а есть мнение ученых. Они разработали школьную программу с учетом скорого апокалипсиса. Ученые решили, что детей надо готовить к жизни в новом мире. А новый мир будет построен строго пирамидально. И, разумеется, мы, с нашим финансовым состоянием, очень скромным, по меркам гипер-лайнера, находимся в нижнем ярусе пирамиды. Ниже нас здесь только рабы, в смысле: матросы и младшие офицеры. На одном уровне с нами — прислуга миллиардеров. Там преимущественно индусы, пакистанцы, индонезийцы, иранцы, турки, арабы…

— …Тысяча чертей! — буркнул он.

— О! Я вижу, милый, что тебе не нравится такая социальная пирамида.

Прежде чем ответить, Гюнтер снова выбрался на островок. И огляделся. Рената тут же отреагировала.

— Ты тоже опасаешься, что нас кто-то подслушивает?

— Да, мне бы не хотелось, чтобы кто-то слышал. Теперь скажи: я правильно понял, что администрация гипер-лайнера решила привязать нас и детей к сектантской идеологии, построенной вокруг апокалипсиса, в который верят здешние придворные ученые?

— Точно! — объявила Рената, — Я подумала именно так, и словечко «придворные» также пришло мне в голову. Ты знаешь о Совете тетрархов?

— Зараза! — буркнул Гюнтер, — Это уже выходит за рамки ролевой игры для взрослых!

— Вот именно, Гюнтер. Точнее тут не скажешь. Зараза. Это не Ноев Ковчег, а плавучий лепрозорий. Я думаю: нам лучше убираться отсюда, а потом, по возможности, спасать вложенные деньги. Именно в такой последовательности.

— Значит, так, — сказал он, — по программе, через неделю у «Либертатора» стоянка около острова Реюньон. Там отличный аэропорт. Я зарезервирую четыре билета в Париж.

Рената выбралась на островок рядом с ним, потерлась щекой о его плечо и сообщила:

— Я тебя много за что люблю. Например, за то, что ты читаешь мои лучшие мысли.

— Хочешь, я прочту еще одну? — спросил Гюнтер.

— Попробуй, это интересно.

— Мне кажется, — продолжил он, — ты сейчас думаешь: не обратиться ли к той бешеной девушке с пиццей, которую наняла Линда Вилворт?

— Ты ужас, какой хитрый, — прокомментировала Рената, — да, я как раз думаю об этом, и гадаю: берет ли эта девушка заказы на стороне, или работает лишь на одного клиента?

— Это проблема, — согласился Гюнтер, — я читал, что у юристов мафии правило: никаких посторонних клиентов. Кроме того, как-то не хочется бросаться в объятия мафии. Это серьезный риск. Но если просто познакомиться и поговорить с фрау Оффенбах.

— Да, милый, я тоже думаю: когда мы прилетим в Европу, надо просто познакомиться.

Была замечательно-ясная и тихая лунная ночь. 16-метровый мини-траулер SFS-80 едва заметно покачивался на слабой волне. На полузакрытом мостике бдительно нес вахту сомалийский (скажем так) пролетарий по имени Дауд, одетый в полотняные штаны и безрукавку, и вооруженный автоматом Калашникова китайского производства. Его не волновали сказочные красоты коралловых островков, виднеющихся вдали, как черные неподвижные пятнышки на поверхности воды, загадочно серебрящейся в призрачном потоке лунного света. Для Дауда все это было привычно и скучно. Он иногда зевал, и прикладывался к огромной кружке крепчайшего кофе, думая о том, что бвана Гарри, конечно, строгий человек, но не жадина. Кормит хорошо, и кофе разрешает брать без ограничений. И даже денег дал — премия. Жаль, купить на эти деньги пока нечего: ведь вокруг только океан с коралловыми полями. Над водой — коралловые рифы и песчаные отмели, а из кораблей вокруг — только баржи с кубиками-надстройками желтого цвета, с картинками: черный трехлопастной гребной винт: «радиационная опасность». А что под водой — лучше не думать. Бвана сказал: люди с оливковой кожей строят город. Но, кому нужен город под водой? Рыбам, что ли? И кто эти люди с оливковой кожей?..