Изменить стиль страницы

— Слушай, Сван, а почему ты и Елена не послали все это в жопу, узнав, что там эмир?

— Ты думаешь, надо было послать? — спросила Елена.

— Сама не знаю, блин… — тут эскимоска выразительно пожала плечами, — …С одной-то стороны, ясно, что если эмир, то аристократ и исламист. Гадина в квадрате. А с другой стороны, он в своем эмирате вроде что-то реформирует в человеческую сторону.

— Интересное кино… — Елена насторожилась, — …А ты была в этом эмирате?

— Была. Вчера утром я прилетела туда с Футурифа, а сегодня привезла эмира сюда в два прыжка, на учебно-боевом суперсонике.

— Ну, вообще… — Сван Хирд почесал пятерней свою шевелюру, — …Расскажешь, что там?

— Да, хотя, я мало что видела, — сказала Тиктак, и четко, сжато начала излагать историю своего визита в эмират Эль-Обейда.

А на сампане в это же самое время продолжался семинар по VIP-маркетингу.

Эрл-Гарри повернул ноутбук так, чтобы остальным двум участникам было тоже удобно смотреть, и произнес:

— Идея этого парня-рокера просто блестящая. И не только потому, что эффект маятника влияет на доверие покупателей, но и потому, что можно сделать проект «Астростат» не таким безумным на вид. Никто еще не строил аэростаты в милю поперечником.

— Гарри, какая разница? — иронично отозвался эмир, — Ведь у наших клиентов нет ума, и совершенно не важна степень безумия проекта. Они смотрят названия подрядчиков и экспертов. Разработка «Dark Sky Station» не взята нами с потолка, а получена у NASA-DARPA, вместе с экспертизой, и есть подрядчики «Aerospace United» и «Lockheed». Они обладают политической и финансовой репутацией. Ты сам говорил: «Dark Sky Station» разработан в 2004 году, а в 2011 показан малый прототип. Если за оговоренные 3 года подрядчики построят не то, о чем мечтали VIP-инвесторы, то это не наши проблемы.

— Али, я вовсе не предлагаю отказаться от проекта «Dark Sky Station», но ждать 3 года, скучно. Я предлагаю параллельно раскручивать проект Свана.

— Перпендикулярно! — возразила Кэтти, — Надо раскручивать его перпендикулярно!

Эмир выразительно приложил ладонь к уху и громко прошептал:

— Честная свободная конкуренция?

— Да, черт возьми! — таким же громким шепотом подтвердила Кэтти Бейкер.

— Ты права, — сказал ей Эрл-Гарри, — честная конкуренция. Проблема лишь в том, что цена семейной суборбитальной яхты может оказаться чертовски высокой даже по меркам VIP. Графеновая пленка недешева. Хотя, Али лучше ориентируется в этих ценах.

— Да, Гарри, — ответил эмир, — цена графеновой пленки, как и цена работы с ней, крайне высока. Но, если мы взглянем на проблему шире, то увидим: графен не нужен. Можно применять полиэфир, который гораздо дешевле. У графена только одна роль: показать сингапурский шар «астростат», тот прототип, для которого мировая наука подтвердит настоящую космическую высоту 80 км. А для потребителя сойдет 80 тысяч футов.

— 80 тысяч футов? — удивился Эрл-Гарри, — Это всего 24 километра.

— Всего? — переспросил эмир, — Вот уж нет. Сегодня днем я был на 22 километрах. Это прекрасно! Ни один из наших VIP-клиентов не отличит это от космоса. За клиентов из соседних эмиратов я ручаюсь, поскольку лично знаком. Но начать кампанию лучше в Швейцарии, в кантоне Граубюнден, и немедленно, поскольку уже идет сезон.

На несколько секунд наступила тишина, после чего Кэтти Бейкер спросила:

— Ты про горнолыжный сезон в Сент-Морице?

— Да, — эмир кивнул, — про Сент-Мориц тоже. Но, прежде всего, про Давос. Всемирный Экономический Форум начнется через декаду, и гости понемногу начали собираться.

— Черт, я даже не подумала об этом, — призналась она.

— Я тоже, — сказал Эрл-Гарри, — а это непревзойденное скопище сверхбогатых идиотов и главное, коррумпированных консультантов при идиотах. Лишь одно меня беспокоит.

— Что именно? — спросил эмир.

— То, — ответил молодой бизнесмен-янки, — что организаторы проекта «Либертатор v1.0» начинали раскручивать это тоже в Граубюндене.

— Да, — эмир снова кивнул, — и это прекрасно! В программу ВЭФ в этом году включены мероприятия в память Петера Раттенкопфа и его семьи, которые трагически погибли в апреле на «Либертаторе». Это хороший повод, заявить, что мы продолжим его дело. Я полагаю, что такое трогательное и смелое заявление на Форуме будет сразу встречено аплодисментами… Если сколько-то заплатить клеркам из оргкомитета.

— Кто полетит в Давос и будет делать заявление? — прямо спросил Эрл-Гарри.

— Я, — ответил Ар-Фаджи, — у меня прекрасный повод. Мой предшественник погиб на «Либертаторе». И нужен демонстрационный дирижабль-яхта. Я знаю, где его взять, но требуется посредничество Кэтти, чтобы поговорить с Массимо Соррентино.

— Я знаю дона Массимо, — подтвердила карибская мулатка-шкипер, — а что от него надо?

— Одну летающую сферу, — сказал эмир, — это 20-метровый рекламный дирижабль фирмы компании «Пицца — Сорренто». Я видел его на Гран-при «Формула-1» в эмирате Абу-Даби. И эта штука сейчас пылится там, в Абу-Даби, в ангаре авто-команды «Ermini».

— Все ясно, — сказала Кэтти, — я поговорю с доном Массимо. Это не проблема. Но мне не совсем понятна твоя идея, и смущает, что дирижабль-яхта будет с рисунком пиццы.

— Нет, — эмир махнул рукой, — я уже интересовался. На этом дирижабле нет рисунка, он просто серебристый. Рисунок создается как голограмма, подвесным лазерным блоком, который можно снять и поставить модуль для экипажа, что-нибудь вроде мини-яхты.

Это же время. Посиделки на валунах у берега. Теперь уже под звездным небом.

Тиктак завершила рассказ о специфике эмирата и эмира Эль-Обейда, и подвела итог:

— По-своему, он прогрессист, но только по-своему. Разговоры про инновации для блага народа — это просто PR. Вранье, как у всех политиков.

— Как у всех, — эхом отозвалась Елена, — надо ли послать к черту всех политиков? Или же послать к черту именно эмира Али, который не только политик, а еще и мусульманин?

— Я же говорю: философия, — проворчала гренландская эскимоска.

— В философии говорят так, — произнес Сван Хирд, — невозможно приготовить омлет, не разбив яйцо. Если мы чего-то делаем в этой жизни, а не сидим в пещере, как йоги, то, с неизбежностью пачкаем руки и ведем дела с разной сволочью.

— Но не с любой сволочью, — возразила Елена.

— Да! — гало-рок музыкант кивнул, — Тут-то и начинается философия этики. Я вообще-то недавно философ, и более-менее понимаю только учение об этике последствий. Оно не слишком заумное. Короче: поступок правильный, если последствия хорошие. Если мы применим это к играм с эмиром Али, то последствия, вроде хорошие. Прикиньте: если очередная порция плутократов и меценатов влипнет в еще один гипер-лайнер. Ну?

— Вроде, да, — неохотно согласилась Тиктак, — но, эмир Али сделает себе PR на этом, и у продажных телеведущих будет новый повод для пропаганды, что ислам — это хорошо.

— А без этого они не найдут повод? — иронично спросила Елена.

Гренландская эскимоска пожала плечами.

— Они найдут и без этого. Но, чем больше наших людей идут на такие компромиссы со всякими эмирами и шейхами, тем больше тряпкоголовой дряни появляется в Европе.

— Ты часто бываешь в Европе? — спросил Сван.

— Нет, — она покрутила головой, — я бываю в Исландии и на Ньюфаундленде в Канаде. А Европа далеко, и делать мне там нечего. Вот, только летом в начале этого контракта, я болталась в Копенгагене, пока тесты, бумажки, подтверждение квалификации…

— Вот! — Сван поднял палец к звездному небу, — Значит, ты не в курсе, почему в Европу наползают тряпкоголовые. Дело не в компромиссах обычных людей, а в политической доктрине. На этом завязан весь большой бизнес, вся будто бы демократическая власть. Политики специально тащат тряпкоголовых в Западную Европу, чтобы окунать людей мордой в дерьмо. Это такая политтехнология, чтобы люди не стали слишком умными, свободными, и хорошо понимающими, что к чему.