Конечно же, Елену не привлекала идея помочь профессору Хоффу в его персональной генетической экспансии, и получить афро-китайский джип в подарок, но… Просто, так получилось, что в один романтический вечер, в какой-то почти первобытной деревне у слияния двух бурных горных ручьев под кронами леса, Елена вдруг ощутила флюиды сексуальной привлекательности Рори, а Рори ощутил, что она ощутила… И вот.

В ту ночь яркая луна была похожа на серебряную тарелку с эстетически-безупречными узорами благородной черной коррозии. И в следующую ночь тоже. И в следующую. По традиции европейской лирики, все эротические похождения можно смело списывать на магическое влияние естественного спутника нашей планеты. Этот уголок Африки (как и некоторые другие уголки Черного Континента, еще не порченные цивилизацией, но уже обладающие некоторым полицейским мониторингом безопасности) был чудесно хорош сочетанием природного тепла, чистой воды и отсутствия общепринятых приличий. Это побуждало к яркому самовыражению на деревенских плясках, и к смелым сексуальным экспериментам — после плясок (например, у ручья, на брезентовой крыше грузовика).

Надо признать, что профессору Хоффу, как мужчине в «биофизическом смысле» было далеко (например) до Олафа Тюрборга — рыцаря неба. Но если глядеть на тему шире, и помнить, что механика аритмично-циклических и возвратно-поступательных движений составляет лишь один из секторов источника, питающего сексуальные эмоции, то…

…То все резко менялось. С рыцарем Олафом было классно. С викингом Сваном — тоже классно. Но, когда Елена была с Рори Хоффом, то это оказывалось настолько уютно и интересно, что она чувствовала риск влюбиться в этого 45-летнего трек-бура. Рори, по каким-то тайным признакам, угадал это, и, будто между прочим, предложил:

«Если тебе надоест шум городов, и захочется уюта и детишек, то переезжай ко мне».

«В качестве кого?», — иронично спросила она.

«В качестве себя», — ответил Хофф.

Елена не удержалась и съехидничала:

«А ты мне подаришь джип пиратской сборки на рождение малыша?».

«Джип, — сказал он, — это просто утилитарный транспорт. Конечно, я подарю, чтобы не ломать хорошую традицию. Но, ты сама подаришь себе гораздо больше».

«Я сама? — удивилась она, — И что же я себе подарю?».

«Ты подаришь себе время».

Это был сильный аргумент. В ту ночь, и еще много раз, Елена думала о том, на какую скучную чепуху она тратит целые полновесные порции своего времени. Она думала о сотнях таких чудесных ночей под серебряной луной, среди чуть слышно шелестящих листьев, у звонкого горного ручья, о сотнях вечеров с дикой захватывающей радостью первобытных плясок на пружинящей глине в кольцевых поселках-краалях, и о сотнях солнечных дней, наполненных множеством замечательных человеческих событий…

…Но, у нее не получалось мысленно совместить все это со своей жизнью, поэтому она отставила эту идею в сторону. По крайней мере — пока.

Еще через несколько дней Елена в сопровождении Хоффа и (на всякий случай) пятерки вооруженных коммандос, смотрела крокодилов в национальном парке Мкхайа. Там, в жаркий полдень, за чайным столиком под навесом, зашел разговор об акваноидах. Если проследить цепочку разговора, то все началось с крокодилов, и их сходства с высшими динозаврами (а парка Мкхайа — с Парком Юрского Периода). От этого был один шаг до загадочных троодонов, а дальше — до гипотетических Dino Sapiens — троолемов.

«Рори, — спросила Елена, — а есть ли хоть капля правды в модной теме о высокоразвитой цивилизации динозавров, существовавшей на Земле 70 миллионов лет назад?».

«Апокалипсис, — ответил профессор Хофф, — это политический брэнд, а в политике нет правды по определению. Не делай такие удивленные глаза. Тема разумных динозавров накрепко связана с Юкатанским астероидом, с катастрофой, возможно, уничтожившей динозавров. Под этим брэндом политиканы производят мегатонны вранья о признаках будущего апокалипсиса — распад озонового слоя от фреонов, глобальное потепление от выброса парниковых газов, кризис энергетики, продовольствия, экологии, и морали».

«При чем тут мораль?», — удивилась Елена.

«А при чем тут фреоны и при чем тут парниковые газы? — иронично парировал он, — ты хочешь выделить частное вранье, но оно слишком сильно сцеплено с общим враньем, и невозможно отделить сказки о разумных динозавров от сказок о парниковых газах или морали. Кстати, идея примешать к этому тему акваноидов, чтобы запутать неприятную историю с проектом Ондатра, основана именно на монолитности общего вранья».

Упоминание об акваноидах в таком ключе удивило Елену Оффенбах, даже больше, чем упоминание о морали.

«Рори, кажется, я упустила нить».

«Это потому, что ты смотришь не с того ракурса. Посмотри с позиции истеблишмента, который заказывает сюжеты TV-сериала, призванного создать для обывателя иллюзию реальности. Ведь настоящая реальность ни к черту не годится. Она несправедлива, она аморальна, она лишена политкорректности и идейно-религиозного смысла, она может посеять в мозгах обывателей вопрос: кто у штурвала глобальной политики? Честные и разумные люди, или амбициозные и тупые канцелярские крысы? Непрерывный сериал новостей призван не оставить сомнений в том, что верен первый вариант ответа. Но, в психологии скрыт тонкий юмор: канцелярские крысы начинают верить в свой сериал-иллюзию, ведь он приятнее, чем реальность, он так чутко потакает их амбициям. И вот правда об акваноидах, как о результате эксперимента Ондатра, оказывается вытеснена удачно подброшенной сказкой, псевдонаучной фантастикой с гарниром из библейской чепухи! И канцелярские крысы, вроде бы зная правду, предпочитают верить в сказку».

«Ты это серьезно говоришь?», — спросила Елена.

«Да, — подтвердил Хофф, — посмотри: те же чиновники в США, которые два года назад собрали комиссию по оценке проекта Ондатра, признали итог неудачным, и утвердили негласную продажу материалов в компанию Гипер-Лайнер, теперь собрались снова, и утвердили секретную тему вербовки акваноидов для тех военных целей, ради которых затевался проект Ондатра. Дедушка Фрейд был бы в восторге от такого психоза!».

Елена озадаченно покрутила головой.

«Кажется, я недостаточно информирована, чтобы понять этот анекдот».

«А я сейчас объясню. Военные возлагали большие надежды на эксперимент Ондатра. Процедура открывала блестящие перспективы боевого фридайвинга, и гарантировала абсолютную лояльность бойцов. Так казалось в начале. И по пункту фридайвинга все ожидания оправдались. Но по пункту лояльности — абсолютный провал. Акваноиды оказались непригодны к роли коммандос, поскольку они не видят, за что воевать».

«Рори, я, что-то не поняла».

«А скажи: за три года в UN-force тебе не казалось, что это похоже на абсурд?».

«Мне это часто казалось, и я спорила с собой, но позже поняла: это и был абсурд».

«Итак, — продолжил Хофф, — в твоем сознании могли уживаться политический миф и реальность, хотя одно противоречило другому. Для современного цивилизованного человека такой диссонанс привычен, вся наша культура пронизана этим. С детства мы живем, изображая одно, думая второе, а делая третье. Мы врем друг другу, и успешно изображаем, что верим. Мы играем навязанные нам роли даже наедине с собой. Роли, написанные бездарно и недостоверно. Но, акваноиды не способны так издеваться над собственным мозгом. Заказчики проекта Ондатра не учли этого».

«А на что они рассчитывали?», — поинтересовалась Елена.

«Вероятно, эти канцелярские крысы думали, что у неспособности акваноидов к вранью имеется исключение в части священного вранья, толкующего о моральном долге перед родиной, правительством, или устоями общества. Но, в биокибернетике нет деления на священное и мирское. Соответственно — проект провалился и был закрыт».

«Но, Рори, тогда зачем канцелярские крысы лезут к уже одичавшим акваноидам?».

«Одичавшие акваноиды, — Хофф улыбнулся, — красиво сказано. А на твой вопрос я уже ответил. Канцелярские крысы живут в своем крысином мире из TV-сериала, в котором никогда не было проекта Ондатра, а есть акваноиды — туземцы Маскаренского плато».