Тебе шёл четвертый год, но ты по-прежнему держал карандаш, как резец: крепко зажав в кулаке. Ты писал печатными буквами, но так уверенно и размашисто, с такой скоростью, что за тобой трудно было угнаться. Кто-то из знакомых сказал, что ты пишешь "яростно". В три года ты почти не делал ошибок. В четыре года пользовался почти всеми знаками препинания, особенно любил тире. Когда тебе не хватало слов, – это тебя не смущало, ты тут же изобретал свои собственные словечки…

Мир, в котором ты живешь – многолик и многоголос, все существа и предметы этого мира – одушевлены, каждый из них может рассказать о себе, ибо имеет свой собственный голос, свой язык. Ты в этом мире – переводчик и полиглот.

"А кто говорит на шмитэнском и цвитонском языках?" Ты отвечаешь, ни минуты не колеблясь: "Шмитэны и цвитоны!" – "Какие шмитэны и цвитоны?" Ты удивлен моей непонятливостью. "Обыкновенные шмитэны и цвитоны", – говоришь ты. И просишь: "Качни ещё, пожалуйста!"

Я раскачиваю качели, на которых ты сидишь, в нетерпении болтая ногами, и твой голосок опять звенит в зелёном дворике… "Ты так много песен знаешь!" – с уважением говорит девочка постарше. "Я сколько угодно песен знаю", – отвечаешь ты без тени хвастовства, просто и искренне.