И они торжественно провожают меня в зубной кабинет, неся мою карточку, как драгоценность. Лето, в поликлинике безлюдно. Доктор, молодая женщина, скучает в пустом кабинете. Я мужественно усаживаюсь в холодное кресло и прошу:

– А можно сразу три вырвать? Чтобы поскорее.

Теперь у неё делаются квадратные глаза.

Ну, три сразу она мне удалять всё же не стала. Поэтому я ходила к ней три раза. И каждый раз регистраторша всплёскивала изумлённо руками:

– Ну, вы поглядите на неё! Это же чудо-ребёнок! Опять пришла!

И я себя чувствовала героиней. Ещё бы! Я – смогла! Я вспоминала, как два года назад четыре человека безуспешно пытались открыть мне рот, и мне было смешно. Вообще-то, когда она мне их дёргала, было очень даже чувствительно. Но всё же не так, как в Васильевке. По сравнению с Васильевкой – это была просто чепуха! А главное – все зубы были нормальные, молочные, без корней, как и положено.

И когда я от них избавилась, то как-то вечером, небрежно так, за ужином сказала:

– А я, между прочим, три зуба вырвала.

– Выпали, что ли? – спросила мама.

– Да нет. Сходила в поликлинику и удалила.

И тут уже у мамы и у бабушки сделались квадратные глаза.

МОИ ПОЕЗДКИ К ЛОГОПЕДУ

Я хорошо закончила второй класс. У меня только одна четвёрка – по чтению. Мама говорит: «Это смешно! Ребёнок читает с четырёх лет, а ему ставят четвёрку по чтению!»

Но дело тут, конечно, не в чтении. А в моём страхе речи. Он наваливается на меня каждый раз, когда учительница вызывает меня прочесть что-нибудь вслух. И тут начинаются мои мучения…

Кто-то из мам на родительском собрании сказал моей маме: «А почему вы не отведёте свою девочку к логопеду?» А мама и слова-то такого не знала: логопед. Тут ей сразу стали давать разные советы и дали адрес школы, где принимает логопед. А дело в том, что в те времена логопед был диковинной редкостью. Мы даже не знали о его существовании, и вообще о том, что можно к кому-то пойти и рассказать о моих проблемах.

И вот мы к нему поехали, с бабушкой. Это оказалось далеко, на двух автобусах, с пересадкой в центре.

Логопед, приветливая женщина в белом врачебном халате. Она посетовала, что мы не пришли к ней раньше. Сейчас уже было лето, занятия в школе кончились, и начался ремонт. «Но пока ещё не добрались до моего кабинета, можете ко мне поездить», – сказала она.

И я стала к ней ездить. Одна. Потому что бабушка была с маленькой Маришей, и оставлять Маришу было не с кем. Но у меня хорошая зрительная память, дорогу я запомнила с первого раза. И хотя может показаться странным, что девочку, которой ещё не было девяти лет, отпускали одну на другой конец города, но в те времена дети взрослели рано. Пошёл в школу – стало быть, уже не малыш. А уж после второго класса – вообще взрослая девица!

И вот я туда ездила. Каждый день. Почти весь июнь. В эту пустую, прохладную школу, пахнущую ремонтом, где среди длинных сумрачных коридоров отыскивала кабинет логопеда.

Занятия мои были очень простыми. Мы усаживались с логопедом перед большим зеркалом и начинали распевать: а-а-а!… о-о-о!… и-и-и!… э-э-э!… у-у-у!… А затем, также нараспев, я читала перед зеркалом разные стихи. Было смешно пялиться на себя в зеркало, широко разевать рот и тянуть гласные звуки. А логопед сидела рядом и твердила, не переставая: «Следи за своей артикуляцией! Не забывай делать вдох! Говори только на выдохе! Медленней, медленней, тяни гласные!»

Я не была уверена, что от этих песнопений у меня может пройти страх речи. Но петь было и в самом деле легче, чем говорить. Кто ж спорит? Только речь и страх жили во мне по отдельности. Речь могла быть снаружи совсем гладкой – а внутри всё равно жил страх: что вот открою сейчас рот – И НИЧЕГО НЕ СМОГУ СКАЗАТЬ. Я постоянно сражалась со своим страхом, и эта борьба меня сильно утомляла. Только когда я общалась с Мишкой, никакого страха в помине не было!

Логопед уверяла, что если я буду вот так, нараспев, отвечать на уроках, то никаких проблем с речью у меня не возникнет. Я её слушала и очень сильно сомневалась. Я пыталась представить себе: вот, я выхожу на уроке к доске и – перед всем классом, ни с того, ни с сего,- начинаю петь… Вот смеху было бы!

Но всё же я продолжала ездить к логопеду. Потому что мама и бабушка возлагали на логопеда большие надежды. Я – не возлагала. Но меня никто не спрашивал.

Я ездила в середине дня, в самое жаркое время. Особенно пекло на обратном пути. Я шла от школы к остановке, идти было довольно далеко, я шла по дорожке, обсаженной деревьями с тёмными, шелестящими кронами… Эти деревья были моим спасением от солнца. Густая тень на моём пути перемежалась яркими солнечными пятнами…

И вот я иду по этой дорожке, переступая – из тени – в свет, из тени – в свет…

Много дней по этой дорожке: из тени – в свет, из тени – в свет…

Много лет по своей дорожке: из тени – в свет, из тени – в свет…

ОЗЕРО В ЛЕСУ

Лилии… Белые лилии…

Они закрывают всю гладь озера, так что воды совсем не видно…

В лодке мама, я и Фёдор.

Мы плывём тихо, тихо, чтобы не потревожить эту сказку…

Лодка сидит низко в воде, точнее – в цветах…

Я протягиваю руку и касаюсь чудесных, ослепительно-белых, прохладных лилий…

И мы плывём по этому белому озеру, как во сне…

Никогда в жизни не забуду это озеро.

КАК Я СМОТРЕЛА НА ЗВЁЗДЫ

Летний вечер. Темно.

Вокруг лампочки у подъезда роятся мотыльки…

Никого во дворе нет, даже Мишки. Надо идти домой, а не хочется.

Меня обнимает прохлада…

Я иду за угол дома – туда, где совсем темно…

Прислоняюсь спиной к стене дома и чувствую, какая она тёплая и шершавая…

(Тепло и шершавость той стены я отчётливо помню до сих пор -

как будто всё было только вчера).

Запрокидываю голову к небу…

И вижу – ЖИВЫЕ ЗВЁЗДЫ!

Я вижу, как они шевелятся в черноте космоса…

Они СМОТРЯТ на меня!…

Они мне подмигивают… Они сияют улыбками… Они со мной разговаривают!…

Никогда не забуду

тот поздний августовский вечер

и небо, полное ЖИВЫХ ЗВЁЗД!…

МЫ УЕЗЖАЕМ

Не помню, кто мне сказал про мамину болезнь. Кажется, бабушка.

Она сказала, что мама заболела, и врачи ей велят срочно поменять климат. Переехать туда, где мама жила раньше. Значит – на Украину. Потому что в здешнем климате она не выздоровеет. Ещё бабушка что-то сказала про воду. Что в Оренбурге неправильная вода – в ней мало йода, и именно от этого началась мамина болезнь.

Значит, мы уезжаем… Это очень грустно. Фёдор уже взял на работе расчёт и уехал первый – искать на Украине работу. Вторыми уезжаем мы с бабушкой. Мы возвращаемся на Философскую улицу. Потому что скоро новый учебный год, и мама с бабушкой решили, что будет лучше, если я пойду в третий класс в Днепропетровске. И буду там спокойно учиться, пока не совершится переезд всей семьи. (Интересно – куда?)

А мама с Маришкой пока остаются в Оренбурге. Мне это непонятно. Если мама больна из-за здешнего климата, то ей первой и надо было бы уехать. Но взрослые решили почему-то так…

Мне очень грустно. Я расстаюсь с городом, который полюбила всей душой. Расстаюсь с любимым двором. А главное – расстаюсь с Мишкой. Такого друга у меня больше никогда не будет…

Ни с кем и никогда я не буду больше кувыркаться зимними вечерами на тёплом тулупе… Ни с кем и никогда я не буду больше пускать в лестничный пролёт мыльные пузыри… Ни с кем и никогда не буду по дороге в школу нырять в сугробы… Ни с кем и никогда не буду больше играть в песочнице с нежным, речным, белым песком… среди кустов жёлтой акации… Ни с кем и никогда не буду бегать под сумасшедшими летними ливнями… Ни с кем и никогда не отправлюсь в поход на Сакмару…