- Ты, Фока, помнишь своего отца? - спросил Василько.

- Немного помню… Его убили, как мне шла лишь пятая весна. Рослый такой, весь почерневший от солнца был он… Воякой славным звали.

- Слыхал я, что половцы до сих пор трясутся, услыхав его имя… А мать твоя?

- Здесь, в Киеве, живёт с сестрою-девушкой… Прядут и ткут, известно бабье дело… Урвусь когда, родную и сестру увижу, обниму, да и сюда, к нам, в Вышгород, обратно.

- Счастливец, Фока! А я вот сирота, родителей своих не помню. Поднял меня на поле битвы старшой наш мечник, - печально проговорил Василько.

- По облику как будто ты не здешний… Волосами светел, глаза, как небо, голубые да и телом бел… Коль хочешь, пойдём о завтра день к моим в Киев… Отпросимся у нашего старшого… Мать навестим. Авось вспомянешь и ты свою родную!

- Что ж, пойдём, братан! Я материнской ласки не помню, хоть на тебя я полюбуюсь, как мать свою ты будешь обнимать…

- Да и сестру… Аль про неё забыл? - прошептал черныш.

Тяжело вздохнул Василько.

- Счастливец ты, братан! - грустно проговорил он. - А я без роду без племени и здесь и там чужой - всем я чужой.

Молодые люди замолчали.

- Ишь звёзды-то… Тухнуть собралися… Их месяц-батюшко сияньем потушил… - мечтательно промолвил Василько.

В Вышгороде послышалось пение петухов.

- Запели петлы… Спать пора… С рассветом подыматься надо. Ночь ныне коротка… - сказал Фока. - Прощай!

- Прощай, братан! - ответил Василько.

И оба юноши, плотно завернувшись в азямы, заснули.

III

Росистое утро рано всполошило спавших на дворе дружинников.

Ветром доносило из далёкого Киева звуки била [49] из Десятинной церкви.

- Что ж, братан, не раздумал идти? - спросил Фока своего товарища.

- Э, не!..

- Так я пойду в избу, поспрошаю… Коль проснулся старшой, так и тебя отпрошу.

- Ступай!..

Михно не стал задерживать товарищей, и они тотчас отправились в Киев.

Солнце только что взошло… На дороге было непыльно, жары ещё не чувствовалось. Весело разговаривая, путники подошли к палисадам стольного города, прошли мимо ходившего на вышке сторожевого дружинника, зорко посматривавшего на степную дорогу, и вошли в самый город.

Киев только что проснулся. Скрипели журавли над колодцами, подымаемые и опускаемые заботливыми хозяйками. Кое-где из труб струился лёгкий дымок, на площадях раскидывался торг, суетились вороватые ясины, пронырливые жиды, пробовали мечи варяги, перекликались на своём гортанном языке кочевники-половцы. От свежевыпеченного горячего хлеба, расставленного на лотках, валил пар, тянули жалобную песнь слепцы.

Торг оживлялся.

Молодые дружинники подошли к домику, где жили мать и сестра Фоки.

- Може, ещё с торга не вернулись?! - заметил Василько, когда товарищ его несколько раз нетерпеливо постучал кольцом калитки. - Пождём!

- Заспались долго! - сказал Фока и ударил рукояткою меча о дубовую доску калитки.

На этот раз стук был услышан. Кто-то порывисто подбежал к калитке и широко распахнул её перед дожидавшими.

- Матушка! - радостно воскликнул Фока и горячо обнял ещё нестарую видную женщину, стоявшую в проёме. - С товарищем пришёл тебя навестить!

- Будьте гостями дорогими, входите в горницу! Марина вам сейчас квасу холодного принесёт. Поди, за дорогу истомились?

Дружинники вошли в избу.

Молодая девушка, очень похожая на брата, приветствовала Фоку и пытливо взглянула на незнакомого юношу, пришедшего с ним. Скоро застенчивость её исчезла. Молодость общительна, и девушка весело повела разговор с обоими.

- Сказываешь ты, молодец, что нет у тебя ни роду ни племени. Будь ты мне братцем родимым, так же как и Фока! - приветливо сказала Марина Василько.

- Ой ли, сестрица названая! Обрадовала ты меня, сироту! - весело воскликнул дружинник. - Коли ты меня братом назвала, так пусть и матушка меня сыном своим считает!

Согласилась на это и Елена, мать Фоки. Весело провели полдня молодые люди, рассказывая новости киевские и вышгородские.

- У нашего князя веселье на дворе каждый день, - говорила Марина. - Бояре да дружинники пируют, мёд да брагу ковшами пьют.

- А у нас не то совсем, сестра! - ответил Фока. - Князь Андрей хмурым ходит. Забился в домовину ужом и сидит там.

- Скучает по вольной волюшке, по бранному полю. Не с кем силою переведаться, не о ком меч остёр притупить, - заметил Василько.

- Довольно, кажись, не мало повоевал, пусть вздохнёт! - отозвалась Марина.

- Ой, засиделись мы, Фока. Нам в сборную избу пора! Как бы старшой не осерчал?! - сказал Василько. - Простите пока, матушка и сестрица названые!

- Скорей опять к нам жалуйте! - с поклоном проводили за ворота гостей обе женщины.

Когда дружинники отправились домой в Вышгород, Киев ещё больше оживился.

По улицам и закоулкам его сновал народ.

На большом княжем дворе толкались дружинники. Од ни из них пробовали силу, боролись, били через положенное на землю кольцо тяжёлую свайку, гигант-варяг выправлял на толстом буйволовом ремне обоюдоострый нож, слышался смех, громкий разговор. У тына стояло несколько дружинников, они поздоровались с вышгородскими товарищами слегка презрительным тоном.

- Эй вы, вышгородцы, скажите своим, чтоб наших баб не забижали! - крикнул им вслед кто-то из киевлян.

Идти обратно было нелегко, солнце пекло, на степной дороге было пыльно и душно. Молодые люди почти у самого Вышгорода присели отдохнуть на траву.

- Коли мать и сестра твои, Фока, меня за родного признали, так давай мы с тобой побратаемся! - горячо сказал Василько.

- Согласен, братец названый! - отозвался черныш.

И они, обменявшись тельниками, крепко обняли друг друга.

В эту минуту со стороны Вышгорода долетел до них звон била.

- Никак, дружину князь сзывает! - воскликнул Фока. - Бежим скорей, побратим!

И оба дружинника побежали к княжему двору…

IV

Сюда бежали уже все вышгородцы: звук била в неурочный час заставил всех бросить занятия и поспешить на призыв.

- Зачем созывает нас князь?.. Что случилось?.. Аль беда какая?.. Аль поход объявить нам хочет? Может, Ольговичи снова всколыхнулись?.. Аль половчанин поганый грозить вздумал? - раздавались тревожные голоса.

Собравшись перед княжеским крыльцом, толпа с нетерпением ждала выхода князя, надеясь услышать от него ответ.

Степенно вышел Андрей к народу, поклонился в пояс на три стороны и ровным голосом начал говорить:

- Народ православный, великое чудо случилось у нас!..

- Какое? Сказывай какое? Не томи, родимый! - заволновалась толпа.

- Сегодня поутру пришла ко мне игуменья монастыря девичьего и мне о чуде славном том всё рассказала…

Дружинники и народ пытливо прислушивались к словам князя.

- "Господине наш, не малые я годы проживаю здесь, в обители… Поверить мне ты должен, княже. Из давних пор в обитель нашу как некую великую святыню, из дальнего Царьграда привезли лик Богоматери Пречистой. Предание гласит, что писана икона та святым евангелистом Лукою". - "Я знаю образ сей, честная мать. Не раз я припадал пред ним в молитве жаркой!" - я инокине отвечал. Тогда она, в смущении и трепетом объята, приблизилась ко мне и тихо мне открыла тайну. "У солеи направо стоит икона Пречистой… Железными связями к стене она укреплена… Вот третью ночь, когда приходим мы во храм, чтоб править утреннюю службу, икону ту находим среди церкви… Пречистая незримо оставляет место у стены и на средину храма переходит". Объятый ужасом, её я слушал, не проронив ни слова. "И кажется нам, инокиням смиренным, что Пречистая покинуть наш храм желает, чтобы избрать себе другое место". Тут старица замолкла. Молчал и я… Столь дивное видение мне сердце взволновало. Не знал я, что и думать о чуде сем, и ужасался!