Груня не захотела ночевать на Москве.

Подъезжая к Дорогомиловскому перевозу, она с нагорья, перед колеистым, ухабистым спуском к реке, оглянулась в последний раз на родимый город.

Начинал моросить мельчайший осенний дождичек-бусинец, и за его тонкой завесой царивший над всей окрестностью высокий гребень московских сосен уж едва различался в многовёрстном отдалении.

Возница, натянув поводья, осторожно спускал возок к переправе, а Груня всё повторяла про себя неожиданно пришедшие на память слова, слышанные когда-то от матери: «Старики вымерли — нас не дождались, молодые родились — нас не спросились». И Москва стала совсем не та, что в дни её молодости.

Но кто думал-гадал, что Москве царством быти!

Георгий Тихонович Северцев-Полилов

Под удельною властью

I

жная Русь отдыхала от княжеских междоусобиц…

После многочисленных битв, удач и неудач князю суздальскому, Юрию Владимировичу, удалось сесть на киевский престол и сделаться великим князем.

Враги его временно оставили в покое Киев. Великий князь мог спокойно посадить в Вышгород [46], где некогда сидел сам, своего любимого сына и соратника Андрея.

Тысяча сто пятьдесят пятый год начался спокойно.

Младшие князья, сыновья Юрия, были посажены им в Ростове и Суздале. Северная и Южная Русь находились под властью близких по родству между собою князей, влияние которых продолжало усиливаться.

Юрий вздохнул спокойно: надежды его осуществились, разбитые враги не скоро ещё могли оправиться от нанесённого им поражения.

Далеко не так спокоен был Андрей в селе Вышгороде, отстоявшем в одиннадцати верстах от стольного города. С юных лет закалённый в боях, храбрый князь тосковал в своём вынужденном покое.

Угрюмо сидел он в опочивальне, мысли его были далеко отсюда.

Поодаль от князя, на лавке, покрытой красным сукном, сидел любимый его мечник и ближний советник, Михно. Только с ним делился Андрей своими планами и намерениями, только к его голосу прислушивался иногда.

- Заперли сокола в клетку, связали ему крылья! - угрюмо проговорил Андрей.

- Великий князь, твой родитель намерен, как слышно, передать тебе киевское княжение, когда Всевышний, призовёт его к себе, - сказал мечник.

Андрей недовольно пожал плечами.

- Что мне в Киеве?! Всю жизнь придётся выдерживать борьбу с Мстиславичами, Ольговичами [47]… Да, пожалуй, и венгры постараются помочь им.

- Прав ты, княже! - эхом отозвался Михно. - Не скоро упорядишь этот край…

- А половцы?! - продолжал развивать свою мысль князь. - Любому из наших недругов помощь окажут. Плати им только…

- Что говорить!.. Народ продажный… Сегодня с тобой, а завтра против тебя… Было бы что взять… Им всё равно, от кого ни получить…

- Вот ты сам видишь, каково заводить здесь порядки… Всегда держи себя начеку…

На лице сурового дружинника появилась лёгкая усмешка.

- Смекаю я, княже, что ты не прочь отсюда выбраться! Чернигов воевать, что ль, хочешь аль на Галич метишь?

Задумчиво взглянул на верного слугу Андрей.

- Сейчас не назову тебе, куда идти мне хочется… Сперва сам обсужу, а там и с тобой перекинусь мыслями…

- Что ж?! Твоя княжая воля… Куда идти поволишь, туда и пойдём, - недовольно пробурчал Михно, раздосадованный недоверием своего властелина.

Чуткое ухо Андрея уловило недовольство в голосе своего верного дружинника.

- Поздно, ночь на дворе… - продолжал Михно. - Спокойной ночи, господине!

- Пожди! - коротко заметил Андрей. Поднявшийся было мечник, снова опустился на лавку.

- Сколько у нас дружины?

Михно стал пересчитывать по пальцам.

- До трёх сотен немного недостанет…

- Поди, чай, обленились бездельем?..

- С жёнами сидят по домовушам… Аль красных девок у киевлян воруют…

- А коль нужда в них случайно приключится?..

- Забавы все свои сейчас же побросают… Аль дружину ты свою не знаешь, княже?

- Понаблюди, Михно! Кажись, скоро понадобятся мне они…

- В любое время, княже! Повели ударить лишь в било… Вмиг соберутся все на княжий двор в доспехах бранных.

- А кони? - нетерпеливо спросил Андрей.

- Стреножены в лугах пасутся… За ними не станет дело.

- Зажги щепец!

Дружинник бросился исполнять приказание. Опочивальня осветилась слабым светом тонкой липовой лучины. Запахло лёгким дымком.

- Идти, что ль, спать? - спросил мечник.

- Теперь иди! - решительно проговорил князь. - На молитву встану. Акафист Пречистой Владычице прочту… Она укажет путь мне… Об утре свидимся!..

Михно низко поклонился князю и вышел из горницы.

Князь Андрей плотно притворил дверь, зажёг от щепца тоненькую восковую свечу, потушил лучину и опустился перед аналоем на колени.

Молился он жарко, прерывая молитву земными поклонами, глубокими вздохами. Светлый месяц выкатился в небо большим шаром, заглянул в узкое слюдяное окно опочивальни, когда князь, окончив чтение акафиста, поту шил свечу и пошёл на отдых.

II

Мечник был холост.

Выйдя от князя, он направился в сборную избу, где жил вместе с другими холостыми дружинниками.

Они сидели за ужином и при входе Михно поднялись с мест. В нём они чтили княжего любимца и считали за старшего.

Недовольство на князя исчезло у мечника.

- Набивайте плотнее брюхо! - шутливо обратился он к сидящим. - Не ровен час, как бы в поход не уйти…

Дружинники переглянулись.

- Во всяко время готовы сложить за князя головы! - бойко ответил один из них.

- А, это ты, Фока! Молод ещё, а рвёшься в битву.

- Кровь говорит… У нас в Царьграде каждый мальчишка на брань идти готов…

- Забыл я, брат, что ты из Царьграда.

- Царьградским был мой отец… Я здесь родился, на Руси… Я русский, - возразил Фока, красивый молодой дружинник с чёрными вьющимися волосами.

- Пусть будет так, тем лучше! - проговорил мечник и сел ужинать.

- Нацедите-ка мне, молодцы, кубок браги! - продолжал он. - Михалка, ты, поторапливайся!

Рослый дружинник, с небольшой русой бородой, зачерпнул ковшом из чана браги и подал старшему.

- Во здравие князя и ваше, друга! - громко проговорил последний и осушил чару до дна.

- И впрямь мы заутра в поход идём? - спросил Василько, небольшого роста, кряжистый парень.

Михно спохватился, что сказал лишнее.

- Я пошутил… К чему нам мыслить о походе? Аль в Вышгороде плохо живётся?.. Всего вдоволь…

- Тоскливо без дела ратного, - заметил Фока. - Не землю ж нам пахать!

- Мы пахари, да только мечом… - отозвался угрюмый Глеб, поседевший в боях.

Долго ещё говорили и рассуждали между собой дружинники, не переставая наполнять кубки холодным пенником и брагой.

Лучину не засветили: запрет от князя был, чтобы хмелевые люди ненароком не сожгли сборной избы.

После короткой молитвы дружинники полегли по лавкам, на полатях, кой-кто из них выбрался наружу.

Тёплая майская ночь позволяла спать на земле.

Василько с Фокой лежали рядом под развесистой яблоней. Они подостлали под себя конские потники, прикрылись азямами [48], но сон бежал от глаз.

Молодые люди охотно пошли бы в село, но, помня строгий наказ князя не покидать на ночь сборной, боялись ослушаться.