— Грех жаловаться. — Бородин изобразил восход солнца над морем. — Но это не отменяет периодического контроля. Ви, как ты там?

— Осталась самая малость. Никита с Максом перекрыли источник, а вторичные возмущения приходится гасить постепенно. Скоро буду.

— Кто присмотрит за мальчишками?

— Давайте я, — предложил Слава. — Они мне симпатичны. Правда… тяжело придётся…

— Кому-то это надо сделать.

— Считайте меня добровольцем. — Ли склонил голову в коротком поклоне. — Что ж, полагаем этот этап завершённым.

— Нет, ну, ты понял? — Юрик Саков радостно потёр руки. — Ты понял, Сашок? На Луну отбываем!

— Ты не подпрыгивай, — фыркнул Пысин и демонстративно уставился в сторону открытого окна. — И не ори, как тюлень. Подумаешь, Луна! Мы там не первыми будем. Вот если бы удалось высадиться куда-нибудь подальше…

— Размечтался, — осадил его степенный Пономарёв. — Куда наш погружатель кукукнул, знаешь? Не-ет. А туда же. Луна ему не нравится. Если хочешь знать, лучшего полигона не придумаешь.

— А может, вперёд всех туда забраться, а, пацаны? — Саков хитро прищурился. — Только представьте, они появляются, а мы уже там!

— Остынь, хлопчик, — опять фыркнул Пысин. — Думай, что говоришь. А попадёшь не туда? В вакууме даже крякнуть не успеешь! К тому же, если нас не досчитаются, никто и с места не сдвинется. А кроме прочего, они там про пеленг толковали. Ты хоть знаешь, что это за штука?

— А ты? — Юрик мгновенно поскучнел. — Что-то я не припоминаю такого определения.

— То-то, — сказал Пономарёв. — Подслушивать-то мы горазды, а вот понять о чём речь… — Он махнул рукой. — Короче, давайте-ка обсудим, как новый ви-сканер выпросить. Есть идеи?

Пысин молча поднялся с дивана и подошёл к окну. Снаружи виднелась стена соседского дома и часть улицы, густо заросшей кустами черноплодной рябины. А чуть подальше утопал в зелени скромный поповский домик о двух этажах. Стены домика были выложены керамическими плитками, имитировавшими нетесанный камень. Такие же плитки декорировали массивные столбы довольно высокого забора с распахнутой настежь калиткой. Улица в этот час пустовала. Никто не гонял на велосипеде, оглашая окрестности удалыми воплями, никто не топотал подошвами, поднимая лёгкие облачка пыли, никто не пинал мяч. В дачном посёлке царила тишина.

Гениальная мысль обосноваться здесь и настроиться на предстоящий разговор в учительской посетила троицу сразу же после занятий. Во-первых, они мигом сообразили, что затеваются какие-то преобразования, потому как в школе вдруг объявилась масса народу — и новые учителя, и старые. Хотя ещё утром Ди Эм — так старшеклассники прозвали между собой директора Машу — провела показательный урок и представила им совершенно незнакомых людей, призванных заменить, по её словам, прежних педагогов. Класс поначалу приуныл, но потом пригляделся и понял, что новички — свои ребята, ничуть не хуже бывших. Особенно француженка Жаклин. Правда, позже всплыла ещё одна печальная подробность — они лишались мастера-наставника, к которому подростки испытывали поистине сыновьи чувства.

Во-вторых, физик на последнем уроке уведомил общество о том, что будут отобраны несколько учеников для участия в принципиально новом цикле занятий. И на лицах девиц и пареньков сразу же появилось напряжённое выражение — они усиленно размышляли, кто же попадёт в этот список.

Наконец, в-третьих, лучшего места, чем дача, для уединения и подслушивания симпозиума в учительской было не найти. Поэтому сразу рванули сюда, переместившись непосредственно из школьного туалета. Дача располагалась в посёлке Песочный. Собственно, дачей она называлась чисто условно, скорее, по привычке, и являла собой обычный щитовой домик в некогда престижном садоводстве. Тем не менее домик состоял из двух этажей, веранды и мансарды, к тому же отличался большой прочностью и живучестью, несмотря на щелястые от времени внешние стены. А сам участок, где притулилось это древнее сооружение, занимал стандартные шесть соток и зарос яблонями и кустами смородины пополам с крыжовником. Родители Сашки дачу в упор не видели и предпочитали загородный дом, а деда Захара, постоянно торчавшего в сарае, переоборудованном им в столярную мастерскую, в расчёт можно было не принимать. В общем, идеальное место для размышлений и вынашивания честолюбивых планов.

— Может, в сад перейдём? — спросил Пысин, отворачиваясь от окна. — Там хоть ветерок и не так жарко. А, коллеги?

— В сад так в сад, — легко согласился Пономарёв, которого, в отличие от приятеля, все называли Шуриком. Причина такого обращения скрывалась в тумане лет, и вряд ли кто-то мог бы сказать, в чём заключались её истоки, но так уж повелось.

— И чего вам здесь не сидится? — из глубин кресла возмутился Саков, более своих друзей привычный к комфорту. — Никто не мешает. Мягко и не пыльно.

На его слабое сопротивление не обратили внимания. Проигнорировали. Не сочли. Друзья уже спускались по лестнице, и Юрик со вздохом двинулся следом. Вообще, надо сказать, внутри троицы практиковались весьма демократические нравы, заводила отсутствовал напрочь, что само по себе было странным. Обычно в компании четырнадцатилетних подростков всегда находился лидер, прибиравший к рукам бразды правления. В данном случае такого не наблюдалось. Каждый имел равноправный голос, несмотря на полное различие в характерах.

Плотный, коренастый Шурик Пономарёв выделялся нравом спокойным, покладистым, даже где-то флегматичным, хотя в редкие минуты мог неожиданно взорваться эмоциями и попереть буром. В зависимости от ситуации, которую он просчитывал на десять ходов вперёд. Это немало способствовало его детскому увлечению хоккеем — шайбу он гонял азартно, достиг определённых успехов, его даже прочили в юношескую сборную города, но он вдруг резко остыл и обратился к занятиям умственным.

Юра Саков — высокий, пышноволосый брюнет — был его прямой противоположностью. Спортом никогда не увлекался, хотя характер имел живой, импульсивный и независимый. Его всегда привлекала музыка. Современная. Авангардная. Вызывавшая прилив энергии. В этой стихии он чувствовал себя как рыба в воде. Не забывая, впрочем, о серьёзном отношении к предметам более вещественным — технике, электронике и компьютерным аксессуарам.

Третий из компании — Сашка Пысин — представлял собой редкий тип вечного насмешника, постоянно доводящего окружающих если уж не до радостного ржания или бескорыстного хихиканья, то, в любом случае, до растерянной улыбки и смущённого прысканья. Темы для приколов и хохм он извлекал буквально из ничего, уподобляясь фокуснику, вытаскивающему кролика из заведомо пустого цилиндра. Правда, когда дело доходило до фундаментальных наук — в основном математики и физики, — от веселья не оставалось и следа. Основательно он к ним относился, сосредоточенно.

То есть объединяло этих парнишек явно нешуточное восприятие мира как сложной системы взаимосвязанных тайн и неразгаданных ещё секретов. Благодаря такому состоянию духа они и попали в петербургский Центр обучения.

Выйдя под сень старых яблонь, Сашка окинул окрестности орлиным взором, присел на садовую скамейку и сразу же заявил:

— А вы знаете народную примету, пацаны? Если ворона летит задом наперёд, значит, сегодня сильный ветер.

Юрка с готовностью хохотнул, а Пономарёв хмуро одёрнул:

— Опять ты за своё. Прикинь лучше, где ви-сканер достать.

— Да-а-а. — Пысин подёргал себя за светлый хохолок на макушке и уставил на приятеля жуликоватый, прищуренный глаз. — Это, брат, задача! — И перешёл на испанский, надо полагать, с целью глубокой конспирации. — Преобразовывать информацию подобного уровня сложности, как это делают учителя, мы ещё не умеем. Не по зубам нам сотворить ви-сканер. Да и зачем? Нам его и так на Луне выдадут. Для того нас туда и загоняют. Ты что, не понял?

— На Земле-то спокойнее, — вздохнул Шурик. — А что будет там? — Он ткнул пальцем в небо. — Запустим погружатель в лаборатории, а через него вакуум хлестанёт. Оборжешься.