— Кажется, у него был понос… — кислым тоном заметила Мона, с достоинством цедя суп.
— Да, но его крестный дал мне такой рецепт… просто потрясающий!
— Лучше воздержаться, — заключил Барбу.
— Мой отец, полковник, рассказывал, что во время кампании 42 года, когда была эта ужасная эпидемия дизентерии…
— Алек!
— Извини меня, Мона. Я только хотел сказать, что, как говорят французы, «à un mal, un mal et demi», то есть «клин клином»… А вот и господин Мирча! Идите скорее, вас дамы ждут.
— Целую ручки… Что это вы там едите? Я так голоден, просто ужас!
Пырву уселся, довольно потирая руки, и налил себе две полных поварешки. Барбу проглотил пару ложек и остановился с кислым видом:
— Довольно-таки она безвкусная, эта чорба. В Дой май готовят лучше.
— Вы были в Дой май, господин Барбу?
— М-да.
— Встретил кого-нибудь из вновь приехавших, mon cher?
Барбу пожал плечами и вновь взялся за ложку. Мирча повозился на стуле, потом опустил ложку и заявил:
— Я тоже был в Дой май…
— Неужели? Отказались от целомудренного одиночества? — съязвил Димок.
— Вот это событие!
Мирча хотел что-то сказать, но раздумал, потом начал снова:
— Знаете, кого я встретил? Ни за что не угадаете!
Все головы повернулись к нему. Мирча поспешил удовлетворить их любопытство:
— Михаэлу Ионеску…
Мона в недоумении подняла брови. Барбу продолжал есть. Джелу взглянул на него с любопытством.
— Ту, что была здесь… искала комнату…
Димок грубо расхохотался:
— Так бы и сказал! Вот шалун! — он погрозил Мирче пальцем. — Ну и как, поволочился за ней?
— Ох, господин Нае, как вы можете такое говорить? Я загорал, вдруг вижу, идет мой университетский товарищ, направляется в Дой май. Мы заговорились… Когда дошли, я смотрю… кто это? Барышня Михаэла! Мне было очень приятно. Мы поговорили, я предложил ей крем для загара, потому что у нее кончился, и…
— И? — заинтригованно вопросил Димок.
— И ушел, — грустно завершил Мирча.
— Ну ладно, не ной. Она сказала мне, что будет вечно носить тебя в своем сердце.
— Что вы такое говорите, господин Нае? — удивленно спросил Мирча.
— Я тоже встретил ее, на пляже в Дой май… немного поговорили… изумительные ноги, уважаемый, — мечтательно продолжал Димок.
— М-да… — прочистил голос Алек. — Выдающееся явление… жаль, что вы с ней не знакомы, господин инженер… совершенно необыкновенная…
Мона презрительно хмыкнула и громко закричала:
— Дидина! — и, когда та появилась: — Чего-нибудь другого, посъедобнее, у тебя нет?
— Сейчас принесу голубцы… постные: Тити, бедняжка, такие любил…
Обед продолжался в могильном молчании.
14 часов 15 минут. В душной тишине двора, погруженного в заслуженную им «сиесту», продолжительно заскрипела калитка и появился багрово-красный АБВ. Едва передвигая ноги, он направился прямо к душу, сбросил по дороге одежду и долго стоял под прохладной струей. Затем, застегивая на ходу пуговицы рубашки, пошел к дому.
Олимпия мирно спала рядом с Филиппом. АБВ нащупал баночку крема и начал старательно натирать свою воспаленную кожу, грустно и смиренно размышляя о жертвах, которых требует от него профессия. Несколько ударов в дверь нарушили ход его мыслей. Олимпия, проснувшись, вежливо предложила посетителю войти. Это был Джелу.
— Ну, как твои дела?
— Я сгорел, — мрачно ответил АБВ.
— А Барбу?
— Он сошел с автобуса в Дой май, отправился на пляж, встретился там с какой-то блондинкой, наверняка — с той, из Нептуна. Поговорил с ней минут десять, а все остальное время, до отъезда домой, провел с группой приятелей… Он вернулся на автобусе, я — пешком, — заключил он с упреком.
— Аби, дорогой, ведь это ночной крем, его не рекомендуется употреблять днем.
Джелу, казалось, с трудом переваривал известия, полученные от АБВ. Помолчав несколько минут, он вдруг взорвался:
— Нет, это потрясающе!.. Внешность обманчива!
— Не понимаю, — удивился АБВ.
— Что, о внешности?.. Вот тебе пример… По иерархии я — твой начальник, верно? Значит ли это, что я непременно умнее тебя?
— Нет, — твердо ответила Олимпия.
— Значит, — сказал, продолжая свою мысль, Джелу. — Но это не обязательно… Они все трое встретились в Дой май с блондинкой. Димок и Пырву упомянули об этом за столом, Барбу не проронил ни словечка. Почему?
— Он человек необщительный.
— Вот-вот, я и говорю, что внешность обманчива… Я иду в буфет, встречаться с Шербаном. Помнишь мое приказание? Не спускать с них глаз!
АБВ удовольствовался меланхолическим взглядом.
Удушливая жара господствовала над двором. Куры то и дело геройски атаковали плошку с водой, хватали на лету несколько капель и поспешно возвращались под навес. Замбо, растянувшись посередине двора, грустно пыхтел, не имея сил отогнать рой круживших над ним мошек. Из комнаты Барбу доносились аккорды «Болеро» Равеля, из комнаты Мирчи — мощный храп. Деревня, казалось, оцепенела. Белые дома, уличная пыль, ощущение пустынности — все как в боевиках, перед последним сражением — подумал Джелу… С минуты на минуту из-за угла ему навстречу может выйти Билли Кид, Бач Кэссиди или какая-нибудь другая знаменитость — высокий, стройный, с кошачьими движениями, в черном костюме, золотистом Стетсоне с черной лентой и с парой пистолетов с рукоятками из слоновой кости… Хорошо хоть, что они считают недостойным стрелять человеку в спину, облегченно вздохнул он, решительно открывая дверь пивной. Веселый шум встретил его у самого входа. Стопки, стаканы с вином, бутылки пива, стоявшие — в соответствии со вкусами посетителей — на разных столах, казалось, подтверждали, что люди ждут засухи…
— Здравия желаю, господин инженер! — почтительно приветствовал его Тасе. — Что будете пить?
Прошло уже несколько часов с тех пор, как он не взял в рот ни капли напитка, составляющего главный мотив любого детектива, но значительно реже упоминающегося в литературе для детей, — алкоголя.
— Коньяк.
— Сию минуту, господин инженер… Эй, подвиньтесь, пустите господина инженера, — продолжал Тасе. — Не видите, человек серьезный, пьет с утра!
Заявление Тасе было принято с должным уважением, и так как Джелу, похоже, считали чемпионом дня по выпивке, ему тут же освободили стул. Он обменялся со своими собутыльниками несколькими фразами, поинтересовался, как идет сбор подсолнечника, был приятно поражен, узнав, что план сельскохозяйственного кооператива по фуражу перевыполнен, и в тот самый момент, когда они уже подходили к сложному вопросу о сурепке, появился Шербан. Нагнувшись над полными стаканами, они зашептались:
— Я немного опоздал… извините!
— Ничего. Что нового?
— Адина Чаушу была в Дой май. Встретилась…
— Да, знаю, со всеми тремя. Опишите мне подробно, что произошло с момента ее появления до самого отъезда.
— Она вышла на пляж в десять часов утра. До 10,45, когда пришел Габровяну, была одна. Он пробыл с ней пятнадцать минут. После его ухода перешла метров на двести ближе к Ваме. Здесь с ней встретился Пырву, шедший из Вамы по пляжу, вместе с каким-то типом. Пырву пробыл с ней двадцать минут. В 11,45 появляется Димок, с которым она обменивается несколькими словами. Димок заходит в воду, а девица идет по пляжу к киоску с прохладительными напитками. В двадцати метрах от киоска находятся Ганс Зиллер, его секретарь и две молодых девицы. Увидев ее, Зиллер идет ей навстречу. Они говорят несколько минут, после чего она идет и покупает себе бутылку пепси. Возвращается к месту, где находились ее вещи, обменивается несколькими фразами с Нае, только что вышедшим из воды, потом, не обращая на него никакого внимания — хотя ему явно хочется поговорить — вынимает книгу и начинает читать. Димок, обиженный, удаляется. До 13,45 — когда она уезжает в Нептун — не происходит ничего примечательного… В самом деле, все трое! Надо же!.. Что вы на это скажете?