Но его удивление длилось лишь одно мгновенье.

— Что это вы, господин Барбу, где шляетесь?

Они нагнали его почти у веранды. Барбу взглянул на них слегка удивленно и пробормотал своим обычным тоном, без всякого волнения:

— Там же, где и вы. Только я соблюдаю правила игры.

— А какие это правила, Барбу?

— Законы цивилизации, уважаемые господа. Идти на знак, как водится у англичан, а не где придется, — пробормотал он, усмехаясь.

— Не видели ли вы кого-нибудь во дворе? Не заметили ничего странного?

— Нет, господин Ионеску. Но в чем дело?

— Когда вы вышли из дому? — продолжал Джелу.

— Примерно с полчаса тому назад. Я еще немного прошелся… Однако это настоящий допрос… надеюсь, дружеский! Что-нибудь случилось?

— Барышня Дана увидела, как кто-то заглядывает к ней в окно, страшно испугалась, закричала, разбудила всех в доме…

— Ей, наверное, показалось. Этот туман рождает призраки…

— Вы думаете?

— Как бы то ни было, у меня нет такой слабости, — сказал он, улыбаясь. — Хотя это значительно упростило бы дело, не так ли?.. А что это за иллюминация? — бросил он через плечо, толкая входную дверь.

— Так сильно напугались?

Их разговор был выслушан с напряженным вниманием. Двусмысленность, которую внес в него Барбу, заставил всех похолодеть от ужаса, и ледяное молчание было красноречивее любого ответа.

— Спокойной ночи! — пожелал им Барбу с порога своей комнаты. — Вы — как персонажи из горьковского «На дне»!

Обессилевшие от пережитого, все один за другим потянулись в свои комнаты. Джелу надел пуловер и вернулся на спокойную теперь веранду… Кто бы это мог быть? Имеет ли он какое-нибудь отношение к тем двумя смертям? Ну и путаница… никакой логики!.. Он вышел во двор. Замбо гремел цепью возле кухни, повизгивая от голода. Огни в окнах, один за другим, гасли, двор погружался в темноту. Брошенный окурок описал полукруг и как эфемерный светлячок, замер на сырой граве. Джелу запер дверь, погасил свет и вернулся в комнату. Ее хозяин уже храпел… Он потянулся так, что хрустнули, кости… спать ему оставалось всего несколько часов.

ГЛАВА VIII

«В которой один «инженер» решает, что неплохо бы совершить поездку; что он и делает»

Олимпия проснулась необычайно для нее рано. Бурная ночь и — разумеется, профессиональное — любопытство слишком ее взволновали. Поэтому она уловила момент, в который Филипп, аппетитно по-кошачьи потянувшись, как раз собирался возвестить миру, что он голоден, и быстро дала ему молочка. Мальчик, довольный, уснул, набив животик. АБВ даже не открыл глаз. Он спокойно спал с улыбкой, похожей на улыбку сына. — Интересно, не меня ли он видит во сне? — подумала Олимпия и, растроганная, запечатлела на его щеке нежный поцелуй. АБВ что-то пробормотал и натянул на голову одеяло. Олимпия наощупь оделась и в потемках вышла во двор.

Погода стояла превосходная. Холод и дождь сгинули, словно их никогда и не было. От согретой солнцем земли поднимались струйки пара. Как полотно импрессиониста, — подумала Олимпия, пересекая двор. В кухне ее встретило сонное жужжание разбуженных мух. Она наскоро сварила себе кофе и с чашкой в руках вышла во двор. Подошел, волоча за собой цепь, Замбо и взглянул на нее умоляющими глазами. Бедная собака, — думала она, роясь в шкафу Дидины. Среди трупов мух и сомнительной чистоты тарелок она отыскала кусок мамалыги, который Замбо принялся уплетать, признательно виляя хвостом.

— Ты, пугало несчастное! — пригрозила она ему, размышляя о том, не имел ли драматический эпизод, разыгравшийся прошлой ночью, одного единственного актера — Замбо. Нет, Дана ведь говорила, что она видела мужчину… Все это превосходило самые безумные надежды писателя — тем более начинающего… Эх, Замбо, если бы ты мог написать мемуары, вот бы вышел детектив!.. Погруженная в свои мысли, она попивала кофе, поглядывая на неподвижное сияющее море. Вдруг Замбо вскочил и лая кинулся к воротам. «Пауза кончилась, мотор для следующей сцены», — подумала Олимпия, подходя к воротам.

— Кого вы ищете? — вежливо поинтересовалась она.

— Милиция! — ответили ей.

Их было двое: молодой человек в сером костюме, тот самый офицер — как его звали? — который брал у них показания после смерти Петреску; и второй, в запыленной форме и покрытых густой, еще сырой грязью сапогах, судя по всему, местный. У обоих были усталые лица и красные от бессонницы глаза.

— Входите, — пригласила Олимпия, несколько удивив их своей широкой улыбкой. — Чай, кофе, что можно вам предложить?

— Благодарим, — ответил ей тот, что был в штатском. Кажется, его звали Шербаном… — Кофе, если не трудно. И, будьте любезны, разбудите всех, нам нужно с ними поговорить.

— Разумеется, разумеется, — ответила она на бегу.

Олимпия вежливо, но настойчиво стучала в двери. Сонные голоса, переговоры шепотом, и самые различные реакции — от молчания до: «Сейчас всего семь часов!» и «Ну и что же, что милиция?! Трудящиеся, во время отпуска, имеют право выспаться!» И все же, как в современной истории об Али-бабе, новоявленный сезам — милиция — произвел свое действие. Двор постепенно наполнился людьми, столпившимися в конце концов вокруг представителей закона.

— Как вам, вероятно, известно, некое лицо, проживавшее совместно с вами в этом дворе, обрело свою смерть в условиях, требующих специального расследования.

— Что говорит отчет врача судебной экспертизы? Чтобы нам знать, из чего исходить… — с важным видом поинтересовался Цинтой.

— Результатов еще нет. А «из чего исходить» — будем устанавливать мы, а не вы. Я попросил бы вас помочь мне выяснить, как произошла эта смерть.

Казалось, фантастические видения прошлой ночи рассеялись без остатка. Страх, пробравшийся во все души, был обезболен мягкими солнечными лучами, которые свели все к нормальным размерам. Усталые лица двух милиционеров создавали ощущение безопасности. Несомненно, смерть Габриэллы была трагическим событием, но следствие ведут опытные люди. О преступлении не может быть и речи, вероятно, это просто несчастный случай, может быть, если бы она не выпила так много в тот вечер… ну да ладно, они все выяснят, ведь в конце концов, это их обязанность! Все возбужденно заговорили, стараясь объяснить свою точку зрения, вспоминая наиболее важные подробности.

— Одну минутку… — прервал Шербан гул голосов. — Нам придется побеседовать с каждым по отдельности, взять показания…

Комната Джелу, самая вместительная, была, со всеобщего согласия, выбрана местом для беседы, на которой настаивал лейтенант Шербан.

— Прежде всего я хотел бы поговорить с товарищем Ионеску.

Джелу наскоро скорчил недоуменную и слегка испуганную мину и вошел, сопровождаемый заинтригованными взглядами.

— Преступление! — кратко сообщил ему Шербан.

— Отчет врача судебной экспертизы?

— Пожалуйста!

Джелу закурил и начал внимательно читать отчет.

«Ввиду того, что тело располагалось лицом вниз, причем голова — ниже ног, посмертные ранения, вызванные ударами о берег или о донные камни, образовались на лбу и на крыльях носа».

К чему вся эта писанина? Создали, видите ли, этакий труд по судебной медицине, — раздраженно подумал он.

Далее перечислялись последствия погружения тела в воду. На первый взгляд создавалось впечатление, будто именно они и явились причиной смерти, однако вскрытие заставляло усомниться в правильности такого вывода. Главным аргументом служил разлом «меридианного типа» в височной области. Точь-в-точь как у Петреску. Такое ранение никак нельзя было приписать случайному удару о подводный камень. Помимо этого, в пищеводе не оказалось воды. И — одно к одному — не было следов удушения: хотя легкие и оказались наполненными водой, содержание кислорода в крови соответствовало норме. Из всего этого врач заключил, что речь идет об убийстве, грубо замаскированном под несчастный случай при купании.

— Час смерти?

— Между 11,30 и 12,30, — ответил Шербан. — Я не могу понять, если уж он все равно ее убил, зачем еще рисковал, тащил ее в воду — как видно, на довольно большое расстояние, потому что тело было выброшено на берег лишь вчера под вечер?