А этот?! Бунтовать вздумал!
Но, с облегчением сообщает Радзинекий, «был схвачен и жестоко высечен». Здесь для Радзинского важно подчеркнуть, что наказание («высечен») было очень позорным. Он ведь мог написать, что Заза Джугашвили был подвергнут жестоким пыткам и истязаниям, но это могло бы вызвать у читателя нежелательные сострадание и восхищение мужеством прадеда Сталина. Поэтому в качестве наказания историком придумана порка. А кто подвергался порке?
Да провинившиеся холопы, бунтующие, непослушные, вороватые.
На этом исторические разыскания выпускника историко-архивного института в отношении прадеда Сталина заканчиваются.
А что происходило в те времена на самом деле? О чем решил умолчать Радзинский?
Историк-сталинофоб Б. Соколов пишет:
«…Впервые фамилия Джугашвили упоминается в документах селения Диди-Лило в 1819 году… Прапрадед Сталина жил в Мтиулетии (нынешняя Южная Осетия) в конце XVIII века, когда в этой местности шла ожесточенная борьба между грузинами и осетинами… Первый Джугашвили, чье имя — Заза — точно известно, до того как осесть в Диди-Лило, жил в селении Гери в северной части Горийского уезда, недалеко от села Мерети. Его имя упоминается в показаниях священника селения Мерети Иосифа Пурцеладзе, данных им 8 декабря 1805 года после подавления антирусского восстания во главе с князем Элизбаром Эристави: „Я знаю и видел, что к сыну кулар агаси Элизбару хаживали осетины, жившие по ту и сю сторону… Элизбаром посылаемые люди были Джугашвили Заза и Таурихата, но Заза чаще хаживал днем и приводил осетин по ночам“».
А вот результаты исследований историка Н. Капченко:
«Есть документальные свидетельства того, что в начале XIX века в местечке Ананури произошло одно из крупных крестьянских восстаний, среди участников которого был крестьянин Заза Джугашвили — прадед Сталина по линии отца».
В «Очерках истории Юго-Осетии» читаем:
«В 1802–1804 гг., а также в 1807–1813 гг. в Южной Осетии и прилегающих к ней районах Грузии произошли крупные крестьянские восстания, для подавления которых царское правительство использовало военную силу. Масштабы были очень серьезными, о чем свидетельствует факт, что было прервано сообщение по Военно-Грузинской дороге, и даже был разбит российский полк, вызванный из Владикавказа. Самую активную роль в этих крестьянских восстаниях играли осетины, боровшиеся против притеснений со стороны грузинских князей и помещиков…
Это касается прежде всего Горийского уезда — родины предков Сталина…»
Из исторических событий, в которых принимали участие предки Сталина, историк Г. Бухникашвили отмечает:
«В 1833 г. вновь восстали осетинские крестьяне…
В 1840 году повторились восстания осетинских крестьян. Вновь туда была направлена карательная экспедиция. Восставшие героически отстаивали свою землю, свои права. В сражениях участвовали старики, женщины, дети… Восстание было жестоко подавлено. Целые села исчезли с лица земли…».
И все это Радзинский назвал «кровавым бунтом»! А как еще мог назвать этот драматургический историк борьбу народа против рабства, нищеты, угнетения? Ведь на что посягнул прадед Сталина — Заза Джугашвили? На мирную сытую жизнь грузинских, армянских, азербайджанских и, главное, еврейских купцов! И хотя нет ни одного ни устного, ни письменного свидетельства о том, что прадед Сталина был «высечен», Радзинский с наслаждением делает это в своем воображении.
Результатом дальнейших настойчивых архивных раскопок дипломированного архивиста явилось следующее:
«Сын старого бунтовщика Вано — в бунтах не участвовал, тихо-мирно прожил свою жизнь. Но после него остались два сына — Бесо и Георгий. Дух деда ожил во внуках. Буйного Георгия зарезали в пьяной драке, а Бесо, также преуспевший в драках и пьянстве, покинул тихое село и переехал в Тифлис. Там полуграмотный Бесо и стал сапожником, работал на большом кожевенном заводе Адельханова, поставлявшем сапоги для войск на Кавказе.
Так что впоследствии Сталин не зря всю жизнь носил сапоги».
И опять Радзинский скрывает от читателя немаловажные факты из жизни предков Сталина. Не вписываются они в концепцию лжи и ненависти, сформировавшиеся вследствие личных качеств архивариуса.
Практически все исследователи, включая антисталинистов, упоминают об огромном винограднике, выращенном дедом Сталина Вано. Откуда Радзинскому знать, сколько труда требует создание на голом месте виноградника, странным для него является и неизменное уважение крестьян к таким подвижникам. Зато он легко находит повод предъявить труженику Вано свое личное историческое обвинение. Да, соглашается Радзинский, Вано «тихо-мирно прожил свою жизнь. Но (!!!) после него остались два сына»!
Ах, как нехорошо поступил Вано! Так подло поступить по отношению к Радзинскому! Как этот смерд посмел родить двух сыновей?! Гнев полностью затмевает разум драматурга, и он откровенно обливает грязью сыновей Вано. Не утруждая себя ссылками на источники, Радзинский утверждает, что «Георгия зарезали в пьяной драке», а Бесо, драчун и пьяница, был «полуграмотным»!
Сведения о Георгии Джугашвили довольно скудны. Исследователи детских лет Сталина в основном ссылаются на воспоминания И. Иремашвили, который описывает детские годы, проведенные вместе с Сосо, как ласково-уменьшительно звали своего сына его родители. Но И. Иремашвили ничего не сообщает о «пьяной драке», в которой «зарезали Георгия» — дядю Сталина. Ничего не сообщают по этому поводу и биографы Сталина, не скрывающие своей ненависти к нему: Р. Такер, С. Монтефьере, Л. Троцкий, Р. Конквест и др. А американский историк Р. Макнилл подвергает серьезному сомнению достоверность воспоминаний И. Иремашвили, указывая на многочисленные неточности и противоречия в его книге:
В воспоминаниях А. Цихитатришвили Радзинский мог прочитать, а возможно, и прочитал, что
«После смерти Вано одного из сыновей его, Георгия, — убили в Кахетии разбойники…».
Историк Б. Соколов пишет:
«После того как отец умер, а брата Георгия, владельца харчевни, убили разбойники…».
Нет, эта версия совершенно не устраивает Радзинского, и в его драматургическом сознании рождается сцена пьяной драки, в которой дядю Сталина не просто убили, а именно «зарезали»! Радзинский пишет об этой «пьяной драке» так, как будто лично присутствовал, хотя участия в ней по причине физической немощи не принимал.
Главное — создать у читателя негативное впечатление от прочитанного и соединить его с именем Сталина.
Ложь Радзинского о «полуграмотности» Бесо — отца Сталина — опровергает даже антисталинист Б. Соколов:
«Для своих 20 лет Виссарион Джугашвили, по сравнению с другими ремесленниками, был довольно-таки образован. Он не только владел грамотой, а грамотных в Тифлисской губернии было лишь 16 процентов населения, но и кроме родного грузинского говорил еще на русском, армянском и тюркском (азербайджанском) языках. Отец Сталина живо интересовался поэзией и на память цитировал обширные фрагменты „Витязя в тигровой шкуре“».
Интересно, сколько иностранных языков знает Радзинский, если отца Сталина, свободно владевшего тремя языками, он называет полуграмотным?
Мельком упомянув о том, что, переехав в Тифлис, «полуграмотный Бесо стал сапожником, работал на „заводе Адельханова“», Радзинский больше к этому вопросу не возвращается. Потому что иначе ему пришлось бы рассказать читателям о профессиональном мастерстве Виссариона Джугашвили.
С. Гогличидзе вспоминает:
«…у входа в подвал, в холодке работал отец Сталина — сапожник Виссарион Иванович Джугашвили, прекрасный мастер, чьи сапоги славились по всему Гори. Здесь он работал молодым, статным, пока нужда преждевременно не состарила его».