Отряд, уже вразброд, а не цепью, потому что места было довольно, бодрой рысью пересекал плоскогорье, объезжая часто растущие темно-зеленые столбы таор. Над ними пламенел Таир, куда более приятный здесь, в горах, чем в жарких низовьях Конга.

Биорк ехал во главе отряда, внимательно оглядывая местность. Кто поручится, что впереди не поджидает враг? Утунры не нападают по собственной воле. Ее у них нет. Недавно он поделился своими сомнениями с Нилом, но сын отреагировал легкомысленно:

— Не ломай голову, отец! Должно быть, кто-то из магов поставил их стеречь перевал. Место подходящее. Ортрана жаль! Остальное — ерунда. Не тревожься!

«Нил стал совсем беспечным, с тех пор как вышел из Руны», — решил туор. Но после отповеди сына обращаться к фэйре не стал. Если бы она хотела предупредить, Нил узнал бы первым. Нет так нет. Биорк был даже рад, что не надо спрашивать Этайю: старый воин робел перед фэйрой, как мальчишка.

Впрочем, туор, как всегда, был настороже. Хотя на сей раз глаза, слух, обоняние — все, кроме интуиции, — подвели бывшего туринга.

Ни он, ни кто другой из отряда не заметил никаких признаков опасности, пока тройная цепь солдат не преградила всадникам путь.

Даже для туора было полной неожиданностью, когда они поднялись в двухстах минах впереди — нестрашные с виду, маленькие фигурки в бурых, под цвет почвы, плащах. Но арбалеты, направленные на всадников, не оставляли сомнений в их намерениях.

Одного поворота головы хватало, чтобы убедиться — бежать не удастся: такие же шеренги поднялись слева и справа, а четвертая — позади, отрезая путь к бегству.

Конгаи заняли круговую оборону, но северяне не присоединились к ним — бессмысленно. Врагов слишком много. Целая армия.

— Спрячь меч, брат Пирон! — сказал Нил старшине контрабандистов. — Мы сможем справиться с сотней, если повезет. Но не с тысячей!

Солдаты приблизились. Санти не без любопытства глядел на них. Тонгриа. Узкие лица с кожей цвета старого пергамента, горбатые хищные носы, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками. Худые, высокие, с непропорционально длинными торсами, они настолько же не походили на конгаев, насколько толстогубые онгарцы были непохожи на них самих. А ведь поговаривали, что когда-то Конг и Тонгор были одной страной!

Но сейчас это были враги!

«Тай! — мысленно позвал Санти. — Сделай что-нибудь!»

«Не могу, — получил он ответ. — Они укрыты от моей магии, Санти! Но ты не бойся. Нас не оставят!»

«Нас! А других?»

«Кому ведомы желания богов?»

— Эй! — сказал Нил дружелюбно. — Опустите ваши игрушки! Мы не враги! — И поднял обе руки в знак мира. Великан говорил на конгаэне, надеясь, что его поймут.

Поняли его или нет, но обращение осталось без ответа. Между всадниками и плотно сомкнутыми шеренгами тонгорских солдат оставалось пустое пространство в десять шагов.

Время шло. С тех пор как отряду преградили путь, миновало почти полхоры. Солдаты безмолвствовали, но арбалеты были наготове. Всадники спешились, урры легли. Если их захотят убить, то сделают это, будут они в седлах или нет.

Миновало еще полхоры, и вдали раздался топот урров. Отряд из двух дюжин всадников появился из-за кактусов, и шеренги расступились, давая им проехать. На прибывших, всех, кроме одного, были те же бурые плащи с капюшонами, то же конгское вооружение, только лучшей работы. Внешне они были очень похожи на солдат, но лица были более живыми. Всадник, одетый особо, был облачен в желто-коричневый полосатый хитон. Тощие ноги в красных сандалиях сжимали бока упитанного урра. Он был без оружия, но держался так, будто был главным. Его длинные, не слишком чистые волосы удерживал обруч с медным подобием горящего факела надо лбом. Он бесцеремонно разглядывал путешественников. Нил не менее бесцеремонно разглядывал его самого.

При виде девушек лицо тонгорца оживилось. Он что-то сказал своим спутникам. И один из них тут же возразил «полосатому». И достаточно грубо. Они заспорили, закричали друг на друга пронзительными гортанными голосами. Судя по всему, возразивший выиграл спор. По его знаку солдаты зашевелились и принялись отделять конгаев от северян. Один из солдат попытался присоединить к девушкам и Этайю, но едва коснувшись ее, с криком отдернул руку. На его ладони, буквально на глазах вздулся пузырь, как от ожога. Желто-коричневый велел ему подойти, долго разглядывал руку. Потом слегка поклонился Этайе, и ее оставили в покое. То есть — с северянами. Зато Санти попал в одну компанию с контрабандистами и девушками. Возразивший тонгорец сразу же, как только произошло размежевание, взял десяток солдат и уехал, забрав с собой конгаев. Причем у людей Пирона даже не отняли оружие. Остальные солдаты таким же плотным кольцом окружали четверых оставшихся. И у тех уже не оставалось сомнений, кому приготовлена столь «торжественная» встреча.

— Оружие — дать! — на скверном астроне скомандовал желто-коричневый. Три воина повиновались. Даже аргенет безропотно отдал меч, но с принявшим его солдатом случился конфуз. Он завопил, уронил меч и затряс рукой. Порезаться он не мог, так как Эак отдал меч вместе с ножнами. Всадники тонгриа воззрились на него, и солдат быстро-быстро заговорил, видимо объясняя.

Желто-коричневый с помощью одного из солдат спешился и с опаской поднял меч с земли. Он не обжегся, и на его узком длинном лице появилась довольная улыбка. Но улыбка сразу пропала, когда ему не удалось вынуть меч из ножен. Он тянул изо всех сил, но безрезультатно. Тогда желто-коричневый предложил попробовать одному из военных. Но тот отказался, красноречиво кивнув на пострадавшего солдата. Жрец, пожав плечами, протянул меч Эаку.

— Что это есть оружие? — спросил он.

— Не оружие! — опередив Эака, быстро ответил Нил. — Жезл. Дал отец.

Жрец кивнул, видимо, удовлетворенный. И посмотрел на Эака с уважением.

Разоружили и туора. Маленький воин пожалел о том, что перестал брить лицо. С четырехдневной щетиной на щеках он уже не мог выдавать себя за ребенка.

Колонна двинулась. Только Этайе разрешено было остаться в седле. С ней вообще обращались подчеркнуто вежливо. У мужчин же отобрали урров и заставили идти пешком. После нескольких дней верховой езды им это было даже приятно. Пленников окружали всадники, всадников, перестроившись в каре, — солдаты. Меньше чем за хору они прошли оставшуюся часть плато и оказались на пологом склоне, по которому проходила грунтовая дорога. Отсюда взгляду открывалось длинное озеро, дальний конец которого обступали отвесные скалы, а на ближнем располагалось большое селение, к которому и вели пленников.

Архитектура тонгорских домов отличалась от конгской. Здания были приземистые, массивные, с плоскими красными крышами. Построенные из бурого камня, они плотно примыкали одно к другому и были достаточно большими, чтобы вместить несколько семей. Здания уступами располагались на склоне, а прямые улицы, ведущие к озеру, разделяли селение на «полосы» в три-четыре дома шириной. Сначала северянам было непонятно, как тонгорцы попадают в собственные дома, но загадка разрешилась, когда они подошли к селению. Плоские крыши домов прекрасно заменяли переулки.

Пленники и их многочисленный конвой спустились по широкой, вымощенной плитами дороге почти к самому озеру. Мужчинам велено было войти в большой одноэтажный дом с толстыми стенами и крохотными оконцами под самой крышей. Здесь их и заперли. Изнутри здание напоминало склад. Толстые стены и прочные двери были очень кстати для тех, кто решил использовать дом как тюрьму. Брошенные на пол старые и не очень чистые шкуры, как предполагалось, должны были служить мебелью.

— Надеюсь, нам дадут пожрать! — сказал Нил, растянувшись на полу. — Аргенет, сениор! Может, ты проковыряешь своим мечом дырку в стене? Хочу поглядеть, не несут ли нам чего?

Эак хмуро посмотрел на великана и отвернулся. Раньше его раздражало, когда Нил пользовался простонародным жаргоном. Сейчас ему было наплевать.

— Э, нет! — проговорил Нил, поднимаясь. — Так, мой сениор, не пойдет. Я не Этайа, на итарре тебе сыграть не могу, но угробить тебя не дам. Даже тебе самому!