Трое уцелевших утунров стояли перед Ди Гоном.

Вид их был ужасен. У одного не было лица, у другого — руки, у третьего — вспорот живот и внутренности синели в черной смрадной дыре.

Сирхар держал в руках то, что когда-то было головой Ортрана. Маг пытался разобрать черты лица, но это было невозможно из-за нескольких рубленых ран, раздробивших лицевые кости, зубы, подбородок. Волосы превратились в грязную паклю, слипшуюся от крови. Рыжая пыль густо покрывала их, но все же можно было определить, что прежде они были светлыми.

Ди Гон поглядел на утунров:

— Уверены, что это он?

— Да! — без выражения ответил тот, что без руки. — Он таков, как ты описал.

— Кто отрубил голову?

— Согн. Он остался там.

— Хорошо! — сказал маг, уронив голову на пол. Она откатилась на несколько шагов и остановилась. — Хорошо! — Ди Гон мог бы определить, кому принадлежит голова, с помощью магии. Но ему жаль было тратить на это силы. Так или иначе, скоро он все узнает. — Хорошо!

Колдун поднял Хлыст. Белое пламя коснулось головы утунра без руки и обратило ее в пепел. Обезглавленное тело осталось стоять. Но недолго. Хлыст опустился вниз — и от тела остался только серый мелкий прах и облачко желтого дыма. Минту спустя четыре такие горсточки, три — побольше, одна — поменьше, легли на каменный пол Храма.

— Тебе, Хаор! — процедил колдун, убирая Хлыст.

Наступив на одну из горок пепла и оставив на ней четкий след сапога, Ди Гон вышел из Храма.

Часовые при входе отдали ему салют. Такой же, как отдавали Королеве. Час был поздний, и площадь перед подземным Храмом была пуста. Ди Гон испытующе поглядел на стражников. Некоторое время он решал: стоит ли оставлять их в живых? Решил: оставить. Колдун впился взглядом сначала в одного, потом в другого. Он погрузился в их умы, простые и доступные, как сорванные плоды.

«Забыть! — велел он. — Забыть! Никто не входил!»

Оставил их и пошел через площадь. Ди Гон всегда ходил один. У него было много врагов, многие ненавидели его, но с ним была магия и милость Хаора. Он — сирхар! Страх — лучшая охрана.

«Все-таки он убил! — думал маг. — Иначе никакие утунры, да вообще никто не справился бы с ним. Убил. Не сдержался!»

Мысль была приятна Ди Гону. Хотя ему очень хотелось бы взять врага живым. Такой раб — великая сила. Хаор позволил бы ему! Нет, об этом можно лишь мечтать. Мертв — и слава Хаору! С остальными разберутся королевские хогры. Может быть, уже разобрались. Хороший день! Ди Гон засмеялся коротким дребезжащим смешком.

«Неповадно вам трогать моего Демона!»

Глава четвертая

Рассвет, серый и влажный, тяжело пробивался сквозь бледно-розовые жгуты лиан над Окраинной Топью. Несмех, не вставая, потянулся рукой, зачерпнул теплую, пахнущую тиной воду, сполоснул потное лицо. Плавучий островок под ним качнулся, скверно запахло газом. Несмех сел. Движение его испугало крупного фрокка на соседнем островке. Сильно толкнувшись ногами, фрокк плюхнулся в воду. Несмех вынул меч. За ночь лезвие тронуло ржавчиной, и он провел по клинку пучком мха. В животе было пусто. Несмех с сожалением вспомнил о только что сбежавшем фрокке. «Нужно трогаться», — решил Несмех и встал на колено. Островок заплясал на гладкой воде. Кожа разбухла от сырости. «Ничего, — подумал Несмех. — Попадется прогалина — погреюсь на солнышке!» Он взял шест, легкий тростниковый ствол, и погнал островок в сторону восхода. Голод куснул желудок, напоминая о себе. Севернее, там, где Окраинная Топь переходила в липкую грязь между корнями деревьев, Несмеху не пришлось бы страдать от голода. Но здесь безопасней. Жаль, что у него нет лука! Жаль, что здешняя древесина не годится даже для дротика!

Островок медленно скользил между мшистыми корявыми стволами, голыми и изломанными, как паучьи ноги. Наверху они прочно вцеплялись один в другой, срастались, свешивали вниз белые липкие корни. Гиблое место! Но, волей богов, здесь нет ни хищных южных растений, ни смертельно опасных тварей Гибельного Леса. Никого, крупней огненных слизней, а от них не так уж сложно держаться подальше. Еще день-два — и он доберется до истоков Зеленой Реки. А там Город-на-Берегу. Если богам угодно было его хранить все это время. Кое-кто наверняка помнил Несмеха. А раз так — он получит все, что могут дать Черные Охотники Вечного Лона. Все необходимое. «Должно быть, я первый из ссыльных, который сумел удрать!» — с удовольствием подумал Несмех. — Солдаты боятся Леса, как прачка — котоара. И у них есть все основания, да лишатся потомства те, кто привез меня сюда! — Правильно! Несмех сам боится. Одиночке не дожить до утра в Гибельном Лесу. Иное дело — Окраинная Топь. «Если ты ее знаешь»! — напомнил сам себе Несмех и оттолкнулся шестом.

Прямо перед островком высунулась из воды белесая голова фрокка. Присоски на растопыренных лапах прилипли к перекрученному стволу Хмельного Дерева. Несмеха фрокк не видел, и человек застыл, только рука шарила меч. Тоже дар богов! Найти меч в Южных Болотах!

Фрокк резко вращал головой с широко расставленными выпученными глазами. Островок подплывал все ближе и ближе…

Несмех напрягся… Но удача изменила ему: фрокк оттолкнулся от ствола и рывками поплыл под самой поверхностью. Нечего и думать о том, чтобы преследовать его.

— Хаом! — тихо выругался Несмех. И тут же пожалел: здесь, на Юге, — звать свирепого бога! Это голод вывел беглеца из себя.

Здесь, на Юге, не просят — берут, кто может. А кто не может — у того Юг берет сам. Или дает. Ему вот дал. Ир счастья дал и — сына. Правда, потом отнял. Юг есть Юг. А сын? Вряд ли парня тронули. И его-то, Несмехову, вину не смогли толком назвать. Боги позаботятся о сыне, пока отца не будет с ним. Не скоро вернется Несмех. Южные пути — долгие пути. Вечные — для многих. Но не для него.

Там, наверху, за сросшимся лиственным пологом, Таир уже палил во всю мочь. Вокруг стало жарче, и воздух — еще влажнее. Хотя еще совсем недавно казалось: влажнее некуда.

Несмех взял выдолбленный орех с водой, отпил немного. Вкус у жидкости был неприятный из-за горького корня, Жгучего Корня, который, если укусишь — подпрыгнешь выше головы. Зато настоянную на нем болотную воду можно пить, не рискуя через пару дней стать раздувшимся трупом в мокрых космах синего моха.

На сей раз фрокк вынырнул в двух минах от островка. Несмех еще в воде заметил белесое тело и рубанул мечом прежде, чем голова фрокка показалась на поверхности. Чуть было не упустил! Но успел-таки вцепиться левой рукой в скользкую заднюю ногу. Фрокк издал трубный вопль, забился… Несмех поспешно рубанул мечом и отсек схваченную ногу — кости у фрокка хрупкие, как сухой тростник. Истекая голубоватой жидкостью, фрокк ушел под воду. Если рана на голове невелика, он отрастит себе новую конечность и еще долго будет бороздить теплые болотные воды.

Несмех сдернул сошедшую чулком кожу с отрубленной лапы и отпилил мечом кус белого волокнистого мяса. Рот его наполнился слюной.

«Предложили бы мне такое в Ангмаре!» — усмехнувшись, подумал он и впился зубами в солоноватое мясо…

САНТАЙ ТЕМНЫЙ. «ИСТОРИЯ СЛАВНЫХ» ГЛАВА VII. «НЕСМЕХ»

Они спускались все ниже и ниже. Бесплодная зона кончилась, появились первые кактусы. Обрадованные урры набивали отощавшие животы, и люди тоже повеселели. Было время цветения. Великолепные соцветия всех возможных окрасок украшали мясистые стволы, лопасти и отростки. Режущий лицо холодный ветер вершин наконец-то сменился теплым дуновением. Мертвые горы остались позади.

Через два дня после гибели Ортрана всадники спустились на каменное плато. С западной стороны хребта осыпей и каменных нагромождений было намного меньше. Путешественникам ни разу не пришлось воспользоваться канатами. Не было сложностей и со свежей едой. Сочная мякоть кактусов, тушенное с пряностями нежное мясо ящериц, в изобилии шнырявших между камнями. Калан показал известное ему растение, маленький серо-голубой кактус, полый изнутри и полный терпкого сока, похожего на молодое вино. Люди пили его трижды в день и чувствовали себя превосходно. Каждому казалось: впереди ожидает что-то очень хорошее. Каждому, кроме Эака. И, пожалуй, туора, который не любил, когда все идет слишком гладко.