Кроме того, как свидетельствует Алена Галич, «наши криминалисты уверяли меня в том, что удар током не мог дать ожог рук, да и напряжение в Европе низкое»[1879].

Ну и теперь перейдем к собственно расследованию. За отправную точку можно взять событие, случившееся в конце 1975 года. Вспоминает Андрей Сахаров: «Та версия, которую приняла на основе следствия парижская полиция и с которой поэтому мы должны считаться, сводится к следующему: Галич купил (в Италии, где они дешевле) телевизор-комбайн и, привезя в Париж, торопился его опробовать. <…> вставил почему-то антенну не в антенное гнездо, а в отверстие в задней стенке, коснувшись ею цепей высокого напряжения. Он тут же упал, упершись ногами в батарею, замкнув таким образом цепь. Когда пришла Ангелина Николаевна, он был уже мертв. Несчастный случай по неосторожности потерпевшего… И все же у меня нет стопроцентной уверенности, что это несчастный случай, а не убийство. За одиннадцать с половиной месяцев до его смерти мать Саши получила по почте на Новый год странное письмо. Взволновавшись, она пришла к нам. В конверт был вложен листок из календаря, на котором было на машинке напечатано (с маленькой буквы в одну строчку): “принято решение убить вашего сына Александра”. Мы, как сумели, успокоили мать, сказав, в частности, что когда действительно убивают, то не делают таких предупреждений. Но на самом деле в хитроумной практике КГБ бывает и такое…»[1880]

Отметим сразу, что Сахаров в этих воспоминаниях допускает существенную неточность. Мать Галича получила письмо не за год до его гибели (в конце декабря 1976 года), а за два (в конце декабря 1975-го). Это следует из интервью самого Сахарова норвежскому корреспонденту 30 октября 1976 года: «Восьмидесятилетней матери ненавидимого КГБ поэта Александра Галича (он два года назад выехал на Запад) к новому 1976 году прислали по почте машинописную записку со словами: “Принято решение убить вашего сына Александра”»[1881]’.

Примерно это же время называет и дочь Галича Алена: «Бабушка умерла день в день с отцом, только через два года — 15 декабря 1979 года. Осенью 1975-го она мне показала письмо, пришедшее не по почте, а брошенное в почтовый ящик. Я первый раз видела такое. Печатными буквами, вырезанными из газеты и наклеенными на бумаге, оно гласило: “Вашего сына хотят убить”. Это письмо хранилось вместе с другими документами в бабушкиной шкатулке красного дерева. Шкатулку мне не отдали. Она осталась в той квартире, где папина комната превращена в кухню»[1882].

Совсем другое описание этой записки дает сын Виктора Гинзбурга (двоюродного брата Галича, отсидевшего двадцать лет в лагерях) на домашнем вечере, посвященном Галичу, в конце 1983 года в Москве: «Одну вещь я забыл сказать. Сказать о ней надо. После отъезда мать Галича получила письмо детским почерком (это письмо живо до сих пор) с угрозой убить ее сына, если он будет продолжать свою деятельность. Такой вот узенький листочек бумажки, корявым детским почерком была написана угроза»[1883].

Когда после гибели отца Алена разговаривала по телефону с Ангелиной Николаевной, та ей кричала в трубку: «Сашу убили, убили, убили!»[1884]

Можно обратиться и к воспоминаниям Валерия Гинзбурга: «Уже среди ночи раздался телефонный звонок из Парижа: звонила Нюша, Ангелина Николаевна, и истерически по телефону, рыдая, кричала: “Валюшок, ты понимаешь, они его убили, они его убили!” Это было бессвязно, это было непонятно. Она кричала о том, что генеральный прокурор Парижа сам занят расследованием этой истории. Она была не в себе, настолько не в себе, что даже дала неверный год рождения Саши для могильной плиты…»[1885]

Кто «они» — не вызывает сомнения, если принять во внимание аналогичную ситуацию после исключения Галича из Союза писателей. Ангелина сказала ему: «Саша, они тебя убили!», на что Галич ответил: «Во-первых, не “убили”, а во-вторых, посмотрим!»[1886] А когда Галича действительно убили, как вспоминает его дочь Алена, «Ангелина Николаевна мне по телефону четко сказала тогда: “Папу убрали”. И бабушке она сказала: “Сашеньку убили”»[1887].

Сахаров считал, что письмо, адресованное матери Галича, было угрозой. Процитируем в этой связи еще раз его интервью норвежскому корреспонденту от 30 октября 1976 года: «И я, и многие другие диссиденты постоянно встречаются с угрозами физического насилия, в особенности в отношении их близких. <…> Беременной жене грузинского диссидента З. Гамсахурдиа неоднократно звонили по телефону с угрозой: “Готовь два гроба, для себя и для ребенка”. Восьмидесятилетней матери ненавидимого КГБ поэта Александра Галича (он два года назад выехал на Запад) к новому 1976 году прислали по почте машинописную записку со словами: “Принято решение убить вашего сына Александра”. Есть много аналогичных примеров. Сама форма многих из этих угроз и способ сообщения адресату практически исключают непричастность к ним органов власти (например, кто еще может изъять посланное мне из-за границы письмо и вложить в тот же конверт новое письмо с угрозами моей жене?)»[1888].

Ну, во-первых, если КГБ кому-то угрожает, то никогда не обращается в такой уважительной форме: «Принято решение убить вашего сына Александра». Гораздо более подобает стилю этой организации приведенная Сахаровым телефонная угроза жене Звиада Гамсахурдиа или, например, записка, которую обнаружила в своем почтовом ящике жена украинского диссидента Миколы Руденко в день обыска на их квартире в декабре 1976 года: «Руденко, мы тебя убьем!»[1889]

Да и в воспоминаниях самого Сахарова приведены аналогичные образцы угроз в его собственный адрес. Одна из них упомянута в дневниковой записи за 25 февраля 1977 года: «На даче — звонок якобы иностранца: “Господин Сахаров?” Затем мат и угрозы. “Ты скоро за все расплатишься”»[1890]. А 22 октября 1973 года впервые прозвучали угрозы и в адрес членов его семьи. В тот день КГБ подослал к Сахарову домой двух представителей палестинской террористической организации «Черный сентябрь», которые, как выяснилось из разговора, научились хорошо говорить по-русски во время учебы в Московском университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы (этим университетом руководил генерал КГБ Павел Ерзин, занимавшийся подготовкой террористов). «Люся спросила: “Что вы можете с нами сделать — убить? Так убить нас и без вас уже многие угрожают”. — “Да, убить. Но мы можем не только убить, но и сделать что-то похуже. У вас есть дети, внук”». И, как пишет Сахаров: «Угрозы убийства детей и внуков, которые мы впервые услышали от палестинцев (подлинных или нет) в октябре 1973 года, в последующие годы неоднократно повторялись»[1891].

Кроме того, 19 декабря 1997 года стала известна дополнительная информация о записке, полученной матерью Галича, которая лишний раз доказывает, что мы имеем дело именно с предупреждением, а не с угрозой. Рассказывает журналист Андрей Чернов: «В прошлую пятницу на вечер памяти Александра Галича в московском Политехе, который, как и десять лет назад, вела Нина Крейтнер, пришли друзья и единомышленники поэта: Юрий Любимов, Алексей Баталов, Валерий Аркадьевич Гинзбург… Друзьям и родным поэта и был адресован мой вопрос: правда ли, что за год до гибели Александра Галича его матери Фане Борисовне кто-то опустил в почтовый ящик записку-предупреждение? (Об этом случае в своих “Воспоминаниях” пишет А. Д. Сахаров.) Со сцены ответили: “Правда”. Записка сохранилась у друзей поэта. В надежном месте. Всего одна машинописная строка на обрывке календаря. Текст: “Вашего сына Александра дано указание убить”. Я спросил у сидевшего на вечере рядом правозащитника и депутата Госдумы Юлия Рыбакова: не опасно ли будет опубликовать факсимиле этого предупреждения? Юлий сказал, что опасно. Человека, который перед новым, 1977-м, годом пытался остановить казнь поэта, могут вычислить и сегодня»[1892].