Александра III убить покушался. «Нет, я так на веру не возьму, ты мне докажи, почему именно этого нельзя, а то-то можно!» И вот доказывают. Бесплодная потеря времени. Доказать нельзя. Доказать что-нибудь по-настоящему можно только в математике. Там начинают с нескольких истин, против которых никто не спорит, ибо они самоочевидны. И затем каждое последующее утверждение выводят из предыдущего так, что тот, кому доказывают, говорит: «Согласен, верно». А если он скажет «не согласен», дальше не пойдут, пока он не поймет. Не понять он не может, если у него нормальное человеческое мышление. Если он все же не понимает, он или идиот, или сумасшедший, или вроде этого: у него неспособность сосредоточить мысль на одном предмете. Поэтому математический метод называется «точным». Но вне этого точного метода всяческие доказательства иллюзорны, попросту сказать, вздорны. Они никогда не способны привести к одному мнению двух спорящих людей, за исключением одного случая: если они заранее были согласны и спорили по недоразумению. Так называемые «убеждения» на самом деле с процессом убеждения ничего общего не имеют и суть только замаскированные чувства. В числе этих чувств одно из самых мощных: стремление внушать и подчиняться внушению. Кто такой был Ленин? Один из сильнейших в истории внушителей, внушавший внушенные ему Карлом Марксом идеи, а также и свои собственные идеи «в развитие марксизма», например «нэп», хотя от такого развития марксизм скоропостижно скончался…

Председатель: Призываю вас к порядку…

Подсудимый: В области так называемых неточных наук ничего решительно доказать нельзя. Тут прежде всего нет никаких самоочевидных истин, с которых можно было бы начать, нет даже точных «определений». Возьмем самый простой пример. Существуют, мол, Труд и Капитал, кои находятся в постоянной борьбе. Но это категорическое утверждение, эту аксиому, на которой строятся многотомные теории, опровергают. Капитал есть нечто иное, как накопленный труд, и противопоставлять их бессмысленно. Сегодняшний слесарь завтра, подкопив кое-что, открывает свою собственную мастерскую и переходит этим способом из армии «труда» в разряд «капиталистов». Почему же ему не будут близки и понятны интересы слесарей, из которых он только что вышел? Почему этот самый слесарь, когда его какая-нибудь «трудовая партия» выдвигает в парламент, считается «бойцом за пролетариат»? Ведь с тех пор, как он в парламенте, он больше напильником не работает, а только «ест, спит да языком болтает»? Ведь умственный труд, по мнению «трудящихся», не труд? А если — труд, то почему вы не называете «трудящимися» капиталистов? Ведь они работают сплошь и рядом, не в рамках «восьмичасового дня», а по десять и двенадцать часов в сутки. А если капиталисты тоже трудящиеся, то какая разница между трудом и капиталом? (Голос: «А та разница, что он лопает, сукин сын, сколько хочет, а я с голоду дохну!» Смех, рукоплескания.)

Подсудимый: А вот когда вы слопали в СССР всех капиталистов, что вам лучше стало? А не здесь ли выхваляются, как праздником, если на каком-нибудь заводе достигли «довоенных норм вознаграждения»? А это что значит? А это значит, что с превеликим трудом вы добиваетесь того, что уже имели при капиталистах. Да и то далеко еще не добились, хоть на Волге и заморили миллионы русских мужиков голодной смертью во славу диктатуры пролетариата и для того, чтобы доказать, какой великий учитель был немецкий еврей Карл Маркс, хотя почему-то ни евреи в Палестине, ни немцы в Германии его учения не приняли. А что касается «сукиных сынов», которые жрут, что хотят, то что же, вы от них избавились? Или скажете, что ваши «нэпманы» лучше прежних капиталистов? Молчите? Что же вы там — голоса с места? «Старых буржуев перерезали, а новыми хоть пруд пруди». Об этом весь народ от края до края кричит, а вы молчите? Отвечайте…

Председатель: Я запрещаю вам обращаться к публике, да еще в таком тоне! Не забывайте, что здесь не митинг, а суд. (Оглушительные рукоплескания.)

Подсудимый: Я очень благодарен председателю за это замечание. Действительно, митинги до добра не доводят, чему живой свидетель эта несчастная страна. Я продолжаю свою речь в спокойных тонах.

Противоречия между трудом и капиталам есть только частность общего закона «спроса и предложения». И капитал и труд являются ценными, поскольку на них есть спрос. В стране (такая существовала), где чистым золотом крыли крыши, золото не имело почти никакой цены. Человек, имевший там золотые горы, не являлся капиталистом, ибо на золото не было спроса. Труд разделяет ту же участь. Представьте себе, что Лев Толстой, великий писатель, вздумал бы зарабатывать своим трудом пропитание в стране бушменов. Он умер бы с голоду, хотя бы работал двадцать пять часов в сутки, ибо на что бушменам русская литература, хотя бы самая «квалифицированная»? Если некоторые «капиталисты» получают денег больше, чем некоторые «трудящиеся» (причем только весьма немногие капиталисты, а большинство маленьких рантьеров и мелкопоместных помещиков получают менъше денег, чем инженеры, врачи, чиновники и даже «квалифицированные» рабочие), то это только обозначает, что в нынешнем периоде жизни капитал еще очень нужен. А разве это не так? Что такое капитал в настоящем периоде человечества? Это есть не более, как возможность приложить человеческий труд. Допустим, что в таком-то уезде превосходная черноземная земля и многочисленное, но малодеятельное население. Является туда энергичный человек, который соображает, что из хорошей земли и свободных рук может выйти толк, если заставить руки обрабатывать землю. Утописты со слюнявым сердцем и малокровными мозгами в этих случаях начинают просвещать крестьян брошюрочками, которые мужики охотно берут на цигарки. А настоящий человек ставит сахарный завод. И тысячи крепких, но до сих пор ленивых (поневоле) рук берутся за черную, тоже до той минуты малоэнергичную землю. И работа кипит, спасая от голодной смерти будущие поколения и доставляя миллионам людей продукт первой необходимости. Но чтобы построить завод, что нужно? Нужен капитал. Без него никак, ни с места. Капитал — это всеобъемлющий рычаг, без которого в настоящее время ничего нельзя двинуть. Что ж удивительного, что он в цене? Это закон спроса и предложения: на него большой спрос, и оттого люди, которые им обладают, дорожа т с я. И по этой причине они «жрут», что хотят. Тот, кому капитал нужен, говорит: «Пусть жрут, лишь бы дали денег, потому что я на его деньги полезное сделаю и тысячам людей будет на хлеб насущный». Я понимаю, что примитивное рассуждение подсказывает: «А на что его просить и ему проценты платить, ежели он один, а нас много, у него можно и силой взять». Это примитивное рассуждение и ведет к социальным революциям, со всеми их последствиями. Ну вот, у нас

в России взяли! Результаты? Миллионы людей погибли, народное достояние погибло, и теперь восстанавливается народное хозяйство с невероятными трудностями. А народные массы, для блага которых будто бы устраивались все эти ужасы, стали гораздо беднее и приниженнее, чем были раньше, при «капиталистах». Правда, эти последние перерезаны, но на месте их образовался новый класс буржуев». И если они чем отличаются от старых, то только большей беззастенчивостью в пользовании жизнью, ибо их сытость и роскошь еще более выделяется на фоне всеобщего обеднения.

Какой же выход? Очень простой. Капиталисты потому получают на свой капитал барыши, которые многим кажутся чрезмерными, что капитала для всего мира еще мало. Чтобы удешевить пользование капиталом, надо, чтобы его было больше. Поэтому надо его не уничтожать, как сделал мстительный русский бомбист по рецепту недоучившегося еврея из немцев, а, наоборот, всячески его создавать. Единственный действительный способ борьбы за интересы «трудящихся» против эксцессов «капиталистических акул» — это сделать столько капитала, чтобы капиталисты не знали, куда его девать… (Голос: «Действительно, вас только можно расстрелять!» Рукоплескания.)

Подсудимый: А что я вам говорил! Но это цветочки, ягодки впереди. Впрочем, все это я привел, так сказать, к примеру: я хотел вам показать, как в мире неточных наук, к которым относятся науки социальные, ничего нельзя доказать. Всякое утверждение легко опровергнуть, ибо оно никогда не основано на какой-нибудь самоочевидной истине. Потому так и нелеп рационализм, который в области этих неточных наук свои утверждения строит на доводах «чистого разума». Чистый разум остановит такого разумника на первом же предложении заявлением: «Это вы, милостивый государь, высосали из пальца, потрудитесь это доказать». И так как он доказать не сможет, то так они дальше и не пойдут по пути чистого разума. Но в действительной жизни делается гораздо проще. Рационализм — это только ложная вывеска. Под нею вместо чистого разума игра на страстях, почти всегда нечистых. «Разумник» ловко отыскивает «в сердце нужный уголок» и нажимает кнопку. И «убежденное» сердце моментально «убеждает» разум, ибо слишком легко верится в то, чему хочется верить. И даже еще проще: доводы «чистого разума» подменяются авторитетом лица.