Изменить стиль страницы

Кире всё хотелось прижать руку к сердцу. Оно колотилось так, что грудь болела от бешеного биенья.

Вошли. За спиной закрылась дверь. Судя по звукам, помещение маленькое — возможно, прихожая «хрущёвки». Сильно прокуренная и воняет давно не стиранным бельём. Пол под ногами, кажется, деревянный, скрипит. Совсем близко пахнет холодной выделанной кожей — наверное, куртками её похитителей.

Что сейчас делает Леонтий? Сообщил ли он Тиму, что её увезли? Что они будут теперь делать? Будут ли искать её?.. А смысл? Всё равно поздно…

Странно, что сегодня все трое её мучителей молчаливы. Не зубоскалят. Особенно тот, новенький. Кира всё ждала, когда он начнёт издеваться над нею. Уже сообразила, каков его характер: покуражиться над слабым — для него сплошь удовольствие. Но ещё и деловой. Лишнего делать не будет.

Капюшон с неё не сняли — резко сдёрнули. Потом довольно грубо, дёрнув попавшие в повязку волосы, сняли повязку, хотя её уж и сама снять бы могла. Заморгала, чтобы привести зрение в порядок. Да, и прихожая тесная, и стоят тесно, будто до сих пор опасаются, что она сбежит, хоть она уже и слышала, как дверь закрылась на прищёлкнувший замок. И, наконец, с неё стянули куртку — как ни странно, довольно осторожно сняв с рук: возможно, из-за того что рукава джемпера задрались во время работы со снегом, и перевязанные руки оказались на виду у всех.

— Квартира однокомнатная, — известил её светловолосый, обернувшись наконец. — Вот вопрос. — Он протянул бумагу. — Не тяни. — И посторонился.

С привычным угрюмством подумав: «Тебя бы так!», девушка шагнула между посторонившимися мужчинами. И остановилась перед дверью в комнату. Развернула листок, прочитала вопрос, запомнила и взглянула на дверь. Сейчас они откроют её — и надо успеть взглянуть в глаза отражению. И надо успеть вскинуть руки к лицу, защищая его. С прошлого раза ни царапина на лице, ни порезы на руках не зажили. Промелькнуло с надеждой: «А может, с бинтами на руках будет легче? Они ведь до сих пор здесь плотно… Может…» Снова затряслась подступающих слёз и ужаса.

— Иди! — нетерпеливо подстегнул голос светловолосого.

Дверь с волнистым стеклом в верхней части будто постепенно наезжала на неё. Кира вздохнула, чтобы успокоить дыхание.

— Вы меня напугали, когда схватили там. Могу неправильно запомнить вопрос, — хриплым голосом сказала она и откашлялась. Уже чисто выговорила: — Дайте немного времени прийти в себя.

И затаилась: не раздастся ли голос того, новенького? Не заорёт ли на неё?

— Минута, — равнодушно сказал светловолосый. — Только если затянешь — потом ещё страшней будет.

Она аж вспыхнула: «Если всё понимаешь, какого чёрта меня туда вталкиваешь?!» И понурилась, вспомнив визит к банкиру. Ну да… Такие деньжища за неё…

Но подняла голову. «Тим… Помоги…» Увидела прищуренные голубые глаза, глядящие свысока на неё. Увидела и так тонкогубый рот, ещё и надменно сжатый. «Зато я потом вернусь к нему! — подумала она жалко. И снова мельком: — Так не тяни — и в самом деле. Чем быстрей войдёшь, тем быстрей рядом с Тимом окажешься…»

Она попыталась глубоко вздохнуть, а вместо этого прерывисто всхлипнула, снова посмотрела на лист с вопросом, на ненавистный почерк.

И неожиданно замерла. О чём спросил её Тим недавно? Он спросил: «Ты когда-нибудь спрашивала о себе?» Она-то решила, что он спрашивает вообще про желания. А Тим спросил конкретно! Он интересовался, спрашивала ли она у зазеркальной твари, что нужно сделать, чтобы избавиться от зеркальной опасности!

Кира задышала ещё чаще, хотя минуту назад казалось, что такого просто не может быть! Какой вопрос держать в памяти, чтобы получить на него ответ?! О чём сейчас, переступая порог навстречу кровавому кошмару, она должна думать: о вопросе про биржу или о вопросе собственного избавления?! Ведь возвращаться без чужого ответа тоже страшно! Её снова втолкнут в комнату, к зеркалу!

Говорят, сбывается сокровенное! Как бы человек ни предполагал, что главное — то, о чём он думает, судьба выберет сама — главное в его душе… Потому что главное — не то, что человек предполагает сознательно. Главное прячется в глубине души… Значит, и ответ будет на вопрос, отобранный зазеркальной тварью, — и сделать с этим ничего нельзя! Плевать на личный выбор! Пусть выбирает тварь!

И Кира распахнула дверь в комнату, готовая немедленно закрыть руками лицо.

Где… зеркало?..

Внезапно в помещении стало сумеречно, как вечером, будто кто-то резко запахнул шторы в комнате. Вкруговую мягко скользнули везде от мебели бархатно заволакивающие тени. А свет из прихожей как-то жалко смяк и убрался к порогу.

Кира было попятилась от двери, но…

Чёрный прямоугольник — это зеркало? Почему же оно…

«Войди!»

Скрипучий голос властно ударил по ушам, отозвался эхом в качнувшемся вокруг неё пространстве и заставил выполнить приказ.

Кира не дыша шагнула в комнату. Треснула о косяк посланная кем-то назад дверь, заглушив голоса встревоженно заговоривших было мужчин. Но то, что Кира всегда знала подсознательно, произошло на самом деле: войти следом они побоялись.

Мебели в комнате она не замечала, словно та превратилась в ненужные декорации. Притягивал взгляд только чёрный прямоугольник, поставленный на высокий комод.

Зеркало, сиявшее перед нею чёрным стеклом, шевельнулось заметной, еле обозначенной волной, словно оно состояло уже не из стекла. Словно рама каким-то непостижимым образом вертикально удерживала застывшую тяжёлую жидкость. От страха бессмысленно глядя в жидкую тьму, Кира от появления этой волны вздрогнула так, будто её ударили. Из внутренней зеркальной темноты мягко вылезли тощие, высохшие руки, которые взялись костлявыми пальцами за края простенькой рамы. Затем в середине прямоугольника высветилось что-то странное — круглые голубовато-чёрные глаза без каких-либо следов лица, как на одних инстинктах поняла Кира. Те самые глаза, которые она всегда видела, прежде чем её начинало сечь до крови.

Потом она поняла, что дышит будто мелкими вздрагиваниями, а не вдохами-выдохами. Что дожидается привычного удара по лицу. Удара, который больно рассечёт кожу. Удара, после которого кожа станет горячей на месте пореза… Но…

Когда глаза зазеркальной твари обрели форму, а костлявые пальцы крепко вцепились в края зеркала, девушка снова услышала скрипучий шёпот. Выслушала, запоминая слова, но не их значение.

Чёрно-голубые глаза медленно растаяли в глубокой тьме.

Затем медленно разжались тощие пальцы и тоже утянулись в зазеркалье, в плотную чёрную жидкость, которая качнулась — и замерла.

В комнате постепенно посветлело. Когда волна света дошла до комода, Кира с безмерным удивлением увидела в стекле себя — ошеломлённую сероглазую девушку, с бледным лицом, со взлохмаченными волосами, которые она машинально принялась приглаживать, а потом, когда поняла, что делает, опустила руки и сглотнула.

И лезвия, секущие по лицу, на этот раз не появились.

Пытка отменяется. На сей раз. Но навсегда ли?..

И… Что это было? Ответ на её собственный вопрос? Или зазеркальная тварь и в самом деле решила по-своему?

Кажется, ситуация в комнате обладала ещё одной особенностью, кроме странностей уходящего и возвращающегося света. Когда Кира сумела отвернуться от зеркала, словно загипнотизировавшего её (отвернёшься, а оно вдруг всё-таки ударит?), она услышала: как будто некий хулиган медленно и с каким-то садистским наслаждением поворачивает по нарастающей переключатель звука. Или словно она сама на время оглохла, а теперь слышимость возвращается. Стоя в двух шагах от двери в комнату, Кира испуганно смотрела, как та сотрясается под мощными ударами, а уж обеспокоенного крика ничто заглушить не смогло:

— Кира, открой! Чем ты заперла эту дверь?! Открой, говорят!

Ничего не понимая, девушка схватилась за круглую дверную ручку и легко открыла мужчинам. Двое, обычно привозившие её, оцепенели с поднятыми кулаками. У самой входной двери в квартиру жался третий, перепуганный новенький. Почему-то её взгляд прикипел к нему. И почему-то стало кристально ясно: он перепуган на самом деле. Боится, что насильно привезённая девушка погибла, а он ввязался в «мокрое» дело. Видел же кровь на ней в прошлый раз…