— Вы, должно быть, читали лорда Байрона! В веселых вещах намного больше поэзии, чем в ваших мрачных воображениях! Послушайте ту легкую музыку, которую играет профессор Вейсе, разве она не заставляет вас подумать о соке, текущем по виноградной лозе? А танцы! Я сама могу написать поэму о прекрасных пируэтах, которые мы видим на балах!

— Из-под моего пера выходят более серьезные мысли, — сообщил ей Ханс Кристиан. — Поэма, которую все так хвалят, называется «Умирающее дитя».

— О! — произнесла Шарлотта, делая вид, что его слова произвели на нее сильное впечатление. Но все же уголки ее рта продолжали невольно двигаться, и казалось, что лишь невероятными усилиями ей удается сдержать смех. — О! — повторила она и повернулась, чтобы посмотреть в гостиную.

Очевидно, разговор зашел в тупик. Ханс Кристиан уронил голову на грудь и уставился на свои ботинки. Юная дама крутила свой платочек. Ее отец дал ей указание быть милой с Андерсеном.

Когда она увидела, что отец направляется к ним через гостиную, то поняла, что сейчас как раз самый лучший момент для того, чтобы возобновить дискуссию. В тени огромных занавесок Ханс Кристиан ничего не знал о приближении великого человека. Она его удивит.

— Почему ты здесь сидишь, Шарлотта? — раздался приятный мужской голос.

Ханс Кристиан вскочил на ноги, пытаясь поглубже спрятаться в занавесках. Вот и Эленшлегер!

— У меня здесь очень приятная компания, — ответила юная леди. — Восходящий великий поэт Дании!

— Андерсен! — утвердительно произнес джентльмен и выжидательно посмотрел на Ханса.

Сердце юноши чуть не выскочило наружу. Даже Эленшлегер считал его восходящим поэтом. Откинув занавески, он смело вышел в круг света, теперь уже не боясь ничего.

Эленшлегер горячо пожал руку юноши.

— Я хочу поздравить вас, Андерсен, — произнес он абсолютно искренне. — Я читал вашу поэму и считаю, что для такого молодого человека это было совсем неплохо. Я уверен, что будущее уготовило вам успех.

Слезы подступили к глазам юноши, и если бы он последовал своему невольному импульсу, то упал бы на колени. Он с трудом выдавил из себя слова благодарности. Великий поэт Дании понял его эмоции. С добродушной улыбкой Эленшлегер отпустил руку Ханса и удалился.

Шарлотта смотрела на юношу с удивлением. Всю свою жизнь, начиная с детства, она была связана с вершиной литературного мира, и всего лишь одна фраза в ответ на слова ее отца казалась ей смешной.

Но Генриетта поняла. Она наблюдала за сценой из другого конца комнаты и немедленно направилась в сторону Ханса Кристиана.

— Теперь ты счастлив, — произнесла она с уверенностью, но ее голос и лицо отразили поистине глубокое чувство радости за Ханса.

По лицу Ханса Кристиана разлилась улыбка.

— Мне не нужно высшей награды! Это все, что мне нужно для полного счастья! Если бы сам король сейчас заговорил со мной, то это бы ничего не значило, так как меня похвалил сам Принц Поэтов!

Шарлотта явно заинтересовалась его словами.

— Я, наверное, единственный человек во всем Копенгагене, кто не читал его великолепной поэмы, — сказала она.

— Я прочитаю ее вам, — воскликнул Ханс Кристиан и понесся к лестнице, не замечая никого на своем пути.

Шарлотта заморгала.

— Он такой неожиданный, не правда ли, Гетти?

— Да, но ты не должна смеяться над ним. Такой уж он уродился.

— Но он такой смешной, — запротестовала молодая блондинка, пытаясь подавить невольно вырывающиеся смешки.

— Иногда, — улыбнулась Гетти, вспоминая о некоторых странных проделках Ханса Кристиана.

А он уже поднимался по лестнице. Мадам Вульф бросила недовольный взгляд из-за поднявшегося шума. Ей придется поговорить с юношей о его неуклюжих манерах. Но сейчас не было такой возможности. Вскоре он вернулся к Гетти и Шарлотте, и они трое направились к одной из маленьких комнат, смежных с гостиной.

— Там нам никто не помешает, — объяснила Генриетта. Но вдруг она резко остановилась в дверях.

Несколько дам, видимо, решили то же самое, и комната была наполнена веселым смехом.

— Пожалуйста, заходите, Гетти, дорогая, — обратилась к ней толстая дама. — Здесь на диване очень много свободного места.

— Но мы не хотели беспокоить вас, — вежливо ответила девушка, делая шаг назад.

Но Ханса Кристиана уже охватило желание выступить перед публикой. Чем больше будет аудитория, тем лучше. А если она будет состоять только из одних дам, это будет вершиной совершенства. Их милые души всегда представляли собой самых преданных слушателей и самых добрых критиков.

— Сердечно благодарю вас, мадам. Возможно, вы не пожалеете о том, что мы нарушили ваше уединение. Я собирался прочитать одну из моих поэм, — гордо заявил юноша и, не дожидаясь ответа, подвел двух своих компаньонок к дивану и аккуратно усадил.

Шарлотта кивнула и улыбнулась всем дамам. Ей было весело. Генриетта испытывала легкое чувство замешательства. Читать свое произведение в кругу друзей было вполне допустимо. Но в подобной компании, где даже Гетти не знала всех дам, а Ханс вообще не был знаком ни с одной из них, казалось смелой попыткой произвести впечатление. Она мягко вздохнула, расправляя свои юбки.

Шум сразу же стих, а некоторые дамы приподняли свои лорнеты, чтобы получше рассмотреть этого пробивного молодого человека. Многие из них не оправдывали его поступка. Внезапно толстую даму осенило.

— Ханс Кристиан Андерсен! — заявила она своим соседкам шепотом. Соседка в платье сливового цвета, которое ей было слишком узким, с удивлением открыла рот. Затем под прикрытием веера она передала эту новость своей соседке в ярком синем платье. Со скоростью молнии шепот пронесся по всей комнате. Ханс Кристиан прекрасно понимал все то, что происходит, но сделал вид, что смотрит в свои бумаги. Он хотел дать дамам время осознать ту честь, которая так внезапно выпала на их долю. Для него имело значение только то, что вокруг него собрались именно те уши, которые лучше всего оценят его поэму «Умирающее дитя».

Он прочистил голос и с гордым видом начал декламировать. Чтение проходило очень хорошо. Многие дамы начали втайне утирать слезинки с глаз. Толстая дама жадно хватала ртом воздух. Генриетта пристально смотрела на свое сапфировое кольцо, но не видела его, а Шарлотта кашлянула несколько раз в свой носовой платок.

Ханс Кристиан завершил на очень высокой эмоциональной ноте и отложил рукопись. Аудитория наградила его коротким молчанием.

Дама в синем заговорила первой.

— Великолепно! Эта поэма заставила меня вспомнить о времени, когда моя Джулия болела. Нет, нет, она не умерла. Но я всегда этого боялась.

От других дам донеслись одобрительные голоса.

— Я не понимаю, как вам это удалось! — воскликнула дама в сливовом платье, лицо которой уже стало такого же цвета. Ханс Кристиан уже был готов начать расписывать свои творческие моменты, когда был грубо прерван голосом, раздавшимся откуда-то из угла.

— Чепуха! — воскликнула женщина, разодетая в гору пурпура, которая до этого момента молчала.

Все зашептались. Раздался шелест падающих на пол лорнетов.

— Ерунда, чушь! — продолжала дама, поднимаясь на ноги. — Бога ради, молодой человек, вы считаете себя поэтом, потому что можете рифмовать строки! Это может превратиться в навязчивую идею. И что нам тогда делать?

Она как ураган набросилась на бедного Ханса Кристиана, который в этот момент был похож на побитую собаку. Он сделал шаг назад в сторону Гетти, но тирада еще не была закончена.

— Что будет, если я вдруг решу, что я императрица Бразилии, и буду ходить и говорить об этом всем вокруг! Разве это не будет глупой мыслью? То же самое с вашей верой в то, что вы поэт! Доброй ночи!

С этими словами она повернулась и направилась прочь из комнаты, словно фрегат на всех парусах.

Минуту стояло удивленное молчание. Затем раздался голос дамы в сливовом платье:

— Какой ужасный способ обращаться с поэтом. Никогда в своей жизни я не слышала подобных вещей.