— А он говорит что-нибудь против? Хоть одно слово?

— Ни единого, — уверил его Питер. — Это одна длинная хвалебная речь таланту Ханса Кристиана Андерсена.

Ханс спрыгнул с кресла и начал кружиться по комнате. Он схватил Гетти и вместе с собой увлек в танец. Они громко рассмеялись. Адмирал Вульф в своем кабинете услышал этот смех и догадался о его причине. Он поспешил в маленькую гостиную и успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гетти и Ханс отплясывали что-то вроде менуэта, в то время как Питер издавал громкие звуки, подражая игре на пианино.

Гетти первая увидела отца, стоящего в дверях с улыбкой на лице. Она со смехом подбежала к нему и заключила в свои объятия.

— Дорогая моя, не меня надо поздравлять. Разве только за то, что я имею честь быть другом автора, — запротестовал адмирал. Он отстранил Гетти и подошел к Хансу Кристиану. Андерсен просто светился радостью. Не было никакого сомнения в том, какой вердикт вынесли критики.

— Я хочу поздравить тебя от всего сердца, мой мальчик. Ты далеко ушел с того дня, когда появился у моих дверей со своей чудовищной пьесой. Ты проделал огромную работу. Перед тобой лежит прекрасное успешное будущее. Но не дай ему вскружить тебе голову. Помни, что трудная работа еще не окончена.

— Да, герр Вульф. Я знаю, что мне еще придется много работать. Но до тех пор, пока у меня есть друзья, готовые всегда поддержать меня, работа будет казаться не такой трудной!

Адмирал улыбнулся и обратился к сыну:

— Питер, если ты уже просмотрел все газеты, то я хотел бы взять их с собой и сам прочесть вердикт критиков.

— Да, отец. Вот, пожалуйста, — ответил Питер, поднимаясь на ноги с охапкой газет. — Я отнесу их в твой кабинет.

Они оба ушли.

Гетти села у огня. Она сложила свои маленькие руки на коленях, а отблески огня камина создавали вокруг нее причудливую игру света и тени.

— Солдат прошел через все войны! Он был очень храбрым! — сказала она.

— Войны для него еще не окончены, — ответил Ханс Кристиан, опускаясь на подушечку. — Сейчас он всего лишь рядовой. Когда-нибудь он станет генералом. На его груди будут сиять медали и яркие ленты, а на поясе висеть серебряная шпага. Все, что остается ему сейчас, это подъем в гору. Ведь дорога ведет ввысь.

Гетти начала накручивать одну из своих ленточек вокруг пальца.

— А как же маленькая танцовщица?

— О! Она всегда будет танцовщицей. Она всегда будет жить в своем бумажном замке, а солдат будет навещать ее каждый раз, приходя на побывку.

Ханс Кристиан смотрел на огонь, занятый своими собственными мыслями. Он не заметил горького разочарования в глазах девушки и того, что в комнате повисла необычная тишина. Мысли Ханса витали в далеком будущем, когда короли станут его друзьями, а королевы будут молить прочитать им одну из его историй.

Вернулась мадам Вульф с полным подносом сандвичей и кувшином молока. Ханс Кристиан начал жадно есть, но Гетти сделала всего лишь несколько глотков.

«Возможно, у нее снова болит спина», — подумала мать и взяла беседу в свои руки.

— Что ты будешь делать со всеми деньгами, которые получишь от продажи твоей книги? — поинтересовалась мадам Вульф.

Рот Ханса отвис, и из него чуть не выпал сандвич. Ему никогда не приходило в голову, что с деньгами можно делать что-нибудь еще, кроме удовлетворения своих насущных потребностей.

— Вы думаете, что я смогу сделать что-то необычное?

— Конечно. Ты два года работал без передышки. Тебе необходим отдых. Почему бы тебе не поехать куда-нибудь?

— Поездка. А я действительно могу?

Мадам Вульф ободряюще кивнула.

— Конечно. Но сначала тебе придется поговорить об этом с герром Коллином, но я думаю, он не будет против. Ты можешь, например, поехать в Оденсе.

Ханс Кристиан заерзал в кресле.

— Нет, еще рано. Сначала мне нужно еще очень многое сделать.

Ханс взял еще один сандвич.

— А может быть, у тебя есть какой-нибудь школьный друг, которого ты мог бы навестить, — продолжала мадам, уверенная, что идет правильным курсом.

— Иене Симонсен, — наконец произнес он. — Он живет в Ютландии. Я мог бы погостить у него несколько дней. Но мне бы хотелось большую часть своего времени провести в путешествии. Если, конечно, я смогу себе это позволить.

— Я думаю, что ты сможешь себе это позволить, — уверила его дама. — Тебе очень нужен отдых. То, что иногда считается роскошью, может стать необходимостью при определенных обстоятельствах.

Молодой человек с энтузиазмом согласился. Вот так одним июньским утром Ханс Кристиан оказался в дилижансе, увозящем его из Копенгагена в его первый отпуск.

Пароход пробивался через туман в направлении Ютландии. За сутки он прошел свой путь от Каттегата, через дождь, ветер и злые волны. Практически все на борту, включая и Ханса Кристиана, болели морской болезнью, а конца дороги еще не было видно. Переезд, который обычно занимал не более часа, затягивался еще на полдня.

Но лишь один пассажир не жалел об этом. Ханс Кристиан, несмотря на физический дискомфорт, наслаждался путешествием. Год назад он осуществил поездку на «Каледонии», первом пароходе в датских водах. Но этот опыт не включал в себя ночное плавание под ритмичное громыхание работающих двигателей. Даже если бы его не мучила морская болезнь, Ханс все равно бы не смог уснуть. Он любовался этим новым чудом науки и техники, покоряющим море.

С первыми лучами света он был уже на палубе. Шторм закончился, но туман так плотно окутал корабль, что приходилось каждые несколько секунд посылать в воздух предупредительные звуковые сигналы. Ханс подошел к краю и взглянул за борт. Они, должно быть, шли вполовину скорости, так как казалось, что ход судна едва ли нарушал морскую гладь.

Старый матрос, с которым Ханс познакомился вчера, присоединился к нему на палубе. Это был ветеран с залегшими вокруг глаз синими ободками, приобретенными в результате многолетнего общения с подзорной трубой.

— Корабль замедляет ход, — заметил он. — Будем в порту Орхуса к восьми склянкам. Вам бы лучше остаться в своей каюте, приятель. Здесь ничего интересного.

— Я знаю, герр матрос. Но я не смог бы остаться внизу. Здесь на свежем воздухе я чувствую себя намного лучше.

Старый моряк рассмеялся:

— Это уж точно.

— Мне нравится море и небо и ощущение того, как бежит по волнам пароход, — продолжал Ханс, пытаясь заглушить странное чувство, возникающее в груди.

Старик сплюнул в туман.

— Не испытываешь никакого удовлетворения, когда пароход пробивается через туман. Если бы вы были со мной на моей старенькой «Минерве Т.», когда паруса надувались так, что казалось, вот-вот лопнут. Мы быстро крепили их и забивали гвоздями люки, давая возможность волнам захлестывать нас. Мы могли прорваться через любой шторм в семи морях! Вот когда получаешь настоящее удовлетворение!

— Я знаю, герр матрос. Парусные корабли были очень красочными. Но теперь мы перешли в новую эпоху, эру изобретений и прогресса. Только подумайте об этом! С первых дней мореплавания люди зависели от воли ветра, а теперь лишь от небольшого усилия мысли, благодаря которой появился паровой двигатель. Это достижение сделает человека повелителем морей и ветров.

Старый матрос посмотрел с удивлением на своего юного собеседника.

— Чушь! Природа наша мать! Что лучшего мы можем сделать для самих себя, чем использовать ее силы для нашего собственного конца.

Ханса переполнили чувства, и он оторвал одну руку от перил, чтобы жестом подчеркнуть действенность слова.

— Но подумайте о скорости, герр! В спокойную погоду мы совершили путешествие от Копенгагена за сутки! На парусном судне это было бы невозможно!

— Какое значение имеет скорость? — откликнулся старый моряк. — Я плыву в Орхус навестить свою племянницу, но мне очень не нравится ее муж. Зачем же мне спешить?