Стадия mortificatio порождает состояние, известное на языке религии как раскаяние[21]. Когда нам приходится извиняться за серьезное оскорбление, мы не хотим, чтобы нас погладили по голове и сказали, что все в порядке, мы знаем, что на самом деле все плохо. Нам нужно, чтобы наши оскорбительные поступки и связанные с ними чувства, осознали и подтвердили, а не извинили быстро и «между прочим», ибо в этом заключается утверждение серьезности страданий нашей души и нашей человеческой ограниченности. Обычная легкая симпатия только упрощает мортификацию. Мортификация — это полное стыда переживание смерти; наша душа не потерпит случайного искупления.

Mortificatio — это психологическая стадия, а не нравственное деяние. Ее нельзя назвать ни хорошей, ни плохой.

Просто существует такой необходимый процесс. Если вспомнить о том, что mortijicatio — это созидание смерти и процесс исключения всякой реалистичности, становится ясно, что этот процесс необходим не только для нравственного укрепления Эго, но и для осознания жесткой психической реальности. Эта стадия вовлекает нас в глубокий вид «терапии реальностью». Мы раболепствуем, чтобы осознать свойства своей психики, находящейся вне контроля Эго, в особенности ее уродство или банальность. Это очень трудно сделать. «Сколько было тех, кто пытался найти… но не мог вытерпеть мучений».

Немощь — это телесное проявление переживания смерти: внезапное, драматическое и умертвляющее погружение в черную пучину смерти. В состоянии немощи человек теряется в смертельном забвении, находясь на границе в состоянии, когда пульсирует жизнь, а Эго-сознание отсутствует. Как только человек очнется от этого состояния, к его стыду, он вспоминает, что Эго находилось в полной власти тела, и тогда сразу наступает оцепенение и в его равновесии, и в его сопротивлении.

Румянец — еще один признак мортификации тела, его горячая «вспышка», болезненно очевидный сигнал умирания стыда. Это алхимический процесс покраснения кожи. Но не только. Румянец может означать свежесть и острую чувствительность. Это сырое мясо материи, будь оно у нас на кухне, в алхимической лаборатории или у нас в душе. Румянец — еще один физиологический феномен, против которого бессильна любая сила воли. Такое внезапное потепление и покраснение щек нельзя остановить, как нельзя машинально закрыть лицо с помощью непроизвольного жеста. Румянец умерщвляет сам по себе, и в румянце видно умерщвление.

В своем эссе «Физиология или механизм появления румянца», написанном в 1839 г., Томас Берджес, член Королевского Хирургического Колледжа, заявил, что «румянец может выражать поэтическое устремление Души» и что «румянец — это лава, порожденная сердцем и вызванная излиянием чувства». Не удивительно, что Берджес называет румянец одним из четырех «человеческих творчеств» (другие три — это творчество репродуктивных органов, беременности и пищеварения). Он приходит к выводу: «Румянец, которому невозможно сопротивляться… однозначно свидетельствует об абсолютной неспособности воли преодолеть контроль подлинных эмоций Души». Оживляя воспоминания о горечи, стыде, мортификации проявляют на щеках отметины переживаний — душещипательные раны. Стыд обладает долгой памятью, и эти раны жгут душу.

Мортификация — это априорное условие человеческого существования. Душа уже измучена, психика уже расшатана. Стадия мортификации — это не количественный метод (плюс муки, минус муки), а качество души. Еще одно проявление героизма Эго — думать, что мы можем исключить свою мортификацию или «очистить» свои комплексы. По выражению Джеймса Хиллмана, комплекс — «чрезвычайно нестабильная структура или организация психических элементов, совокупность идей, подверженных особым изменениям и колебаниям, объединенным эмоциональным архетипическим ядром: сплетение, констелляция взаимно-переплетающихся мотивов». Сложный, «закомплексованный» человек страдает и колеблется, причем его экстремальность выражается в хитросплетениях образов, жестов, воспоминаний.

Если мы думаем как алхимики, мы противоречим общему предубеждению по отношению к психотерапии. Цель психотерапии вовсе не состоит в том, чтобы усилить и стабилизировать нашу психику и защитить ее от мучительных и болезненных переживаний. Укрепляется нечто, заставляющее девочку завивать волосы, подростка — совершать правонарушения, издавать дикое нечеловеческое рычание. Действительно, глубинная терапия состоит в том, что, становясь внимательными к собственной душе, мы должны стать более сложными, более утонченными, более умерщвленными. Внутренняя работа направлена на внутреннее осознание того, что мы прочно связаны со своими комплексами, своим бессознательным, своим животным происхождением и со своей смертностью. Терапия должна продвигать нас не только к нашему внутреннему Я, но и к ощущению того, что внешние события также обладают внутренним смыслом, который можно видеть «третьим глазом», включая, наверное, прежде всего симптомы, повседневные недомогания и боли, а также тысячи «обычных потрясений», «наследуемых» нашим телом. Терапия необходима для более глубокого осознания души, включая ее мучения, чтобы, принимая ее лечение, мы могли понять ее природу. Возможно, терапия была бы более эффективной, если бы мы меньше старались исключить муки, чем терпеть их.

Парадоксально, что иногда изменения происходят в процессе испытания мучительных переживаний. По-видимому, именно их имел в виду Иисус, говоря о том, что, теряя жизнь, человек ее обретает. Иногда, только вытерпев мучительное переживание смерти и покорившись ей, человек может выдержать и понять то, что необходимо его душе. Здесь нет и не может быть никаких гарантий. Истинное подчинение исключает «выпрашивание» награды, ибо в противном случае его нельзя назвать истинным.

После долгого и болезненного процесса анализа мазохистский комплекс одной моей пациентки принял индивидуальную форму. Тогда она дала этому воплощенному мазохистскому комплексу определенное имя, что свидетельствовало об осознании, что комплекс — не просто «нечто», а живое существо со своими собственными потребностями и желаниями. Фактически для этой новой личности, которую впоследствии удалось вовлечь в воображаемый диалог, был создан новый психологический сосуд. Пациентка-как-Эго и пациентка-как-мазохистка встречаются, чтобы ощутить новую реальность. В приведенном ниже фрагменте активного воображения можно это заметить:

Джейн (Эго) Наверное, я только вернулась к своим старым уловкам уберечь тебя от моей сверхчувствительности, но, мне кажется, ты не причинишь мне боли. Ты ощущаешь ко мне враждебность.

Дженис (мазохистка) Да, я тоже стараюсь выбраться из этого кошмара. Твое слишком неоднозначное отношение ко мне было довольно трудно выдержать. Конечно, я стремилась собрать отовсюду как можно больше дерьма, и не все было так уж неприятно.

Джейн Ты ведь знаешь, что я всегда втайне нежно относилась к тебе.

Дженис Да, конечно. И все тайны были такими интимны ми… Ты была нужна мне больше всех. Мне не могло быть хорошо с другими, если не было хорошо с тобой.

Джейн О, Дженис, ты ведь очень умная, ты все это понимаешь.

Дженис Я очень много думала, отлежала всю спину.

Джейн Ты очень простая.

Дженис О, довольно. Ты стараешься кое-что сгладить. Я знаю, что ты все еще меня ненавидишь.

Джейн Ты по-прежнему хочешь, чтобы я тебя ненавидела, правда?..

Дженис Я хочу, чтобы ты любила меня по-настоящему. Я хочу, чтобы ты узнала меня…

Джейн Но я говорю о том, что ты хочешь, чтобы тебя не презирали.

Дженис Самое плохое, если на тебя вообще не обращают внимания. Хорошее отношение основывается на обязательстве. Плохое отношение очень важно, оно вызывает сильное напряжение и ужас. Избиение может иметь ритм полового акта. Если ты не заслужила ничего, для тебя все становится подарком.

Джейн То, что ты сказала, тяжело слушать, и до этого будет нужно дойти. Но неужели ты считаешь, что ничего не заслуживаешь?