Зябко запахнувшись в плащ-палатку, Евгений погрузился в раздумья. Мимо проплывали потемневшие от сырости дома, заборы и деревья. Уже на выезде из города он увидел на обочине высокую девушку в цветастом, прилипшем к телу платье, бредущую навстречу босиком с туфельками в руке. Другой рукой она держала над головой огромный лист лопуха. Когда они поравнялись, девушка вдруг открыто и очень пристально взглянула ему в глаза. Последние городские сараи скрылись едва за серой дождевой завесой, а Евгению уже казалось, что незнакомка посмотрела на него так, словно они давно уже были друзьями. И что никто никогда на него так не смотрел. Мысли, завихряясь, понеслись со скоростью необыкновенной, он не мог угнаться за ними. Он определенно понимал, что следует немедленно повернуть, догнать, найти ее, но почему-то не мог ни на что решиться, не мог даже пошевелиться в тугом коконе влажного плаща, а пролетка все удалялась и удалялась от города. «Вот жизнь собачья! Всегда так», – уныло успокоился он, когда мерин, хрипло дыша, остановился у дверей шахтоуправления.

Сотрудники Карасева закончили расчеты по измененному плану, и оказалось, что как бы там ни было, а за оставшиеся до нового года четыре месяца успеть нельзя. В лучшем случае, к апрелю, но и то если не будет крупных срывов. Такой вариант никого не устраивал. Евгений думал трое суток, но надумал только перебрасывать по мере надобности людей и ресурсы со второстепенных участков, на прорывные. Начать, например, со склада лесоматериалов, частично оголив бытовой корпус и проходку выработок, потом сконцентрироваться как раз на проходке, а завершить все прокладкой железнодорожной ветки и той же треклятой бытовкой. Карасев предложил временно привлечь пенсионеров и вообще всех, кого удастся собрать. Пересчитали, подскребли по всем сусекам и дожали-таки график до первого января. Только был тот график совершенно утопическим, поскольку ситуация со стройматериалами сложилась аховая. То есть не было их. При всей надежде на Климова, рассчитывать на какие-то поставки раньше, чем через два месяца, не приходилось. Одно это ставило жирный крест на всем проекте.

Во время очередного совместного пережевывания безнадежного положения Карасев как бы вскользь заметил, что ему кажется, на складах могло случайно заваляться немного кирпича. Незамедлительно был вызван Фоменко, который, усмехаясь в бороду, объяснил, что в его образцовом хозяйстве ничего заваляться не может. Но Слепко засек просто-таки зверский взгляд, мельком брошенный завхозом на Карасева, и без того бледного до синевы. Ничего не понимая, он решил действовать хитро и потребовал предъявить документы. Завхоз мигом выложил кипу ведомостей, актов и накладных. Из них со всей определенностью следовало, что кирпича оставалось девяносто восемь штук. Явно обескураженному начальнику строительства оставалось только развести руками, а вальяжный Фоменко покровительственно пообещал, что он лично не допустит поругания родной шахты и на той неделе все необходимое из треста выбьет, чего бы это ему ни стоило. Жизнь свою, можно сказать, положит на алтарь. Коварно поблагодарив распустившего павлиний хвост завхоза и не глядя на окончательно скисшего зама, Слепко предложил прогуляться на склад стройматериалов. В смысле – просто воздухом подышать, а заодно и полюбоваться, как там и что. Как он и предполагал, найти нужные ключи не представлялось никакой возможности. Любезно улыбающийся Слепко целых три минуты слушал совершенно правдоподобные объяснения насчет заболевшей Марь Иванны, после чего поставил вопрос ребром. Говорил он с Фоменко необычайно дружелюбно, даже шутливо. И тот попался. Вместо того чтобы рысью бежать домой, выкапывать в огороде заветную жестянку и сразу же на вокзал, а там – как ветер в поле – на Дальний Восток или в Среднюю Азию с фальшивой справкой Загорянского сельсовета на имя колхозника Сидорова, вместо всего этого Фоменко как дурак принес ключи. Кирпича на складе оказалось не девяносто восемь штук и даже не девяносто восемь тысяч. Кирпича там оказалось немерено. И прочих стройматериалов тоже. Включая цемент, оконное стекло, линолеум и многие иные, просто-таки невиданные вещи, никакого отношения к шахте не имевшие, вроде целого штабеля отрезов ситца. Не слушая больше завхоза, бубнившего что-то о пользе экономии, Слепко широко зашагал назад, в контору. Тогда, уразумев, какой оборот принимает дело, Фоменко зашептал, что кое-кто может попасть в очень неприятный переплет, поскольку имеются большие люди, которые не простят. Все еще улыбаясь, начальник шахты снял телефонную трубку и попросил девушку соединить его с начальником райотдела НКВД. Услышав знакомый шепелявый голос – у того была неудачная вставная челюсть, – Евгений спокойно, по-деловому доложил, что вместе со своим заместителем Карасевым только что выявил шайку вредителей, причем был пойман с поличным заместитель начальника шахты по хозяйственной части гражданин Фоменко. Получив всенепременнейшее заверение, что наряд уже выезжает, он медленно положил трубку и тогда только ненавидяще уставился прямо в выпуклые зенки «государя-императора». Тот замычал нечленораздельно и выскочил в коридор.

Слепко несколько минут сосредоточенно грыз кончик карандаша, после чего позвонил в бухгалтерию и вызвал одну из молодых сотрудниц, только что с курсов, о которой не знал ничего, кроме фамилии – Иванова. Через полминуты он увидел через окно, как ядреная рыжая девка выскочила из флигеля и побежала к главному корпусу. Спустя еще полминуты Иванова, уверенно постучав, спокойно, словно и не спешила, вошла в кабинет. Она была в темно-синем платье, безразмерной кофте и канцелярских налокотниках. На груди – кимовский значок. Поздоровавшись – рука у нее была крепкая и горячая, – Слепко безо всяких предисловий спросил, может ли она занять место его заместителя по хозяйству и срочно навести образцовый порядок на складах?

– Могу, – просто ответила девушка.

– Придется разбираться в бумагах, они наверняка нарочно запутаны, нужно будет проявить твердость характера, чтобы снабженцы не сожрали вас с потрохами. У вас будет много подчиненных и придется быстро разбираться, кому из них можно доверять. Знаете, я бы на вашем месте сначала хорошенько подумал. Может, товарищей своих привлечете? Одной вам не справиться.

– Я понимаю, товарищ начальник, – Иванова сильно покраснела, – мы уже обсуждали всё это в ячейке и много спорили.

– Вы обсуждали «всё это»? – удивился Слепко.

– Да, хотели даже к вам идти.

– Что ж не пошли?

Она только плечами пожала.

– Не беспокойтесь, товарищ начальник, мы-то знаем, на кого тут можно положиться! И товарищи, чтобы помочь, у меня имеются.

– А зовут вас как? Имя-отчество, я имею в виду?

– Даша... Дарья Ивановна.

– Ну вот и хорошо, Дарья Ивановна.

Он зашел к машинистке и продиктовал приказ по шахте о снятии Фоменко и назначении Ивановой. Возвращаясь к себе, он обернулся в дверях и увидел, как она стоит посреди коридора, схватившись обеими руками за голову.

Карасев все еще сидел на диване.

– Теперь с вами, Карасев. Я так понимаю, вы знали, что за фрукт этот Фоменко?

– Догадывался. То есть знал, конечно, хотя доказательств у меня не было. Близко он никого не подпускал, полагался только на нескольких дружков своих. Хотя паутиной своей весь поселок оплел, а то и весь район.

– И вы молчали?

– Да как бы вам объяснить…

– Уж объясните как-нибудь, и немедленно!

Карасев грустно усмехнулся, сцепил руки на коленке так, что щелкнули пальцы.

– Вы же умный человек, Евгений Семеныч, кто ж мог знать, что вы не в курсе?

Слепко так и сел.

– И что, все так думали?

– Видимо, да...

– Та-ак… Ну что же…

Обсуждать было нечего. Он позвонил Климову и доложил о произошедшем.

– Ясно… Ты уже нашел кого-нибудь взамен?

– Да, назначил тут одну…

– Хорошо, расскажешь потом, бывай!

Слепко прошелся по кабинету. Карасев сидел в прежней позе, тоскливо уставясь в угол.

– И все-таки вы должны были мне сказать!