Изменить стиль страницы

— Они жили здесь, когда я был маленьким.

Он быстро вскочил на ноги, подошел к окну и, откинув шторы посмотрел на темный лес.

— Она больна, Пулу! — отчаянно произнес он. — Куда же мне идти, чтобы помочь ей?

Они недолго помолчали, потом Пулу спросил:

— Ты о чем думаешь?

— По ночам они выпускают джаусов. Когда они сделают это, мы оденемся потеплее и подождем. Во время обеда спрячь нож.

— А как мы выйдем отсюда? В этой хижине только одна дверь, внизу.

— Через туалет. Там в потолке есть дырка.

Пулу подмигнул и изобразил улыбку.

— Как ломо из норы.

За обедом Тристан вдруг поймал себя на том, что не сводит глаз с Лариэль, вспоминая о том, что она сказала ему в коридоре после неудачной попытки побега.

Наконец она подняла глаза.

— Что-то не так, Тристан?

— Да нет, — слишком поспешно ответил Тристан и нащупал рукоятку ножа, который украдкой засунул себе за пояс. — Я просто устал.

Вернувшись к себе в комнату, он отключил автоматику двери; собрав всю свою теплую одежду, разложил ее на две кучки.

С большими усилиями пытаясь натянуть на себя человеческую одежду, Пулу показал на кровать.

— Сними мне вон то.

— В одежде теплее, — настаивал Тристан.

— Мне это нужно не для тепла. Зачем я учил тебя рисовать на теле полосы?

Тристан посмотрел на заснеженный лес и улыбнулся.

— Для того, чтобы прятаться!

Он завернулся в простыню и стал прохаживаться перед наполовину зашторенным окном, глядя на залитую светом землю. На улице слуги вели на поводках рвущихся вперед собак. За Диафаметаллическими стеклами лая не было слышно, но руки сами собой сжались в кулак.

Через час с небольшим слуги с собаками вернулись. Тристан подождал, пока они исчезнут из поля зрения и у входа раздадутся команды собакам, послышится лай и царапанье когтей по полу. Только после этого он подал сигнал Пулу.

В потолке гигиенической кабинки была вытяжка. Тристан резко выдернул вентилятор, за которым оказалось отверстие с метр в высоту. На самом верху под крышку вытяжки со свистом задувал ветер. Юноша залез на стул и протиснулся в трубу, слишком узкую для его плеч. Дотянувшись до приспособлений, поддерживающих заслонку, он пошатал одно из них, но ничего не получилось. Потрогал второе, немного покрутил его, и в руке у него очутилась гайка-барашек. Тристан бросил ее на пол и опять потянулся к первой, которая совсем не хотела поворачиваться. Он посмотрел вниз на Пулу и заметил около него вентилятор.

— Подай мне это.

Согнутая крыльчатка вентилятора заменила плоскогубцы, и Тристану удалось зацепить гайку. Несколько сильных вращений — и она упала на голову, потом на плечо и на пол. Так же были отвинчены еще две гайки. Порывом ветра крышку сорвало и унесло прочь. Тристан отшвырнул искореженный вентилятор, надел перчатки и ухватился за выступы. Подтянувшись на руках, он высунулся наружу, прямо навстречу вьюге. Мокрый снег резко ударил в лицо. Тристан пригнул голову, защищаясь от ветра, и вылез сначала до пояса, а потом, перекинув одну и другую ноги, выбрался на крышу. Лежа плашмя на снегу, он подал руку Пулу. Через минуту ганианец был рядом. С самого верха здания, имевшего огромные карнизы-ступеньки, расположенные на расстоянии трех метров друг от друга. Тристан и Пулу стали осторожно спускаться, помогая друг другу. Прыгая, они сгибали ноги в коленях, чтобы смягчить падение, и мгновение выжидали, словно выслеживали пейму. Достигнув земли, они быстро перебежали в тень, где отдышались и прислушались к звукам. Пулу принюхался, поморщился от холодного воздуха, но дал знак, что можно двигаться дальше.

Снег был липким и плотным, в нем оба провалились по колено. Глубина снега не давала возможности шагать след в след, идти, не поднимая ног, было очень трудно. Тристан про себя сравнивал такую ходьбу с ходьбой против течения, хотя передвигаться по снегу все же сложнее, потому что под ним могло лежать все, что угодно.

— Какая это гадость — ботинки плоскозубых! — ругнулся Пулу и выставил перед собой руки, пытаясь сохранить равновесие. — Я не чувствую в них земли!

Тристан только и смог, что кивнуть в ответ — он сам прилагал немало усилий, ему стало жарко.

Друзья углубились в лес на километр, когда переменившийся ветер донес лай собак. Пулу уловил его первым и, оскалившись, застыл у плеча Тристана.

— Джаусы, — произнес он взволнованно.

«Абатор помнит все запахи», — вспомнил Тристан слова губернатора. Он огляделся вокруг и увидел качающуюся на ветру ветку.

— Не останавливайся, — сказал он и подтолкнул Пулу вперед, а сам обломал ветку.

Порывом ветра вновь донесло лай собак, но на этот раз он был гораздо ближе. Ветер дул в спину, но следы не заметал, во всяком случае, не так быстро, как хотелось бы.

— Быстрее! — крикнул, задыхаясь, Тристан. — Стена-молния уже близко. За нее они не пойдут! Пулу, беги!

Что-то больно ударило юношу по лодыжке, и от попавшего на ушибленное место снега стало холодно. Он поднялся на трясущихся руках, сжав зубы от боли в ногах, и увидел, что Пулу лежит рядом, пытаясь подняться на ноги и стряхнуть с себя снег. Оглядевшись, Тристан заметил сзади торчащее из-под снега поваленное дерево.

Собачий лай был совсем близко. Пулу замер, Тристан взял в руки палку.

— Поторопись, они почти рядом!

На фоне рассеянного света фонариков отчетливо вырисовывались три собаки, которые свободно неслись по снегу, доходившего им до живота, а их лай эхом разносился по снегу.

— Слишком близко! — прошипел Пулу, вцепившись когтями в плечи Тристана. Глаза его налились злостью, что говорило о приближении чувства тсаа’чи. — Они слишком близко, нам не уйти!

Инстинктивно Тристан толкнул его к ближайшему дереву.

— Забирайся на него! Скорее! Я полезу за тобой.

Времени уже не оставалось. Пулу едва успел увернуться, когда один медвежатник, проломившись через хрупкий кустарник, прыгнул на бревно. Собака притихла от сильного удара зарычавшего на нее преследуемого. Тристан крепко сжал толстую ветку, собираясь использовать ее вместо дубинки. Пес прыгнул ему на горло, но юноша вовремя стукнул его веткой.

Клыками собака коснулась перчатки, один клык сломался о мерзлое дерево, но ветки из пасти медвежатник не выпускал. Он мотал головой из стороны в сторону, словно хотел вырвать палку из рук противника. На перчатке Тристана появилось темное пятно. Он вскрикнул, удивившись, что не почувствовал боли. Огромные лапы легли ему на плечи, сорвав когтями простыню. Тристан видел перед собой сверкающие клыки, готовые впиться ему в горло, если бы не мешал раздвоенный конец ветки. Юноша чувствовал дыхание собаки и, еще крепче ухватившись за свое оружие, стал резко дергать его налево и направо. Зверь разжал зубы и покатился по снегу, но ему на смену пришли две другие собаки, с рычанием набросившиеся на свою жертву. Одна получила толстым концом в грудь и, скуля, отскочила, второй досталось по морде другим концом. Первая собака снова прыгнула на Тристана, брызжа кровавой слюной.

Место схватки ярко осветилось, и чей-то хриплый голос заставил собак застыть в нетерпеливых позах. Вожак облизывал поврежденную пасть, вопрошающе заглядывая хозяину в глаза, а остальные собаки остановились рядом.

Тристан не выпускал из рук своего оружия. Через поляну шел Реньер. Лучи фонарей за его спиной позволяли разглядеть только его темный силуэт. Лицо прятала тень, из-за чего нельзя было разглядеть его выражение. Тристан еще крепче сжал дубинку, его трясло.

— Что с тобой, Тристан? — тон губернатора был жестким, непонятно, от злости или беспокойства. — И что здесь происходит?

— Моя мать больна! — раздраженно ответил юноша. — Ее семья живет здесь, и вы знаете об этом! Я хочу одного — помочь ей!

Реньер взмахнул рукой. Из темноты вышли двое с фонарями и стали привязывать собак. Они очень были похожи на мазуков, но Тристан даже не обратил на это внимания, по-прежнему выжидая. О том, что они ушли, он догадался по удаляющимся шагам на скрипящем снегу. Юноша не спускал глаз с губернатора.