К концу вечера Кира знает о юноше только то, что он скоро заканчивает институт и что имя его Олег.

— Знаете что, давайте переписываться, — заговорщически предлагает Кира, но тут же спохватывается: — Ой, нет!..

Она искоса поглядывает на отца и представляет себе, что будет дома, если в один прекрасный день отец обнаружит в почтовом ящике письмо от Олега...

И девушка находит выход:

— Вы мне «до востребования» пишите! Обязательно!

 

Олегу отправлено уже восемь писем, а ответа — ни на один. Кира нервничает. Она теперь все время думает об Олеге.

Со всеми подробностями вспоминает их коротенький, ничего не значащий разговор. Олег видится ей красивым и мужественным, очень похожим на известного артиста кино.

Ответ наконец приходит. И хотя это самое обыкновенное письмо, не такое, какого ждала Кира, хотя нет в нем ни объяснения в любви, ни намека на приезд Олега в Тагил, девушка считает, что в ее жизни произошло значительное событие. Она теперь не совсем одинока.

Ее письма к Олегу постепенно становятся нежнее и откровеннее. Его ответы — чаще и значительнее. Кира уже считает, что они любят друг друга, только стесняются признаться в этом. Она с нетерпением ждет признания от Олега и, не дождавшись, первая пишет ему о своей любви. Олег в ответ пишет почему-то о дружбе, о только что прочитанной книге и как бы между прочим сообщает, что среди различных назначений, имеющихся для выпускников его факультета, есть и назначение в Нижний Тагил.

И он приезжает. Совершенно неожиданно из окошечка «до востребования» Кире подают письмо. Оно очень короткое. Всего две строчки:

Весь день проходит в смятении. Кире вдруг становится очень неловко за свои нежные письма и объяснения в любви.

Что она ему сейчас скажет? Что в таких случаях полагается говорить?

Около школы стоят несколько человек, но Олега среди них нет. В вестибюле его тоже нет. Кира немного успокаивается. Это даже лучше. Она успеет все обдумать, внутренне подготовиться к встрече.

И вдруг она видит Олега! Он стоит в дверях, оглядывая класс, ищет глазами Киру.

Покраснев, от смущения, Кира идет к нему.

— Здравствуйте, — краснеет в свою очередь Олег. — А я уж думал — не найду вас.

Они выходят в коридор. Держатся друг с другом неловко, натянуто. В коридоре, возле класса, много парней. Они о чем-то оживленно говорят и смеются. Кира невольно обращает на них внимание.

Ребята как на подбор: высокие, интересные. Олег по сравнению с ними маленький, тщедушный, бесцветный.

«Он вовсе не красивый! — делает для себя открытие Кира. — А тогда, в гостях, казался совсем другим...»

— Я полчаса около школы стоял, — признается Олег. — Так вас и не увидел.

«Мы даже не узнали друг друга!» — делает Кира второе открытие и тоже признается:

— И я не увидела. Смотрела, смотрела...

— Я в клетчатой кепке был, — с надеждой поясняет Олег.

— Кепку я заметила.

Шум голосов в коридоре разрезает пронзительный школьный звонок, и Олег торопится объяснить:

— Я буду работать здесь, в строительном тресте, а жить в общежитии.

Кира делает третье открытие: она, оказывается, совсем не рада и этому сообщению.

Ах, как все плохо, как плохо! Вот и рухнул замок, построенный в ее мечтах! Она хотела только одного: вырваться из душной квартиры родителей, жить самостоятельно! С мужем... с Олегом...

Кира закрывает глаза, пытается представить себе его лицо и не может. Не знает даже, какие у него глаза!

Она засыпает с намерением рассказать завтра Олегу всю правду, извиниться, признаться, что обманула его и что никакой любви нет. Она сама выдумала себе любовь. И Олега тоже... выдумала.

Утро начинается строгим вопросом отца!

— Где твой паспорт?

— В шкатулке, — холодеет Кира и лихорадочно соображает: «А где же письма?»

— Врешь! В кармане пальто.

«Письма под матрацем», — вспоминает Кира и успокаивается.

— Для чего носишь с собой паспорт? — дознается отец. — В булочной предъявляешь?

— В библиотеке была перерегистрация читателей, — хладнокровно врет Кира. — Больше он мне не нужен. Можешь спрятать.

Отец кладет Кирин паспорт в. бумажник и уходит, А она констатирует факт: отец проверяет ее карманы. Но ведь ей не десять, не двенадцать, ей восемнадцатый год!

И опять кружатся, заплетаются в голове горькие мысли, опять единственной надеждой на спасение становится Олег. Даже такой: незаметный, чужой, нелюбимый. Нет, Кира не извинится, перед ним, не откроет ему правды.

Со следующей встречи она начинает разыгрывать влюбленную. Притворяется соскучившейся, когда долго не видит Олега. А на одном из свиданий первая целует его.

Кира говорит Олегу, что любит его, и ждет ответного признания.

— Знаешь, — Олег говорит задумчиво, будто самому себе, — я к тебе очень хорошо отношусь. Особенно как-то... Каждую минуту хочу видеть тебя. Каждую минуту думаю о тебе. Но не знаю... Ты только не обижайся. Не знаю, люблю тебя или нет.

Кира молчит.

— Ты не слушаешь? — громко спрашивает Олег. — Так я буду ждать тебя вечером... У школы.

И улыбается Кире доброй, теплой улыбкой.

 

— Ну вот, — виновато вздохнула Кира. — Не получилось никакого рассказа. Просто вспомнила некоторые случаи из своей жизни. Вы знаете, я почему-то всегда именно эти случаи вспоминаю. А так хочется их забыть! — Она искренне засмеялась и пообещала: — Скоро забуду. Весной. Когда замуж выйду.

— За кого? — осторожно поинтересовалась я.

— За Олега, конечно. Иначе для чего же все это?

Она была откровенна, и эта ее откровенность даже пугала. Так мог говорить уставший, много повидавший на своем веку человек.

Кира будто угадала мои мысли.

— У меня такое ощущение, — сказала она, — будто я жила долго-долго, будто мне много лет.

С ней можно было говорить не осторожничая, и я спросила:

— Ты Олега любишь?

— Нет, — легко ответила она. — Я даже нашего преподавателя геометрии люблю больше.

Этот ответ обезоруживал. «Долго-долго» проживший человек оставался еще ребенком.

Можно было взять Киру за руку и пойти с ней в райком комсомола. Рассказать там все как есть и попросить: «Помогите. Устройте на работу в хороший комсомольский коллектив». Можно было встретиться с ее родителями и обвинить их в содеянном преступлении. Наконец, можно было поговорить с Олегом...

Но мне думалось, не надо водить ее за руку, говорить о ней и решать за нее. Очень важно, чтобы Кира сделала первый свой правильный шаг в жизни сама. Чтобы она захотела его сделать! Ведь пыталась же она сама найти работу...

Я познакомила Киру с моей соседкой по номеру, заслуженной учительницей республики Еленой Анатольевной Веткиной. Умная, мягкая, опытная в педагогической науке, Елена Анатольевна сумела расположить к себе девушку. Отец Киры в эти дни был в отъезде, ей жилось свободнее. Мы часто втроем пили чай, ходили по городу, говорили о любви, дружбе, об одиночестве, о коллективе, о труде, о цели в жизни. И не мы заводили эти разговоры, а сама Кира. Она говорила, слушала и спорила с нами жадно, отчаянно. Тайком от матери прибегала к нам в номер и оглушала каким-нибудь невообразимым, давно уже всеми решенным вопросом.

— Есть счастливые люди, или они только притворяются счастливыми? — спрашивала она с порога и требовала доказать, что счастливые люди есть.

Слушала с недоверием, не соглашалась, отстаивала свое мнение.

— А вот я несчастливая! — вызывающе заявляла она. — И мама моя несчастливая. И отец. И если хотите знать, Олег тоже несчастливый. Может быть, он не знает об этом, а я знаю!

В другой раз она начисто отвергала любовь, потом ставила под сомнение бескорыстие дружбы.

Мы старались познакомить Киру с хорошими, интересными людьми. Елена Анатольевна брала ее с собой на встречи со своими бывшими учениками, из которых один — сталевар, другой — врач, третий — биолог, четвертая — воспитательница в детском саду. Мне удалось провести ее на завод, а потом — на крупную строительную площадку.