...Девушка стояла посреди недомытого коридора С тряпкой в руках и смотрела на меня растерянными, испуганными, глазами.

— Мне нужна Кира, — повторила я.

Девушка будто очнулась и торопливо ответила:

— Нет, нет, что вы! Это не я...

Мне оставалось извиниться и уйти ни с чем. Но я не ушла. Я продолжала стоять и смотрела в ее по-детски округлившиеся глаза. Они выдавали девушку. У меня не оставалось больше сомнений: это была она, Кира Ц.

Тряпка упала в таз и разбрызгала грязную воду. Девушка вытерла передником руки, провела меня в комнату и, опустив голову, сказала:

— Это я.

Мы молчали, привыкая друг к другу, обдумывая, как начать разговор. А начать его было невероятно трудно.

Мы «привыкали» друг к другу долго. А потом наконец начался тот разговор, ради которого я приехала.

— Сколько я себя помню, — сказала Кира, — папа и мама жили недружно.

...Трудно говорить о себе. Тем более о своих сомнениях и чувствах. Но говорить откровенно все-все, даже очень плохое, о своих родителях — это еще тяжелее. Кира закрыла лицо руками и расплакалась.

Ее обида, боль и одиночество пришли из детства. Кире даже кажется, что они появились на свет вместе с ней, что сейчас этим неприятным и неотступным спутникам тоже по восемнадцать лет.

Самым главным в Кирином детстве были папа и мама. И жизнь в доме строилась так, как они хотели.

 

— Ма-ам! Ма-амочка! — капризно тянет маленькая Кира. — Отпусти погулять...

Мама отрывается от книги, мягко говорит:

— Одной нельзя.

— Ну пожалуйста, — умоляет Кира. — Я уже знаю, что Маша плохая девочка. Я с ней играть не буду, Я — с Юриком, у которого живой кролик.

— И с ним нельзя. Он может тебя обидеть. И вообще ты должна знать, что все мальчики — хулиганы!

Мама и Кира садятся писать письмо дедушке. Мама пишет, а Кира рисует для дедушки Юркиного кролика. Потом мама убегает опустить письмо в почтовый ящик, и как раз в это время раздается телефонный звонок из Черниговки. Кира взбирается на стул, дотягивается до трубки и слышит слегка приглушенный папин голос.

— Доченька! — кричит он. — Милая! Здравствуй!

И тут же, не дождавшись ее ответа, обеспокоенно спрашивает:

— А где мама?

— Письмо понесла в ящик. С кроликом! Это я кролика нарисовала. Дедушке!.. — весело кричит в ответ Кира.

Но папа уже не слушает ее и раздраженно спрашивает:

— А что, мама одна ушла?.

Папин голос в трубке становится сердитым.

— Что она надела? В каком платье ушла?

— Я не знаю, — пугается сердитого голоса Кира. — Кажется... ни в каком...

Папа кричит еще громче, трубка хрипит и дребезжит, и Кира, ничего не понимая, растерянно всхлипывает.

Мама так и застает ее — в слезах, с трубкой в руке. Ночью Кира просыпается от шума в соседней комнате.

— Не ври! — кричит папа и топчет сапогами мамины платья. — Все равно узнаю, куда по вечерам ходишь!

Перепуганная Кира зарывается с головой в одеяло, сжимается маленьким дрожащим комочком.

 

За обедом полагается сидеть молча, но у Киры столько новостей, что не рассказать их сейчас просто невозможно.

— Я теперь сижу с Петей! — весело объявляет она, не обращая внимания на строгий, осуждающий взгляд отца. — И на задней парте тоже Петя, только не Сысоев, а Пряничников. А впереди Шура Осипов. Клавдия Петровна сказала, что я их всех должна воспитывать. Чтобы они на уроках не разговаривали.

Папа с мамой переглядываются, а Кира выкладывает и вторую новость:

— В воскресенье наш класс идет на рудник, в гости к Герою Социалистического Труда Сулимову.

Папа отставляет тарелку. Кира делает третье сообщение:

— После обеда я буду собирать по квартирам макулатуру. Всякую ненужную бумагу. Это наше звено постановило.

И она, довольная своими сообщениями, принимается за обед. А папа с мамой встают из-за стола и удаляются во вторую комнату. Они опять начинают спорить и ссориться.

Кира уже привыкла не обращать внимания на их ссоры. Она научилась играть в куклы, когда мама плачет, и делать уроки, когда папа выкрикивает отвратительные ругательства и изводит маму бесконечными подозрениями. В таких случаях Кира утешает себя тем, что папа скоро уедет в командировку и дома опять станет тихо.

Кира быстро справляется с обедом и уже готова бежать во двор, но папа останавливает ее строгим окриком:

— Назад! Бумагу собирать не пойдешь. Это занятие грязное. На рудник тоже не пойдешь. Провалишься еще там куда-нибудь... в шахту. А учительнице скажешь, чтобы от мальчишек тебя пересадили. Если завтра же не пересадит, пойду в школу сам!

Ей очень стыдно за отца, она не хочет, чтобы он ходил в школу. И Кира молча соглашается...

 

К концу подходит седьмой учебный год. И все эти семь лет Кира чувствует себя одинокой, чужой в классе. Никто ее не навещает, никуда не зовет, в пионерской организации не дают никаких поручений. Все знают: Кира никуда, кроме школы, не ходит. Ни на каток, ни в Дом пионеров. И поручений никогда не выполняет.

Ее все оставили в покое. Но Киру это не угнетает. Ей все безразличны, ей никто не нужен. Даже Шуре Осипову она не симпатизирует. А Шура вечно что-нибудь у Киры спрашивает, предлагает какие-то книги. Вызвался научить кататься на коньках.

Однажды в доме раздается телефонный звонок, и Кира узнает в трубке голос Шуры.

— Чего тебе? — раздраженно спрашивает она, а про себя отмечает: хорошо, что родителей нет дома.

— Как «чего»? — изумляется Шура. — Хочу тебя поздравить. Ты разве забыла? Ведь сегодня Первое мая!

— Ах да! — спохватывается Кира. — Конечно... Спасибо тебе.

— Я не один! — весело кричит Шура. — Нас тут четверо. Со мной оба Петра и Лара Крюкова. Мы с демонстрации возвращаемся. А ты почему не была?

— Я... У меня голова болела, — привычно врет Кира.

— А сейчас?

— Сейчас прошла.

— Ну, тогда мы к тебе зайдем? Можно?

Шура говорит все это так дружески, а оба Петра и Лара так весело поддакивают ему, что Кира не в силах им отказать.

— Можно, — разрешает она. — Только скорее!

И чуть было не добавляет: «Пока никого дома нет».

Она и в самом деле разрешает им зайти только потому, что одна дома и надеется, что об этом посещении отец и мать не узнают.

Ребята приходят оживленные, нарядные. Приносят Кире разноцветные шары и веточку только распустившего свои клейкие листочки тополя.

Кира растрогана. Ей хочется сделать для ребят что-то приятное, чем-то отблагодарить их за внимание, но она ничего не может придумать, кроме того, чтобы угостить их чаем. Выставляет на стол праздничные пироги, печенья и впервые чувствует себя в доме хозяйкой.

Шура и оба Петра оказываются очень общительными. Они знают уйму загадок и шуток, а Лара умеет смешно изображать всех учеников их класса. Кира довольна, что ребята зашли. Она всегда сторонилась их, а оказывается, с ними так просто и хорошо. Только... только бы никто не пришел!

Вдруг они слышат отчетливый стук в дверь. Кира замирает. Стук повторяется громче. Кира сидит неподвижно и лихорадочно соображает: что делать? Открыть? А вдруг это отец?

— Стучат же! — недоумевает Петя Сысоев.

— Да, да, — растерянно соглашается Кира и не двигается с места.

— Так открой!

Ребята удивленно переглядываются. Шура встает и делает шаг к прихожей.

— Нет! — срывается с места Кира. — Не надо! Мы не откроем! — И тянет Шуру обратно к столу.

В дверь продолжают стучать, и тогда к Кире подступает Петя Пряничников:

— От кого ты скрываешься? Или... от кого ты хочешь спрятать нас?

— Тише, — чуть не плачет Кира. — Потом... потом все объясню. Он сейчас уйдет. Подумает, что я на улице, и пойдет искать. У него нет ключа...

В дверь больше не стучат. Кира на цыпочках подходит к двери, заглядывает в замочную скважину.

— Ушел...

Все снова садятся за стол, но хорошее настроение больше не возвращается. Шура, пряча глаза, поднимается: