— Спасибо! — не сказал, а выдохнул Рустам.

— Не люблю преждевременных благодарностей. Благодарят за сделанное, а я пока ничего для вас не сделал.

И Филатов вышел из кабинета.

Прошло около получаса. Заполнив историю болезни на Рустама, медсестра принесла больничную одежду и предложила переодеться. Солдатов, проводив Рустама до самой двери палаты, попрощался и ушёл, сказав напоследок:

— Ну, держи хвост пистолетом! Мы с Аней будем тебя навещать. Раз Филатов пообещал, он своё слово сдержит.

… Фазыл и тётя Фрося каждый день, едва проснувшись, наскоро завтракали и отправлялись либо к Рустаму, либо па кладбище. Когда Солдатов привёз в тот день тётю Фросю на кладбище, старушка, будто подкошенная, повалилась на могилу дочери. Она широко раскинула руки, словно обнимая этот скованный морозом холмик, и заплакала, снова, как и в госпитале в первый день, запричитала.

Теперь тётя Фрося стала ходить на кладбище каждый день. Печально останавливалась она у припорошенного сыпким снегом холмика и надолго замирала в молчании. Только слёзы катились я катились по её ещё больше исхудавшему и выцветшему до бескровной бледности лицу, и даже не было сил вытереть их.

Пришли они сюда с Фазылом и в день отъезда. Когда ещё судьба приведёт их в этот город? Когда доведётся побывать у дорогой могилы? Ведь тётя Фрося не в Нальчик возвращалась, а уезжала в далёкий для неё, неведомый Узбекистан, к Фазылу,

— Тётя Фрося… Мама, — заговорил он как-то, когда они шли с кладбища. — Там, в открытке… Катя просила…

— Знаю, Федя, знаю, — мягко перебила его тётя Фрося. — Она и мне о том же писала. Только зачем я тебе?.. Старая, больная…

— Зачем же вы так, мама?! — Фазыл даже остановился, укоризненно глянул на старушку. — Катину просьбу я выполню. Любая её просьба была для меня священной, а эта — в особенности. Я заберу вас в свой дом. Вы будете мне матерью, а я — вашим любящим и заботливым сыном. Увидите, как хорошо мы заживём вместе! Ладно, мамочка? Скажите «да», согласитесь, мамочка! — говорил он и гладил, гладил иссохшую, морщинистую руку тёти Фроси.

Старушка молчала. Многое всколыхнула в душе эта просьба, многое заставила заново пережить, о многом передумать.

В самом начале войны ушёл на фронт сын. И не вернулся. Даже похоронки на него не пришло… А ведь в канун войны Коля собирался жениться. После победы тётя Фрося вернулась в Нальчик и здесь узнала, что её будущая невестка вышла замуж. Замужество это больно отозвалось в душе. Оно как бы лишало мать последней надежды на возвращение сына. Не оказалось на месте и их дома. Только поросший бурьяном холмик земли увидела тётя Фрося на месте. Прахом пошло всё. Всё пошло прахом!..

Да, испытания и лишения, которые выпали на долю тёти Фроси в годы войны, многие, пожалуй, испытали. Вскоре после того, как Катя ушла на фронт, город захватили гитлеровцы. Большинство жителей подалось в горы. Тёте Фросе в то время было уже за пятьдесят, но она не роптала на то, что постелью ей служил порою голый камень, а подушкой — пучок сухой травы, Не роптала она и тогда, когда вышло всё продовольствие и пришлось есть дикие ягоды и всё, что было мало-мальски съедобным. Всё вытерпела, всё вынесла тётя Фрося. Потому что как и все, с кем она скрывалась в горах, верила: «После тёмной ночи обязательно наступит светлый день. После суровой и беспощадной зимы неизменно приходит мягкая и тёплая, в нежном цветении весна. Не вечны и эти тяжкие, беспросветные времена, близка победа над ненавистным врагом. И снова начнётся тогда мирная и счастливая жизнь».

Да, эта глубокая и светлая вера была той единственной поддержкой и опорой, которая помогла выстоять людям в горах. А тётя Фрося жила к тому же ещё одной надеждой: «Вернутся с фронта целы и невредимы, а если и искалеченные, зато живые, муж, Коля с Катей, и заживут они ладно да весело, будто войны, чёрной напасти этой, никогда и в помине не бывало».

Но не суждено было сбыться надеждам тёти Фроси, Сначала пришла похоронка на мужа. И месяца не провоевал Сергей. А потом без вести пропал сын. А теперь вот дочь ушла навсегда…

— Скажите «да», мама! — снова донёсся до неё ласковый, умоляющий голос Фазыла, будто он не рядом стоял, а где-то недосягаемо и неразличимо далеко.

— Да, — чуть слышно прошептала старушка, вся ещё во власти нежданно нахлынувших горьких воспоминаний. Потом порывисто припала к плечу этого сильного и заботливого парня, крепко сжала нежно гладившую её руку и повторила благодарно, горячо: — Да, сынок, да!..

И вот они торопливо шагают к глазной клинике; надо попрощаться с Рустамом — до отлёта осталось два с половиной часа. В клинике пробыли недолго. Когда собрались уходить, Рустам проводил тётю Фросю и Фазыла до дверей палаты. Ещё раз обнялись на прощание. От сознания того, что он теперь остаётся совсем один в этом большом незнакомом городе, сердце Рустама больно сжалось. Он долго ещё стоял у порога, прислушиваясь к удаляющимся шагам. А в ушах продолжали звучать слова прощальной сцены.

— Ну, дружище, держись! — крепко пожал Рустаму руку Фазыл. — И надейся. Без надежды, говорят, только шайтан живёт. А домашних я успокою и обрадую. Если понадобится, черкни, я приеду за тобой.

— Дай тебе бог счастья, сынок! — по-матерински тепло и ласково погладила Рустама по голове тётя Фрося. — Я с Федей еду в вага кишлак. Там и свидимся. Обязательно свидимся. Ну, до свидания. Дай-ка, я тебя поцелую…

СВЕТИНО СЧАСТЬЕ

Тётя Фрося вслед за Фазылом вошла в дом. Увидев, что горит печь, в комнатах аккуратно прибрано, полы вымыты, спросила:

— Сынок, а кто с тобой живёт?

— Никто, мама, я сам живу.

— Ну-ну! Только безлюдный дом разве таким бывает? Ты же вон сколько в Одессе пробыл. Или ангелы небесные, по-твоему, печь затопили?

— Да, вы правы. И в самом деле есть ангелы, которые не оставляют меня своими добрыми заботами, поддерживают в моём холостяцком жилье хоть мало-мальски нормальный человеческий порядок. Самому же круглый год некогда по-настоящему заняться домашними делами. Они, наверное, эти ангелы, и печку к нашему приезду догадались затопить. Только не небесные они, а вполне земные, и завтра же я вас познакомлю с ними.

— И кто же они?

— Сейчас пока ничего сказать не могу. И сам не знаю, кто из них заботливее и догадливее других оказался.

— Дай им господь счастья, кто бы они пи были, — благодарно проговорила тётя Фрося.

Печку растопили и в квартире прибрали, как и догадывался Фазыл, Мухаббат со Светой. Фазыл, едва добравшись до Одессы, отправил Свете телеграмму на адрес медпункта. Ещё одну телеграмму он прислал после того, как Рустама положили в клинику.

На обратном пути получилась заминка. Тётя Фрося никак не соглашалась лететь на самолёте, ссылаясь на больное сердце.

— Пока из Нальчика до Одессы летела, — пожаловалась она, — думала — умру.

Пришлось срочно сдавать авиабилеты и покупать билеты на поезд. На это ушло два дня. Во время пересадки в Москве Фазыл снова отправил Свете телеграмму. Вот тогда-то, выяснив, когда прибудет в Ташкент поезд, Света с Мухаббат и сделали в доме Фазыла генеральную уборку. Почти два дня подряд беспрерывно топили печь, чтобы холодные комнаты как следует прогрелись.

Тётя Фрося сняла валенки, Фазыл помог ей размотать пуховый платок, раздеться.

По правде говоря, он не ожидал, что дом встретит его таким теплом и уютом, создать который способны только женские руки. Поэтому, подъезжая к кишлаку, Фазыл озабоченно думал: «Пока растоплю печку, нагрею промёрзшие комнаты, надо будет попросить, чтобы тётя Фрося переждала у тётушки Хаджии». Но едва переступил порог, понял, что никого и ни о чём просить не придётся. Всё уже сделано и без его просьб.

А всё-таки, кто этот «ангел», который так кстати проявил заботу о его холостяцком жилье? «Сапура с отцом и матерью, наверное, уже уехали? — размышлял Фазыл. — Да, должны были уехать. Аня ещё говорила? «У Петра Максимовича совсем времени в обрез. В Ташкенте он сможет прожить самое большее одну неделю». Значит, всё это дело рук Мухаббат. Спасибо ей большое. Добрая и чуткая она женщина.