Самым крупным из крестьянских восстаний было движение «кроканов», продолжавшееся с 1593 по 1595 г. в провинциях Пуату, Сентонж, Лимузен, Марш и Перигор. Восставшие выпустили прокламацию, в которой приглашали всех сочувствующих выступить с ними «против козней своих врагов и против короля, а именно против когтей изобретателей косвенных налогов, воров, сборщиков податей и фискальных чиновников и их помощников». Слова «Aux croquants» (на грызунов) служили у них сигналом к нападению на сборщиков налогов, дворян и солдат. Дворяне в прокламации, которую они выпустили со своей стороны, обвиняли крестьян в том, что они хотят освободиться от установленного богом подчинения, разрушают религию и желают установить демократию по образцу швейцарской. Королевским войскам удалось подавить восстание кроканов в Лимузене и Сентонже. В Перигоре сорокатысячная армия крестьян оказала столь энергичное сопротивление, что правительство предпочло заключить с ними соглашение и простило им недоимки по прямым налогам, которые оно все равно не могло бы собрать.
Скоро дворянство и буржуазия покончили и с комитетом шестнадцати. Зажиточная и чиновная буржуазия явно начала склоняться на сторону Генриха Наваррского, как единственного реального представителя королевской власти. Было ясно, что Париж и в самом Париже наиболее непримиримые к королю-гугеноту элементы могут держаться только испанской помощью и испанским золотом. Однако в рядах лиги, владевшей Парижем, не могло быть единства.
Парижская буржуазия (включая бюрократию) оказалась между двух огней. Она не могла примириться с королем-гугенотом, опасаясь гугенотской программы расчленения Франции, но она не меньше боялась низов парижского населения, которые господствовали в комитете шестнадцати и в квартальных комитетах. Она готова была признать Генриха Бурбона королем, но при условии возвращения его в лоно католицизма национально-французского, галликанского. Для Генриха это было равносильно подчинению программе Парижа, не только главного, но и в своем роде единственного города Франции, господствовавшего над страной и политически, и экономически. Партия крайних в Париже не представляла единства. Чрезвычайно пестрая по своему социальному составу (мелкобуржуазная, торговая и ремесленная масса, рабочий люд, очень значительная прослойка низшего духовенства и неимущая интеллигенция — учащиеся и мелкое чиновничество), она не могла иметь ни строго продуманной программы социальных преобразований, ни политической платформы. Требование признания Филиппа И, самого абсолютного из всех государей, королем Франции, сочеталось у нее с требованием муниципальной демократии и резкой оппозицией по отношению к дворянству и зажиточной буржуазии. Она добивалась введения в Парламент и другие учреждения своих представителей и конфискации имущества у «подозрительных», т. е. у тех буржуа, которые готовы были признать Генриха.
Примирительная политика правой части лиги к кандидатуре Генриха вызывалась тем обстоятельством, что дальнейшая разруха грозила лишить Париж его значения столицы Франции. Наряду с сеньорами, стремившимися растащить Францию по кускам, города тоже старались усилить свою независимость даже на, севере, где лига господствовала. В городах раздавались негодующие возгласы против дворянства, от которого города страдали не меньше, чем деревни. Города переставали впускать к себе губернаторов, назначенных лигой, захватывали замки и укрепления внутри городских стен и создавали собственные правительства, которые переставали считаться с центром.
Между герцогом Майенским и комитетом шестнадцати начались столкновения, несмотря на то, что лично герцог как один из кандидатов на престол был заинтересован в деятельности этого комитета, решительно протестовавшего против кандидатуры Генриха. Комитет шестнадцати, недовольный одним из решений парижского парламента, схватил и без суда казнил президента парламента и двух других должностных лиц, обвиняя всех в измене. Вслед за этим комитет шестнадцати потребовал создания Огненной палаты для расправы над еретиками и религиозными преступниками. Устрашенная буржуазия просила герцога Майенского немедленно приехать в Париж и «восстановить справедливость». Герцог повесил, тоже без суда, четырех членов комитета шестнадцати, остальные либо бежали, либо были арестованы (4 декабря 1591 г.).
Партия «фанатиков» и «теологов», которая выгнала Генриха III из Парижа и помешала Генриху Наваррскому войти в него, была разбита. Теперь дорога Генриху Бурбону была расчищена. Он остался единственным претендентом, который мог стать королем Франции и притом сильным королем. 25 июля 1593 г. он перешел в католичество, заявив, что «Париж стоит мессы»; в 1594 г. он короновался по обычаю французских королей и вступил в Париж, не встретив никакого сопротивления.
6. Абсолютизм XVII века[176]
Генрих IV
Шестнадцать лет царствования Генриха IV(1594–1610)[177] были временем становления и укрепления французского абсолютизма. Новый монарх пришел к власти после долгой и трудной борьбы, когда вся страна была взбаламучена междоусобной войной.
За свою недолгую жизнь Генрих Наваррский сам многое испытал; он знал и поражения, и победы, падения и взлеты; нелегкий жизненный опыт его многому научил: изворотливости, гибкости, умению маневрировать. Умный, дальновидный, настойчивый в достижении цели, он отдавал себе отчет в трудности стоявших перед ним задач. Первой и самой главной — в том нельзя было сомневаться — было умиротворение, смягчение политического климата в стране, примирение, насколько это было возможно, враждующих партий и группировок, постепенный переход к некоторой стабилизации. Генрих IV не был, конечно, «добрым королем», «королем народа», каким его нередко изображала позднее апологетическая историческая литература. Но он понимал, как шаток королевский трон, и искал средства его укрепления.
Бывший гугенот, ставший католиком, не принимавший близко к сердцу вопросы религии, Генрих IV нащупывал компромиссные решения, могущие постепенно восстановить мир в стране. С помощью толковых и умелых помощников, среди которых первым должен быть назван Сюлли, он сумел в сравнительно короткий срок добиться многого. Кого подкупая деньгами, кого задабривая высокими должностями, он постепенно смягчил ожесточенность вражды и разъединил еще недавно сплоченные ряды противников.
Нантский эдикт 1598 г. объявлял католическую церковь официально государственной религией в королевстве; в то же время он сохранил определенные права и за протестантами. За гугенотами по секретным статьям эдикта были закреплены даже некоторые города на юге Франции (Ла-Рошель, Монпелье, Монтобан и др.), где они могли иметь свои вооруженные силы. Нантский эдикт был компромиссом; он не удовлетворял крайние элементы в обоих лагерях, но был в целом приемлем для большинства. Он создавал основу для перехода от войны к миру и лишал религиозные вопросы их прежней остроты.
Генрих IV и его первый министр Сюлли смогли в какой-то мере ослабить налоговый гнет. Конечно, «курица в каждом крестьянском горшке по воскресеньям», обещанная королевской властью, так и осталась социальной утопией, но все же, благодаря снижению прямых налогов, некоторому упорядочению государственных расходов и прекращению войн, положение крестьянства в целом стало лучшим.
Примиряя враждующих, утишая бушующие страсти, королевская власть становилась над спорящими, она постепенно обретала права арбитра, верховной власти. В конечном счете, это вело к укреплению монархии. Создание сильного бюрократического аппарата, подчиненного непосредственно королю и его министрам, также способствовало этому. Но в сильной королевской власти было заинтересовано и дворянство, чтобы держать в повиновении крестьян, угрожавших возможностью повторения Жакерии. На поддержку королевской власти ориентировалась и растущая, но слабая еще буржуазия. Генрих IV умело использовал эти благоприятные условия; его с должным основанием можно считать виднейшим представителем французского абсолютизма.