Его губы застыли на ее пальцах, его глаза замерли на ее глазах. В их теплой глубине не было жалости; в ней сквозило только сочувствие женщины, которую обстоятельства жизни заставили много страдать и бороться за то, чтобы чистота и красота ее души остались нетронутыми, в то время как мир был разорван на части и выжить в нем было совсем не просто.

— Ты исцеляешь меня, — прошептал он, и его дыхание смешалось с ее дыханием. — Когда я приехал сюда, я не знал в чем заключается моя проблема. А точнее, я считал, что у меня и вовсе нет проблем. Но я ошибался. Мне нужно было обрести душевное спокойствие. Да, здесь я смог, наконец-таки, хорошенько выспаться и на время сбросить с себя груз работы, но дело совсем не в этом. Я не уверен, смогу ли теперь вернуться к той жизни, которую я вел прежде, Эйприл. Я уверен только в одном — когда ты рядом, мне больше нечего искать, нечего просить у жизни.

Он обвил свою шею ее руками и упал вместе с ней на кровать. Он лежал на спине, а она была сверху; его губы стали нежно ласкать ее губы, она ответила страстным жарким поцелуем, и его ласки превратились в требовательный призыв утолить жажду. Потом он сбросил с нее одежду, а она раздела его, потому что одежда мешала им чувствовать друг друга.

— Люби меня, Джек!

— Si, mi tesoro, mi corason. Всегда.

Джек перевернул ее на спину и одним сильным движением вошел в нее. Ее тело, с наслаждением встречая его удары, задвигалось в такт с его телом. И при каждом ударе она снова и снова выдыхала его имя до тех пор, пока они оба не полетели в головокружительную бездну.

Грузовик подпрыгивал на ухабах, и Эйприл крепко держалась за плохо прикрепленную болтающуюся ручку на дверце, тщетно пытаясь уберечь то место, на котором сидела, от новых синяков. Она мельком взглянула на Джека, который каким-то образом почувствовал ее взгляд и повернулся к ней, быстро подмигнув одним глазом. И снова его внимание переключилось на изрезанную колеями дорогу, которая вела назад в «Рай». На губах Эйприл появилось что-то вроде удовлетворенной усмешки, когда она подумала, что ноющую боль в мышцах нельзя было списать только на плохие амортизаторы.

— У тебя невероятно довольный вид, — заметил Джек. — Ну разумеется, после той душераздирающей речи, которую ты произнесла вчера после обеда, твое самодовольство вполне понятно.

Если бы он не сказал «после обеда», у нее мог бы возникнуть вопрос, какую именно речь он имел в виду: ту, которую он слушал в спальне, после того как она посмотрела на его фотографии, или ту, с которой она выступала на заседании. Улыбка озарила ее лицо, когда Эйприл вспомнила, как на нее смотрели все эти важные должностные лица. Разумеется, существующее предубеждение против местных индейцев преодолеть будет очень нелегко, но она чувствовала, что все-таки добилась кое-каких успехов в том, что сумела отвоевать разрешение этих бюрократов принимать индейцев к себе на работу.

Она снова взглянула на Джека, улыбаясь уже тому, как он задавал ей бесконечные вопросы о Мексике, о заседании, о том, в каком положении находятся здесь индейские племена. И ей показалось, что он действительно заинтересовался ее борьбой за права коренного населения.

— Между прочим, на твоем лице тоже написано бахвальство.

— А как же иначе, я ведь почти целых два дня провел в постели… — Увидев, как поднялись ее брови, он рассмеялся и добавил: — Ну конечно же, мы провели их в постели. И, черт возьми, все это время рядом со мной была самая потрясающая женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Тебе еще повезло, что я не запел.

За исключением того, что Эйприл мыслила категорией женского рода, она думала абсолютно то же самое, но услышав эти слова из его уст, она вдруг почувствовала, как сильно забилось сердце, взволнованное и ликующее. Неужели она в самом деле любит этого человека? Человека, который вот-вот примет решение, способное перевернуть всю ее жизнь? И вполне возможно, что это решение не будет иметь к ней никакого отношения даже несмотря на то, что он сейчас чувствует к ней или, по крайней мере, думает, что чувствует? Ей было страшно, что ответом на этот вопрос будет громкое, повторяющееся эхом «да»!

— Тебе стало жарко, mi tesoro? — спросил он, улыбаясь самым обворожительным образом. — Твоя кожа приобрела удивительно красивый розовый оттенок. Может быть, нам стоит поискать где-нибудь тень, где я попробую немного остудить тебя?

Эйприл засмеялась: куда ни кинь взгляд, везде был пыльный сухой песок, везде было палящее яркое солнце.

— Ты думаешь, почему я вложила такую уйму денег на то, чтобы развести в «Лазурном Рае» всю эту пышную тропическую зелень? Потому что, пока мы не приедем туда, мы нигде не сможем найти более затененного места, чем кабина этого грузовика.

— Наверное, это место немного тесновато, но…

— Джек! — Эйприл хотела сделать возмущенный вид, но смех, который ей не удалось сдержать, все испортил. Кроме того, после двух дней, проведенных ими почти целиком в постели, если бы ей удалось сейчас сыграть роль женщины, шокированной какими-то его словами, то ее следовало бы наградить не меньше, чем «Оскаром». — Меня не было в «Рае» два дня. Представляешь, каково там Кармен? Она, наверное, с ума сходит, бедняга. Я просто уверена, что…

— Ты ведь прекрасно знаешь, что твои сотрудники настолько хорошо знают свое дело, что им почти не потребуется никакого руководства. — Он бросил быстрый взгляд на Эйприл, которая нахмурилась, изображая притворное негодование, и засмеялся. — Эй, ты же знаешь, что я хотел сказать тебе комплимент. К тому же я ведь сказал «почти», не так ли?

После того как их смех затих, они около получаса ехали молча, наслаждаясь этой теплой тишиной. Дорога была невероятно тряской, но это не мешало Эйприл думать о том, как в дальнейшем могут сложиться их отношения. То, что Джек сказал о ее сотрудниках, которые могут работать почти самостоятельно, в какой-то степени было справедливо. А после разговора, который состоялся, когда она нашла его фотографии, ей показалось, что Джек хочет каким-то образом изменить свою жизнь. Но даже если он не собирается возвращаться к своей прежней работе, то это вовсе не значит, что он не планирует вернуться в Штаты. В конце концов, вся его жизнь осталась там. У него там все: друзья, семья, возможность начать новую карьеру. Все. Все, кроме нее.

И в первый раз за долгие годы ей на ум пришла мысль о том, чтобы вернуться в свою страну. Прошло так много времени с тех пор, как она бежала оттуда, но теперь, когда рядом с ней Джек, у нее наверняка хватило бы мужества и сил встретиться снова с призраками своего прошлого. И тут же перед ней появился Мархам, который теперь участвовал в предвыборной кампании на пост президента. Мысль о том, что этот человек может добиться такой власти, была просто невыносима, но вряд ли она могла хоть как-то повлиять на ход событий, предъявив претензии десятилетней давности, претензии, которые в свое время обернулись против нее же самой и отравили всю ее дальнейшую жизнь.

«Конечно, можно было вернуться в Штаты вместе с Джеком и жить там под чужим именем», — подумала Эйприл. К тому же разъездной характер его работы позволил бы им проводить какое-то время в Мексике, а какое-то — в США.

— У тебя никогда не возникает желания связаться с отцом?

Этот вопрос заставил ее вздрогнуть как раз в тот момент, когда грузовик наскочил на очередную кочку, и голова ударилась о дверцу машины. Потрясение, вызванное неожиданным вопросом, было мгновенно вытеснено болью от этого, не менее неожиданного, столкновения.

— Ты не ушиблась? Я не хотел напугать тебя. Наверное, я был слишком погружен в свои мысли и не подумал о том, как прозвучит мой вопрос.

— Я не ушиблась, — ответила она, рассеянно потирая висок, слабая боль в котором постепенно проходила. — Ты действительно напугал меня, хотя, по-моему, твой вопрос совершенно справедлив. — Она не стала говорить ему о том, как до странности одинаково мыслили они в данный момент. — Очень долгое время у меня и в самом деле не возникало такого желания. Но после того как умер дедушка Морган, я очень много думала об этом. Дела в «Лазурном Рае» шли довольно успешно, и я уже не так боялась власти, которой обладал мой отец.