Вытерев внезапно вспотевшие ладони о его желтую футболку, она осторожно вытянула фотографии из сумки.

Глава 9

Джек переложил бумажный пакет и футляр с фотоаппаратом в левую руку и, с трудом удерживая все, открыл дверь их номера.

— Прости, что задержался. Местные ребятишки такие занятные, что уже по дороге домой я остановился, чтобы поснимать как они играют. Думаю, что ты любишь фрукты, я купил… — Джек замолчал, застыв на месте, и непроизвольно прижал коричневый бумажный пакет к груди, совершенно забыв о том, что там лежат нежные фрукты, которые он мог раздавить.

— Что ты делаешь? — спросил он, наконец, даже не пытаясь скрыть тревогу.

Он ожидал, что она виновато посмотрит на него и станет торопливо оправдываться, поэтому чуть не выронил все, что у него было в руках на пол, когда Эйприл медленно перевела взгляд с фотографий, которые держала в руках, на его лицо. Ее ошеломленные глаза лишили его дара речи. Не может быть, чтобы она догадалась, насколько важны были для него эти снимки. Неужели?

— Джек, скажи, это… — Она оборвала фразу, и взгляд вернулся к зажатым в руке глянцевым фотографиям. Он наблюдал за ней со смешанным чувством напряженного ожидания и боли. Ее пальцы стали медленно перебирать снимки.

Для него самого эти фотографии представляли собой нечто гораздо более значимое, чем простые пятна цвета. За каждой из них стоял эмоциональный всплеск, оставивший неизгладимый след в его сердце. Каждую из них он помнил до мельчайших подробностей, и несмотря на то, что они всегда были с ним, ему совсем не обязательно было смотреть на них, чтобы снова пережить те неповторимые мгновения. Его внимание полностью переключилось на лицо Эйприл, самый незначительный оттенок выражения которого говорил Джеку, какой снимок она рассматривает в данный момент. Вот что-то, вроде намека на улыбку, светлой грустью отразилось в ее теплых глазах: должно быть перед ней сейчас снимок, на котором изображена маленькая девочка, вертящая обруч на палке, а рядом весело подпрыгивает смешная собачонка.

Хотя это описание и напоминает что-то из Нормана Роквелла, однако единственным сходством здесь было только настроение ребенка да и, пожалуй, собаки тоже. Лохмотья, в которые одета девочка, весьма отдаленно напоминают платье, ее обруч сделан из ржавого обода колеса телеги, а родословная маленькой кривоногой собачки затерялась уже несколько веков назад.

Эйприл подложила этот снимок под остальные фотографии, и Джек заметил, что зрачки ее слегка расширились от удовольствия. Ему казалось, что вся она светится, словно бы всю ее окутала искрящаяся радугой изморось водопада. Она не знала, что всего в нескольких сотнях метров от нее люди, на чем свет стоит, проклинали друг друга. Но Джеку это было хорошо известно.

Следующий снимок, оказавшийся перед ней, заставил его неловко переступить с ноги на ногу. Резкая стрела молнии, как глубокая извилистая рана, располосовала на две половины глянцевый лист бумаги, и Эйприл замерла, как будто не только услышала раскатистый удар, последовавшего за вспышкой молнии грома, но и ощутила, каким бессильным и ничтожным чувствует себя человек перед лицом могущественных сил природы.

Джеку показалось, что она сумела понять его состояние в тот момент, когда он поймал это ошеломляющее зрелище в кадр, сумела понять, как важно для него было не упустить этот момент. И все-таки она не могла понять его до конца. Ей никогда не приходилось так же, как ему полностью отрешиться от действительности, целиком отдаться воздействию какой-то сверхсилы, понятие которой не укладывается в рамки человеческого представления, чтобы сделать для себя открытие возможности существования высшего разума над хаосом, неоспоримо господствующим на этой земле.

Однако, пусть не полностью, пусть в какой-то мере, но Эйприл удалось постигнуть это таинство. С затаенным дыханием Джек следил за ее руками, которые отложили в сторону этот снимок и коснулись следующего. И в ту же секунду он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. По лицу Эйприл промелькнула тень откровенного страстного желания, и Джек уже не в силах был оторвать от нее глаз. Бог мой! Она все знала. Она все понимала.

— Эйприл, иди ко мне. — Сказав это, он подошел к ней и стал рядом. Она не взглянула на него, казалось, она даже не слышала его просьбы, его мольбы, произнесенной хрипловатым полушепотом, и он подавил в себе порыв обнять ее и прижать к себе.

Даже не глядя на фотографию, которую она сейчас рассматривала, он знал, что на ней изображено. Птица и цветок — на первый взгляд ничего особенного. У большинства людей восхищение вызвали бы яркие цвета этой фотографии, особенно насыщенный малиновый цвет гибискуса. Может быть, кого-нибудь позабавила бы энергичная пичужка с нежными трепещущими крылышками. Однако этот кадр, стоивший Джеку нескольких часов ожидания, говорил совсем о другом. Один только взгляд на расширявшиеся зрачки Эйприл — и у него не осталось сомнений в том, что она поняла, почему он выбрал именно этот момент, чтобы нажать на кнопку фотоаппарата.

Джек был уверен, что она видит прозрачные капельки утренней росы, бисером осыпавшие темно-красные лепестки хрупкого цветка, что она чувствует дрожание маленьких крыльев так явственно, будто они касаются ее кожи. Но глаза неотрывно смотрели на длинный тонкий клюв, на котором и было сфокусировано внимание фотографа в тот момент, когда эта острая иголка прокалывает серединку экзотического цветка в поисках сладкого животворного нектара. Взгляд Джека был прикован к лицу Эйприл. Он был потрясен сверх всякой меры этой ее стихийной реакцией на его творение, ее видением его, и только его, мира. Он мысленно велел ей взглянуть на него, и она очень медленно подняла глаза.

Ничто из того, что ему доводилось снимать в своей жизни и того, что еще предстояло снять, не могло сравниться с тем, что сейчас отражалось в этих глазах. Уважение, страстное желание, глубокая тоска. Все это вместе было в ее взгляде. Была в нем еще и природная способность понимать, которая светилась так ярко, как маяк в черной мгле, которая звала его проникнуть внутрь нее, которая говорила ему «да». Да, она нашла в нем свою вторую половину.

Дрожащей рукой он взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы. «Я люблю тебя, Эйприл Мария Морган де ла Торре». Он хотел прошептать эти слова вслух, чтобы она услышала его, но в ту секунду, когда она посмотрела на него, его горло судорожно сжалось.

Нарастающее желание мгновенно заслонило собой все остальные чувства, водоворот которых кружил в ее глазах. Все, кроме одного. Кроме ее любви к нему. Нет, Джек не ошибался, это была именно любовь. Положив на стол все свои свертки и фотоаппарат, он вытянул из ее пальцев внезапно забытые снимки. Взял ее на руки и понес к кровати. Потеревшись носом о ее шею, он прошептал:

— Ты не могла бы опоздать на свое заседание?

— Я постараюсь побыстрее вернуться, — тоже шепотом ответила она, медленно проводя пальцем по его щеке.

Джек опустился на край кровати и усадил ее себе на колени. Ее пальцы продолжали неторопливо, с вожделением, бродить по его лицу, внимательно изучая каждую черточку, так, будто делали это в первый раз.

Это осторожное исследование немного смутило его, и на его губах появилась почти застенчивая улыбка, но ему не хотелось, чтобы она прекращала свое занятие. Только что она увидела его обнаженную душу, и было бы вполне естественно, если бы он стал нервничать. Но он был спокоен, и, может быть, именно это доказывало, что он любил ее по-настоящему. Он доверял ей. И это доверие было настолько велико, что открыв перед ней свою душу и вверив ее нежной заботе Эйприл, Джек вдруг почувствовал себя таким свободным и счастливым, каким не был никогда прежде.

— Скажи, что ты так рассматриваешь? — мягко спросил он, взяв ее пальцы в свои и нежно целуя их.

Карие глаза влились взглядом в его глаза, требуя от него полнейшего внимания.

— Мне кажется, я сейчас смотрю на человека, которому с каждым днем приходится работать все более упорно в поисках красоты в этом мире, который постепенно сходит с ума. Я смотрю на человека, которого характер работы заставляет скрывать чуткость и восприимчивость его сердца, — а именно эти качества и делают его настоящим профессионалом — чтобы суметь выжить и не потерять своего собственного здравомыслия.