Глава 15

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем пелена перед глазами рассеялась, и я очнулся, лежа на песке. Во всяком случае, Гиббса и Кристоферов уже не было видно – очевидно, они успели собраться и уйти. Все вышло-таки по их плану – смешно уже было пытаться с этим спорить. Моя голова покоилась на чьем-то свернутом плаще, рядом сидела Сильвия и молча наблюдала за мной. Стелла тоже стояла неподалеку, отвернувшись к океану и обхватив плечи руками. Сосчитав до десяти, я сел и потрогал затылок. Там подрагивала тупая игла, но в общем чувствовал я себя сносно. Крови не было, и голова не кружилась – мне явно не захотели причинить больше вреда, чем это было необходимо. И на том спасибо, – подумал я с горечью, – гуманизм по расчету. Лучше, чем ничего.

«Ну как ты, красавчик?» – спросила Сильвия негромко. Я глянул на нее – она была невозмутима и вежливо-холодна, явно не сострадая мне ничуть и думая о своем, но я не мог сердиться на нее, хоть и знал, что она обманывала меня вместе со всеми с самого начала. «Скоро все пройдет – морской воздух лечит, – добавила она, вздохнув, – хочешь мокрую повязочку?» Я помотал головой, криво улыбнувшись, и, вспомнив что-то, стал беспокойно осматриваться по сторонам. Мой кольт валялся в песке метрах в пяти от нас, и, увидев его, я вспомнил все подробности недавней сцены, чувствуя неловкость и внезапное облегчение от того, что все уже позади, и воевать больше не с кем.

Я попросил у Сильвии чистый платок, кряхтя, поднялся и сделал несколько шагов. Мне и впрямь становилось лучше с каждой минутой, лишь когда я нагнулся за револьвером, кровь прилила к больному месту, так что я застонал невольно, но и это быстро прошло. Расстелив на песке свою куртку, я разобрал кольт и стал методично протирать каждую часть, внимательно следя, чтобы не осталось ни одной песчинки. Время от времени я посматривал на Стеллу, все так же стоявшую к нам спиной, будто спрашивая себя, кто она мне теперь и как о ней думать, но всякий раз не находил ответа, ощущая лишь раздражение и поспешно отводя глаза, словно боясь, что она обернется, и я окажусь в дураках, оскорбив ее чем-нибудь поспешно-грубым в бессильной обиде, которую она все равно не сможет понять. Потом Сильвия подошла ко мне и присела возле, задумчиво поглядывая на мои руки. Я не возражал, с ней было покойно и лучше, чем одному.

«Не сердись на Гиббса, – проговорила она низким грудным голосом, – что он еще мог сделать? Все остальное кончилось бы куда хуже». Ага, значит это Гиббс меня ударил, подумал я про себя, но ничего не сказал вслух, лишь хмуро кивнул и промычал что-то согласительное, не желая спорить. «Он вовсе не так жесток, как кажется со стороны, – продолжала Сильвия, – просто у каждого свое дело, а что ни делай, всегда бывает и хорошо, и плохо. Он просил тебе это передать – что все бывает плохо, но тут же и хорошо, кому хуже – не разберешь, а по-другому все равно не будет, как ни старайся».

«Ладно, ладно, – проговорил я быстро, – передала и спасибо, ему тоже передай – мы с ним это еще обсудим при встрече. И что хорошо, и что плохо, и кому…» – я осекся, тут же вспомнив, как легко Гиббс и Кристоферы пресекли мое непослушание, и подумал, что не стоит махать кулаками после драки, в которой тебя побили. «Нет, не в смысле чтобы квитаться, но кое-что мы друг другу недосказали, это уж точно. Через тебя передавать – удобно конечно, но и со мной тоже побеседовать придется. Так, чисто детали уточнить…» – стал я пояснять многословно, глядя в сторону.

Сильвия покивала, как кивают ребенку, когда он обижен, протянула руку и вскользь погладила меня по щеке. «Разберетесь, разберетесь… После как-нибудь – город маленький, все друг на друга натыкаются, – сказала она примиряюще. И потом добавила громче, чем нужно, очевидно желая, чтобы Стелла ее услышала: – На нее, кстати, тоже не обижайся – девчонка еще, сама не знает, что делает».

Стелла порывисто обернулась и уставилась на нас широко раскрытыми глазами. Лицо ее было бледно и некрасиво, тонкие губы кривились и подрагивали. «Ты – дрянь! – выкрикнула она Сильвии. – Ненавижу вас всех, провалитесь вы с вашими делишками и с Гиббсом вашим ненаглядным. Подумаешь, герой – и на него найдутся другие, покруче, уж будь уверена…»

Сильвия молчала, улыбаясь снисходительно, а Стелла подошла ближе и повернулась ко мне. «Ты тоже хорош, – сказала она зло, – просто размазня, а не мужчина. Теперь думаешь, что я тебя обманула – я обманула, да, а чего ты хотел? Я и так рисковала дальше некуда, намекала тебе изо всех сил, но толку ноль: если ума нет, то намекай, не намекай – не поможет. Ты еще спасибо должен сказать, что так все кончилось. Мне спасибо должен сказать, не кому-нибудь, а то выпалил бы ненароком, и все – конец тебе, да и мне заодно. И так они меня больше с собой не возьмут, где я теперь деньги раздобуду – на панели? Сама дура, поблагородничать решила, – горько закончила она. – А все напрасно, ты только спал, да сны видел, все мои усилия зазря, и себе же хуже».

Сильвия лишь покачала головой и стала перебирать что-то в стоявшем рядом пакете, а я тем временем закончил возиться с кольтом и задумчиво разглядывал пустую обойму. «Сильвия, спроси у нее, где патроны», – попросил я, не желая обращаться к Стелле. Та приблизилась молча, высыпала горсть гильз на мою расстеленную куртку и, не проронив ни слова, отошла в сторону, отвернувшись к горизонту и больше не обращая на нас внимания. Я деловито зарядил револьвер и сунул его в сумку. Сильвия посмотрела на часы.

«Пора прощаться, – сказала она твердо. – Нам идти далеко, красавчик, и тебе тоже».

Она вдруг глянула мне в глаза, будто пытаясь прочитать в них что-то, но я хотел лишь уйти поскорее, зная, что мы больше не нужны друг другу, и любое промедление будет в тягость. «Куда мне?» – спросил я, вставая и прилаживая сумку на плечо.

«К воде и направо, вдоль берега, – ответила Сильвия. – Там потом сам увидишь. Иди и ничего не бойся…» – она еще хотела что-то добавить, но замешкалась и промолчала.

Я кивнул, сделал рукой прощальный знак и зашагал к набегающим волнам. Пройдя около сотни шагов, я все же оглянулся один раз – Сильвия и Стелла лежали на песке лицом вниз, две хрупкие фигурки на бесконечном желто-сером холсте, и что-то кольнуло внутри, как при всяком расставании, предвещающем разлуку навсегда. Это длилось всего один миг, а потом я снова уже шагал вперед, не оборачиваясь более.

Я шел и шел, бормоча что-то, потом посвистывая, потом вновь принимаясь беседовать сам с собой. Свежий воздух успокоил меня, хоть в голове еще вертелись злые фразы, которые я с наслаждением бросил бы в лицо каждому из недавних спутников – и, конечно, в первую очередь Гиббсу. Я не хотел повернуть все по-другому, но жалел всеми силами души, что не высказал и малой доли мстительных вещей, рвавшихся теперь на язык. Как бы я мог насмеяться над ними – над самоуверенностью его, главного обманщика, над ограниченностью Кристоферов, над мелкой сутью их распутных женщин… Я пытался убедить себя, что не все потеряно, и мы еще встретимся когда-то по закону той высшей справедливости, в наличие которой так часто хочется верить, но это не помогало, досада переполняла меня, как горькая желчь.

Город М., шептал я язвительно, ставка на выигрыш, другой человек… А на поверку – впутываешься в знакомый переплет, связываешься с теми, кого подбрасывает случай, слепой, как и всегда, и видишь потом – все то же, даже и здесь для меня не припасено иного. Или именно здесь иного и не могло быть припасено? Тут сгущаются тени, и полутонов все меньше, почти уже и нет. Остаешься один, и приходится признавать с неохотой: очередная попытка опять не удалась, попутчики не приняли к себе – ты вновь оказался лишним, отвергнутым ими без сожаления, как неподходящая деталь.

Да, неподходящая как есть, пусть по их меркам в ней и был какой-то толк. Я был нужен им, но в этом крылся обидный смысл, я удивлял их порой, но вовсе не так, как мог бы, присмотрись они ко мне повнимательнее. Внимательный глаз – о, нет, его не достанет на взгляд без пользы, на прищур праздного любопытства, не обремененный прагматической целью. Меня лишь использовали без особого разбора, до моего «я» никому не нашлось дела – не нашлось и не могло найтись. Все заняты собой, к черту чужие «я», разбираться в них недосуг. Как наивен я оказался – снова! снова! – и как жестокосердна действительность, которую, увы, не перехитрить. Но это – в последний раз, говорил я себе, больше я никогда никому не поверю, хватит уже, в самом деле…