— Я люблю тебя, жизнь, — театрально воскликнула она, и заплакала. Что ее ждет дальше? Что последует за милостью со стороны этого ужасного Мамая, или как его там называют? Что они с ней сделают после всего этого? Что бы там ни было, она никогда уже не будет прежней. Не будет человеком. Тогда зачем жить?

Лида взглянула на свое отражение в зеркало, и в глазах ее сверкнуло безумие. Она схватила тяжелый флакончик с туалетной водой и швырнула в стекло. Получилось очень громко. Осколки фонтаном брызнули по всей комнате. Но ничего, подумала про себя Лида, она успеет. Она опустилась голыми коленями прямо на осколки и судорожно схватила один, самый крупный, в негнущиеся руки. Господи, как же больно, но она сможет, сможет. Запястья словно окатило раскаленным железом. Нет, слишком страшно на это смотреть. Тогда горло — рука, дрожа, поднялась вверх. По ладони побежали тоненькие струйки крови. В этот же момент дверь распахнулась, и сильная рука Мамая вырвала из ее изрезанных пальцев осколок зеркала.

— Дура!

Он подхватил ее на руки, вынес из ванной и швырнул на кровать.

— Только постель кровью испачкаешь.

Лида всхлипнула и отползла в угол.

— Оставь меня, я не хочу.

— Да нужна ты мне, вся синяя и в крови. — с отвращением сказал Мамай. — Ты хоть в зеркале себя увидеть успела? Дура…

Мамай ушел в ванную, и еще несколько минут Лида слышала, как он возится, убирая разбитое стекло. Потом он вышел — видимо выбрасывал мусор — но вскоре вернулся.

Мамай запер за собой двери и разделся, ничуть не смущаясь, впрочем, Лида на него не смотрела. Старалась не смотреть. Вид его громадного мускулистого тела внушал ей ужас- она боялась его силы, его власти над своей жизнью, и ей не хотелось, чтобы он прикасался к ней даже кончиком пальца.

— Ты так скрючилась, что я подумал, что ты даже умеешь краснеть. — заметил Мамай, и легонько отпихнул ее на другой конец кровати. — Смотри мне без фокусов.

Он улегся и спустя несколько минут уснул. А Лида еще долго лежала, боясь пошевелиться и тихо плача от боли во всем теле и от ужаса осознания того, что она могла бы совершить, если бы ей не помешали.

Глава 14

На следующее утро Мамай проснулся рано: ночь выдалась сумбурной, нервы никак не могли успокоиться, да и дел сегодня намечалось невпроворот. Он мельком оглядел сопящую рядом девушку: за ночь ее лицо опухло, видать у него слишком тяжелая ладонь. На шее красовалась тоненькая царапина — след вчерашней едва не совершенной глупости. Подушка в крови. Да уж подкинули ему заботу. Точнее сам себе подкинул. Надо было дать ей зарезаться, ночью бы тихо вывезли — и дело с концом. Теперь мучайся, что с ней делать.

«А девочка храбрая» — подумал он почти с нежностью. — «Что ж это Кравцов ее задарма отдал?»

— Глаз не спускай, голову сниму. — приказал он Диме. — Врача ей какого-нибудь найди, из своих, но чтоб не болтал. В общем, чтоб все было порядком.

— А все и так порядком, — чуть слышно прошептал Дима, но Мамай его уже не слышал. У него сегодня много дел, первое из которых — разобраться с Косматым. Выходя из дома, Мамай уже чувствовал знакомое покалывание в руках — Косматого теперь поминай как звали.

Врач, которого нашел Дима, тщательно обработал раны и наложил повязки, а также прописал примочки для синяков на лице. Лида почувствовала себя намного лучше, а учитывая все произошедшее за последние дни — почти как в раю.

Организм постепенно креп, и здоровье потихоньку возвращалось, а вместе с ним и тревожащие душу мысли. Почему она здесь? Что с ней будет дальше? Больше всего на свете ей сейчас хотелось увидеть Кравцова — увидеть и впиться ногтями в его самодовольную физиономию и спросить «за что»? За что он отнял у нее самых дорогих ей людей — мужа, а теперь и сестру? Чем она провинилась перед этим человеком, и как долго ей придется платить за его отвергнутую любовь. Да и любовь ли это? Пошлость и эгоизм разве когда-нибудь назывались любовью? Почему, ну почему он не оставил ее в покое…

Самым ужасным было то, что Лида была одна, совсем одна. У нее не было надежных друзей, у которых она могла попросить помощи. Она не могла обратиться в милицию — какой в этом смысл, если она сейчас в руках тех, кто намного сильнее даже всей украинской армии вместе взятой. Эта проклятая страна, где вокруг везде царит бандитизм, ничем не могла ей помочь. Даже родители — и те бросились устраивать свою личную жизнь, участвуя в жизни родных детей лишь звонками, подарками, письмами… Один-единственный человек, которому она могла доверять, находился далеко отсюда. Лида при всем своем желании не могла связаться с ним. Да и не стала бы рисковать его жизнью, втягивая его в свои проблемы.

На душе было горько, хотелось плакать, выть волком, метаться, чтобы хоть как-то унять страх перед неизвестностью, прогнать боль от обиды и унижения. Ей хотелось разорвать Олега Кравцова на части, но вместо этого она рвала свое сердце от безысходности.

День проходил за днем, и Лида вскоре окончательно запуталась в своем прошлом и настоящем. Казалось, она жила здесь всегда — настолько нереальным ей вдруг показался тот, другой мир, где она обитала прежде. Синяки сошли с лица и частично с рук. Вернулось желание жить.

Лида не могла совладать со своей деятельной кипучей натурой, и потихоньку начала принимать участие во всем, что происходило вокруг нее. А вокруг нее был маленький мирок Мамаевого царства, как она окрестила про себя дом. И Дима — неотъемлемый атрибут дома. Последний понял приказ хозяина со всей присущей ему дотошностью, и под порядком подразумевал обеспечение Лиды минимальными женскими удобствами, включавшими в себя одежду, обувь и даже белье.

Когда он впервые выложил это перед ней на столе, Лида на мгновение разинула от удивления рот, а потом, заметив его смущение, не преминула слегка подковырнуть.

— А косметика? А чем я маникюр делать буду?

Дима тяжело посмотрел на нее немигающим взглядом и ничего не ответил. А через пару дней, когда он вернулся из города, куда он время от времени ездил за покупками, предварительно связав ей руки и заперев на ключ, выложил на стол маникюрный набор в красивом кожаном футлярчике и безопасную бритву. Лида ахнула, и не нашлась что сказать.

— Люблю, когда женщина за собой следит. Но только без глупостей.

«Какие глупости, если ты доверяешь мне кухонную утварь, в числе которой весьма острые ножи» — подумала про себя Лида. Она уже несколько дней помогала ему на кухне, навязавшись весьма наглым образом. Что поделаешь — по правде говоря, ей было невыносимо скучно в этих огромных пустых комнатах. Она даже привыкла к своим невеселым мыслям и томительному ожиданию, привыкла настолько, что прежняя боль потеряла свою остроту. Или на время притихла.

Дима был идеальным собеседником и помощником — молчаливый и независимый, он терпеливо сносил как ее трескотню, так и приступы затяжного молчания, ни во что не вмешивался, и не позволял собою помыкать. И все же Лида могла поклясться, что ее присутствие доставляет ему удовольствие. Каким бы отшельником он ни казался — человек не выносит постоянного одиночества.

Надо сказать, что хотя они почти все время находились в доме совершенно одни, Мамай очень быстро просек ту степень свободы, которую предоставил ей Дима. Кулинарные способности верного слуги не шли ни в какое сравнение с Лидиными, да и порядок в доме стал каким-то женским. Обычно жесткий и беспощадный в своих решениях, Мамай опускал руки. Он откровенно не знал, что делать с этой… мелкой шлюшкой. А надо бы, пока он не потерял Димку. Вон он, болтается на ниточке на самом краешке. Шлюха — она на то и шлюха, что знает, как заставить плясать под свою дудку, даже такого каменного, как Димка.

Она раздражала его своим присутствием в доме. У Мамая портилось настроение, когда он замечал ее. Лида чувствовала его отношение, и поэтому старалась скрыться куда подальше, пока он находился в доме. Дима выделил ей маленькую, но уютную комнатушку, которая запиралась на ключ, и почти все время Лида проводила в ней.