Они закинули связанных в багажник, разбрелись по машинам и уехали, оставив позади злополучную ферму и связанные с ней тягостные мысли.

Тубольцев по-прежнему жалел собаку и думал о Насте.

Марина с чувством прижалась к груди Златарева и, стараясь не дышать ему в лицо, еле слышно попросила:

— Лешенька, скажи, что ты меня любишь…

Златарев предпочел промолчать. Он положил ладонь на ее волосы — жесткие и липкие от грязи, и легонько погладил.

— Это из-за того, что меня насиловали? Скажи, теперь я тебе противна.

— Нет, конечно, успокойся.

— Тогда скажи, что ты меня любишь.

— Не могу.

— Почему?

Златарев долго медлил с ответом. Он действительно не знал, что ответить на этот вопрос. Марина по-прежнему была ему дорога. Он все так же готов был грудью защищать ее жизнь. И противно ему вовсе не было. Наоборот, жалко ее до глубины души.

Но самого главного уже не было. Чувства любви. Оно ушло куда-то, не выдержав предательства, и спрыгнуло с моста, разбившись вдребезги.

Златарев ее больше не любил, но не мог ей сегодня сказать об этом. Не сейчас, когда Марина в таком состоянии. Он не скажет ей об этом и завтра.

Завтра он просто уйдет.

Глава 9

Сегодня он закончил раньше обычного. Уложив гитару в чехол, Чеченец привычным движением закинул его за плечи и поднялся по ступенькам из метро.

На улице было довольно жарко. Прохожие, спешившие по своим делам, и просто бесцельно слоняющиеся, то и дело останавливались у киосков, чтобы купить прохладного сока или газировки из холодильников. У одного из таких киосков Чеченец остановился и стал ждать.

Он умел ждать. Это умение он пронес через всю свою недолгую жизнь. Купив хот-дог, не столько от голода, сколько от желания занять чем-нибудь руки, Чеченец отошел в спасительную тень деревьев. Отсюда ему хорошо был виден зал игровых автоматов. Тот самый роковой зал, который по стечению обстоятельств оказался последним местом, где побывал Антон Добролюбов в этой жизни. Если, конечно, не считать метро.

Чеченец знал, что он должен скоро появиться. За последние месяцы он стал частым гостем в игровом зале, впрочем, наркоману не привыкать. Одной зависимостью больше, и в конечном итоге, человек уже полностью принадлежал не себе — своим неконтролируемым порывам.

Он появился совсем скоро, и настроение у него было не из лучших. Но Чеченцу было глубоко плевать на его настроение. Сегодня он сделает первый ход в этой игре.

Изнывая от жажды, Матвей подошел к киоску и купил пакет яблочного сока. Но то ли сок действительно оказался прокисшим, то ли Матвею не терпелось поскорее найти для себя козла отпущения, но он затеял скандал с продавщицей киоска, а после злополучный пакет был пущен в ход вместо тяжелой артиллерии.

Продавщица хорошо запомнила Матвея, Чеченец в этом не сомневался. Вообще, Матвей производил неизгладимое впечатление на каждого, кому не повезло с ним столкнуться. Эта молоденькая девушка еще легко отделалась, вытирая стекла витрины от липкого сока. Могла бы запросто схлопотать по морде.

— Эй, кусок дерьма, — окликнул Матвея Чеченец, — Руки чешутся покалечить кого? Или дурь больше не вставляет? Деньжат подкинуть, что ли? Только денег у меня нет. А вот мыло с веревкой всегда найдутся.

— Ты это мне, урод? — опомнившись от неожиданности, спросил Матвей, и глаза его заблестели нездоровым блеском.

— Нет, сосне, что возле тебя. Хотя — какая разница. Мозгов одинаково.

Чеченец откровенно нарывался, и Матвея это начало выводить из себя. Он и так достаточно паршиво провел день, проигравшись всухую на автоматах, а денег взять неоткуда. Теперь это мясо недобитое вздумало ему хамить! Да он ему в два счета руки-ноги переломает, и жалеть не будет. Наоборот, повеселится. Душу свою грешную отведет.

— Ты че несешь, блин? Я те щас пасть порву, как Тузик тряпку!

— Гляди, Матвей, да ты никак целое предложение выговорить смог. Вот что значит эволюция придурков на планете Земля. Ты часом не облучился где?

— Ну ты попал!

Матвей заревел, что взбесившийся конь, и двинулся на Чеченца. Он начал колотить того по голове, лицу, норовил сорвать с ноги протез. Чеченец то подставлял бока, то ловко увиливал от ударов. Сам он не пытался защищаться. Главное, чтоб побольше свидетелей подтвердили, что Матвей сам драку начал. И бил нещадно. Слава богу, зевак вокруг было — хоть отбавляй. И если на разговор их мало кто обратил внимание, то драка говорила сама за себя.

Только бы этим полусонным придуркам пришло в голову вызвать милицию!

Наконец, Чеченцу надоело быть грушей для битья. Он с силой оттолкнул от себя Матвея и заковылял прочь, к небольшой рощице, за которой белели стены заброшенного, еще с тех далеких советских времен, туалета. Сразу за туалетом, который несмотря на нерабочее состояние по-прежнему использовался по назначению, находился небольшой пустырь, еще с прошлого года заваленный строительным мусором. Там обычно ошивалось мало народа. Повсюду стояла вонь испражнений, и стаями кишели насекомые.

Туда-то и направился Чеченец. Оглянувшись, он увидел, что Матвей помчался за ним, и удовлетворенно улыбнулся. Затем Чеченец позволил себя догнать и даже сбить с ног — все для той же публики. Потом поднялся и припустил сильнее. Наконец, они оба скрылись за кирпичными стенами туалета.

— Что, мразь, а я ведь тебя сейчас задушу! — злорадно заявил Матвей и начал заходить к нему сбоку, вытянув руки перед собой.

Но Чеченец недаром служил в армии и слыл в числе лучших. Теперь, когда зрителей не было, он ловко ухватил Матвея за ладонь, сжал ее до хруста, а когда тот заорал благим матом от боли, сделал подсечку и опрокинул на пол. Матвей упал, что мешок с мукой, прямо на живот. Чеченец проворно вскочил ему на спину и скрутил ему руки в замок.

— Теперь полежи, тварь!

Чеченец нащупал на шее у Матвея точку, легонько нажал ее, и тот вырубился. Потом Чеченец осторожно похлопал по его одежде, карманам, наверное, искал какое-нибудь оружие: нож или кастет. Не найдя ничего, Чеченец вытащил у себя из-за пояса травматический пистолет и наставил на Матвея. Потом снова нажал на точку на шее. Матвей потихоньку начал приходить в себя и разразился отборным уличным матом.

Чеченца всерьез интересовал вопрос: вызвал ли кто-нибудь милицию? Однако судьба бродяги мало волновала прохожих, наблюдавших, как его избивает здоровый и сильный мужик. Решив не надеяться на авось, Чеченец достал мобильный и вызвал милицию сам.

— Какого хрена, придурок? — заревел Матвей, — Тебе жить надоело?

— Мне — нет, — ответил Чеченец и легонько ткнул Матвея дулом в подбородок, но когда тот попытался вырвать пистолет из его рук, убрал оружие с поразительной ловкостью.

— Пристрелить, что ли, хочешь? — спросил Матвей, — Или поиграть задумал? Знай, я тебя на части порву и бездомным собакам по кусочку скормлю.

— Ты сам скоро будешь, как собака, — прошептал Чеченец, — Мертвечину жрать. Только не моими руками. А своими собственными, по локоть в крови.

— Ах ты!

Матвей изловчился и вырвал-таки пистолет из рук Чеченца и как полоумный начал палить. Резиновые пули больно впивались в тело, но Чеченец терпел, сцепив десна.

Тут и подоспел милицейский патруль. Ребятам-милиционерам не нужно было ничего объяснять, все само стало ясно от одного вида Чеченца, лежавшего на земле и Матвея, размахивающего пистолетом у того над головой. А по дороге в служебную машину нашлось немало желающих рассказать о том, как Матвей преследовал бедного калеку, а потом раздались выстрелы…

Их обоих привезли в районный отдел милиции и долго суетились, решая, заводить дело о нападении на Чеченца или нет. Возиться с буйным наркоманом желания не было. Да и Матвей был у них частым гостем. Иной раз с задержкой на недельку-другую.

Сомнителен был пистолет, фигурирующий в деле, якобы принадлежащий знакомому Андрюшина, который тот передал ему в качестве средства самозащиты.