— Что там произошло, товарищ майор? — спросил Николай.

— Десять минут назад снова говорила та же неизвестная радиостанция. И опять какой-то набор цифр, не поддающийся расшифровке… А главное — радиостанция-то, оказывается, кочующая. Ее пеленгуют в разных районах, но все около Каширской.

Майор внимательно посмотрел на Белявина. Лицо его стало хмурым и озабоченным.

— Чем больше я думаю над этим делом, тем больше оно мне не нравится, — проговорил он и прошелся по кабинету, — Сдается мне, дорогой Николай Борисович, что враги знают об испытаниях изобретения Ушакова и охотятся за этим самым изобретением.

— Что!? — удивился Белявин. — Почему вы так думаете, Федор Иванович? Разве есть еще какие-нибудь данные?

— Данные? — переспросил майор и задумчиво взглянул на Белявина. — Данных, пожалуй, нет… Есть только предположения… Впрочем, если хочешь знать, кое-какие предположения можно отнести и к данным.

Майор сел за стол и, глядя на Николая немного рассеянным взглядом, стал перечислять:

— За границей, конечно, прочли статью в журнале «Рыбоводство и рыболовство»… Прочли и сразу же заинтересовались изобретением Ушакова. Конечно, иностранных разведчиков привлекло не мирное значение открытия Ушакова, а возможность использования этого изобретения в военных целях… Они могли как-то установить, что изобретение Ушакова «испытывается на Каширском полигоне…

— Но ведь все это только ваши предположения, Федор Иванович! — возразил Белявин. — Они же пока ничем не подтверждаются…

— Подожди! — Майор мягко ударил ладонью по столу. — Есть и подтверждения! Первое — неизвестная радиостанция стала особенно часто проявлять себя именно в последнее время, когда начались испытания на полигоне… Второе — полет неизвестного самолета приурочен тоже к этому времени… Враги пошли на риск ради какого-то большого дела. А большое дело в районе Каширской сейчас только одно — испытание изобретения Ушакова. — Взгляд майора снова стал острыми внимательным. — Так вот, Николай Борисович, мы должны все силы приложить к тому, чтобы ценное изобретение не попало в хищные лапы поджигателей войны. Придется тебе пожить у артиллеристов, принять все меры к охране изобретения. Заодно, вместе с военными радистами, постарайся раскрыть эту таинственную радиостанцию…

Майор вышел из-за стола, сел в кресло против Белявина и задушевно, дружески сказал:

— Потом, я хочу спросить твоего совета, Николай Борисович!

— Пожалуйста, Федор Иванович!

— Понимаешь, с экспедицией все в порядке… Официально, так сказать. А неофициально — мне кажется, что эта экспедиция может стать удобным пристанищем для невыловленных парашютистов, если они, конечно, существуют. Это, так сказать, удобный канал для просачивания шпиона в нашу советскую жизнь. Поступить на работу куда-нибудь на предприятие с липовыми документами трудно — нужно прописываться в милиции, становиться на военный учет… Другое дело — экспедиция, которая работает в горах и набирает временных рабочих. А я узнал, что экспедиция профессора Качемасова будет набирать для производства раскопок рабочих… Понимаешь ты меня?

— Понимаю, Федор Иванович.

— Я считаю, что в экспедиции профессора Качемасова нам нужно иметь своего человека — бдительного, хорошо знающего местные условия и археологию… Главное — археологию… Вот я хотел тебя спросить — не знаешь ли ты такого человека?

Федор Иванович внимательно смотрел на Николая, ожидая ответа.

— Право, не знаю, Федор Иванович! — пожал плечами Белявин. — Может быть, переговорить с Демидовым?

Величко недовольно нахмурился.

— Демидова мы не знаем и не имеем права давать ему какие-либо задания. Я предлагаю другое… Расскажи Наде о том, что в районе Каширской высажены парашютисты. И проси ее от себя — пусть присматривается к окружающим…

— Надю! — удивился Николай.

— Да, Надю! Она — женщина, по-моему, серьезная, наблюдательная… Комсомолка, археолог, работник местного музея…

— Не знаю, право, справится ли она, — пожал плечами Белявин.

— Ты будешь рядом с ней…

Николай молчал. Майор встал с кресла и прошелся по комнате.

— Наша работа, Николай Борисович, очень трудная и очень ответственная. Одни мы, без связи с народом, без поддержки народа, будем слепыми и беспомощными. В наше время не встретишь ветхозаветного шпиона в широкополой шляпе, подглядывающего из-за угла или крадущегося в потемках. Теперь каждый настоящий шпион в совершенстве обладает, так сказать, мимикрией. Его годами учат быть не тем, кто он есть, а тем, кем он должен выглядеть. Его учат и по одежде, и по разговору, и по образу жизни быть во всем похожим на рядового советского человека. А вдобавок вооружают подлостью, коварством, злобою…

— Я понимаю все это, Федор Иванович, — проговорил Белявин. — Я только не знаю, справится ли Надя…

— Справится! — уверенно кивнул головой майор. — Значит, не возражаешь?

— Не возражаю! — твердо ответил Николай.

— Ну, вот и отлично! — улыбнулся майор.

Глава 6

Большой, комфортабельный автобус мчался по дороге на станицу Каширскую. Но грейдерная дорога была мало приспособлена для движения таких машин, и автобус то и дело встряхивало на ухабах. При каждом толчке Надя испуганно хваталась за спинку переднего сидения, боясь толкнуть сидящего рядом с нею профессора Качемасова.

Несмотря на частые толчки, профессор спокойно дремал. Очень худой, загорелый, высокий, он казался совсем молодым человеком, но коротко остриженные седые волосы и глубокие, какие-то скорбные морщины возле плотно сжатого рта сильно старили его. Надя то и дело поглядывала на профессора. При толчках его голова, резко клонилась вперед, и казалось, что он вот-вот клюнет сидящего впереди офицера-артиллериста своим тонким горбатым носом.

Подпрыгивая на мягком сидении автобуса, Надя вспомнила события последних дней.

Профессор Качемасов позвонил ей из гостиницы и пригласил к себе. Там он долго беседовал с нею. Сначала карие, немного грустные глаза профессора смотрели на нее строго и выжидательно. Потом, когда разговор перешел на археологические темы и Надя, разгорячившись, рассказала ему о своих изысканиях на территории Таманского полуострова, взгляд профессора смягчился и стал ласковым. Особенно он заинтересовался, когда Надя рассказала о найденном ею древнем русском мече с родовым знаком князя Мстислава Тмутараканского. Качемасов буквально забросал Надю вопросами, а когда она ответила на них, он с необъяснимой грустью сказал:

— У вас зоркий глаз и пытливый ум! Из вас выйдет хороший научный работник…

Затем он несколько раз прошелся по кабинету, закурил и продолжал:

— Не удивляйтесь, милая девушка, что я с грустью сказал вам это. Каждый раз, когда я встречаюсь с молодыми, способными археологами, я вспоминаю своего сына… Он тоже обладал и наблюдательностью, и горячим сердцем…

— Он археолог? Где он сейчас? — вырвалось у Нади.

— Да, он тоже был археологом, — глухо ответил профессор, опускаясь в кресло. — А во время войны он стал солдатом, разведчиком… Очевидно, он погиб где-то здесь, на Кавказе… Последнее письмо от него я получил из Грузии… В этом письме он намекал, что его часть идет освобождать Кубань. — Профессор вздохнул. — Это было в январе 1943 гола… А с тех пор я ничего не знаю о моем Олеге. Имею только извещение, что он пропал без вести…

Наде стало очень жалко этого умного, мужественного пожилого человека, но она не знала, как утешить его. Да разве можно утешить отца, потерявшего своего единственного сына?

Напряженно рокоча мотором, автобус поднимался по извилистой дороге. По сторонам замелькали домики, утопающие в белой дымке цветущих яблонь.

Надя осторожно тронула профессора за руку.

— Тихон Тихонович, станица Каширская! — предупредила она.

Качемасов открыл глаза, тряхнул головой и застегнул ворот рубашки-косоворотки.

— Уже приехали? — удивился он. — А я, признаться, вздремнул… Люблю вздремнуть в дороге!