«Я есмь путь, истина и жизнь».
Все вокруг нас, буквально все без исключения, вся сотворенная жизнь устроена так, чтобы привести нас к познанию Бога. Куда бы человек пристально ни взглянул, он изумится, чем бы он увлеченно ни занимался, он поразится глубиной ремесла. А изумление — начало философии, как говорили древние. Тут начинается искание, путь, который необходимо пройти, чтобы обрести истину. А обретая истину, мы обретаем жизнь. «Я есмь путь, истина и жизнь».
Об Антихристе.
Число 666 дважды встречается в Библии. 1. В Откровении Иоанна Богослова как указание на Антихриста (13, 18). 2. 2 Паралипоменон (9, 13), «Весу в золоте, которое приходило к Соломону в один год, было 666 талантов».
Сегодня золото творит чудеса и знамения. Самые фантастические проекты могут быть осуществлены, если есть деньги. От их количества зависит и фантастичность.
Начертание на правой руке или челе — рука, считающая деньги и производящая коммерческие операции. Чело — бизнесмен. Все занято помыслами о золоте. Что бы он ни делал, он должен извлечь из этого деньги, иначе нет удовольствия от жизни. То есть, все помыслы (чело) и все дела (рука) заняты добычей денег.
(Многие писатели говорили деньгах как о страшилище — Э. Золя, Гете.)
Антихрист — финансовый гений (золото) и религиозный мудрец (Соломон), знающий и умеющий все, чтобы поразить всех. Еще Н. В. Гоголь писал: «Все, что нужно для этого мира — это приятность в оборотах и поступках и бойкость в деловых кругах». Поэтому Святые Отцы всегда так восставали против сребролюбия, как идолослужения, и беспочвенного умствования, как духовной болезни.
Всякое знание имеет сладость и этим привлекает, потому что дает право власти над чем-то, а значит и гордости.
Христианское познание преподает скорбь. «Во многой мудрости много печали». Но печаль есть двух родов, говорит апостол Павел. Печаль о мире — производит скорбь, а печаль о Боге — дар покаяния.
Откровение (13, 17): «Не смогут покупать и продавать, кроме того, кто имеет это начертание (т. е. талант бизнесмена) или имя зверя (т. е. принадлежность к государственной власти) или число имени его (666 — золото, наследство, капитал)».
Единая денежная единица во всем мире и единая (внешне) религия — дела Антихриста.
3 сентября 1988 г.
«Единомыслие не всегда бывает хорошо: и разбойники бывают согласны». Свт. Иоанн Златоуст.
5 сентября 1988 г.
Уехал в Оптину.
14 октября 1988 г. Покров. Причащался в монастыре.
17 октября 1988 г.
Пришел в монастырь. Преподобне наш Амвросие, моли Бога о мне!
«Не могу без Оптиной»
30 августа 1988 года Игорь Росляков уехал из Оптиной в Москву, чтобы, завершив все расчеты с миром, вернуться в монастырь уже навсегда. А далее в дневнике идут две нестыкующиеся записи: 15 сентября — «Уехал в Оптину», 17 октября — «Пришел в монастырь». Между этими двумя датами — тяжелый и болезненно-мучительный для о. Василия месяц, о котором он предпочел умолчать.
Хотелось бы умолчать и нам. Но недавно могилу о. Василия посетили русские «зарубежники» и рассказали паломникам легенду, будто новомученика Василия Оптинского взрастила Зарубежная Церковь. Откуда взялась легенда — непонятно, а факты таковы. Отец Василий был уже иноком, когда узнал, что иерей, с которым он имел общение в Москве, перешел в юрисдикцию Зарубежной Церкви. «Неужели опять раскол?» — говорил он в потрясении. А игумен Ипатий вспоминает, как о. Василий рассказал ему тогда, что увидел во сне иерея, перешедшего в раскол, в виде живого мертвеца. «Что сказать ему, если доведется встретиться?» — спросил он о. Ипатия. — «Назвать все вещи своими именами».
Игумен Владимир рассказывал: «Отец Василий был на голову выше всех нас. Все мы пришли в монастырь молодыми и по запальчивости, бывало, начнем осуждать, а о. Василий тут молча выйдет из кельи. Это подтягивало, и в Оптиной уже знали — при о. Василии нельзя осуждать, иначе он уйдет.
Точно так же он ушел от людей, перешедших позже в раскол. Никакого раскола еще в помине не было, но был уже дух осуждения и вражды к нашей Церкви, и о. Василий тут же отошел от тех людей».
«Без попущения искушений невозможно нам познание истины», — писал преподобный Исаак Сирии. И Господь попустил о. Василию пройти через боль искушения, уготовляя из него огненного защитника православия и нашей Церкви. Он вел катехизаторские беседы в тюрьме г. Сухиничи, беседы с баптистами в тюрьме г. Ерцево, воскресную школу в г. Сосенском и школу для паломников в Оптиной. А сколько людей обрели веру после личной встречи с ним! Вспоминают, что свет в келье отца Василия не гас порой до утра, а сосед через стенку слышал звуки земных поклонов и тихие слова молитвы о заблудших и погибельными ересями ослепленных, «ихже Сам просвети, Господи!»
Из письма рабы Божией И., прихожанки Оптинского подворья в Москве: «Однажды разговорились с 90-летним дедушкой, перешедшим на старости лет из православия к адвентистам. Свой поступок дед объяснял тем, что адвентисты помогают ему в быту, а помощи от своей приемной дочери он принимать не хотел. Адвентисты так запутали дедушку, что было жаль его, и мы уговорили деда сходить с нами в православную церковь.
Храм деда умилил, хотя службу он почти не слышал, так как был глуховат. А мы попросили о. Василия поговорить с дедушкой. Дед долго рассказывал о. Василию, как помогают ему адвентисты и „нехорошо после этого их предать“. От волнения дед совсем перестал слышать, не реагируя на доводы батюшки. Тогда о. Василий подвинулся к нему поближе да как крикнет: „Дед, помирать скоро! Бросай ты своих адвентистов и возвращайся в православие!“
Дед смутился и засобирался домой. Отец Василий просил нас не оставлять дедушку, сказав, что будет молиться за него. Но по дороге из церкви мы с дедом поссорились — он обиделся на мои слова, что все мы грешные, заявив: „У меня грехов нет!“
Поручение о. Василия не оставлять деда осталось не выполненным. А он своего обещания не забыл и от всего сердца, видно, молился за деда, потому что когда мы пришли через полгода приложиться к Плащанице, то глазам своим не поверили — в храме сидел, опираясь на палочку, и молился наш дедушка».
Рассказывает монахиня Феодора: «Летом 1990 года наш молодежный лагерь жил в палатках возле Оптиной. Многие еще только готовились к крещению, и отцы Оптиной вели с нами катехизаторские беседы. Кто-то на беседе задал вопрос о Зарубежной Церкви, и о. Василий рассказал о своей встрече с американцами „зарубежниками“: „Мы думали, — говорили они, — что ваше православие погибло вместе с катакомбной церковью. А теперь видим у вас такую истинную, живую православную веру, какой у нас давно нет. Вы выше нас!“ Он рассказывал нам о красоте и величии православия по книгам сет. Игнатия Брянчанинова, а мы слушали, затаив дыхание, и так хотелось эти книги прочесть! Я попросила о. Василия помочь достать мне книги святителя, и мне выслали почтой том „Приношение современному монашеству“. Я была тогда солисткой филармонии и читала о монашестве, приняв после убийства о. Василия монашеский постриг».
Рассказывает монахиня В.: «Моя родная сестра не ходила в церковь и никакие уговоры на нее не действовали. А тут приехала навестить меня в монастырь и захотела поисповедаться. На исповеди она стала рассказывать про свои аборты, и прочую скверну в таких несдержанных выражениях, что батюшка, не выдержав, сказал: „Иди к о. Василию“. Подвела я ее к аналою о. Василия, и батюшка долго беседовал с ней. Даже в алтарь сходил за требником и читал над сестрою молитвы. Уж как моя сестра была довольна! „Такого умного человека, — говорит, — я за всю мою жизнь не встречала. Да сколько же я потеряла, что не ходила в церковь! Теперь обязательно буду ходить“».
Рассказывает регент Т: «Шел такой быстрый рост цен, что я была в панике. И тут меня пригласили работать регентом в Зарубежной Церкви, а там платили в валюте и куда больше, чем у нас. Я попросила о. Василия благословить меня на эту работу, сказав, что исповедоваться и причащаться я буду по-прежнему у нас. „Как же можно благословить? — удивился о. Василий. — Они же раскольники“. Он замолчал, а потом сказал тихо, будто себе: „Да как они могут говорить, что в нашей Церкви нет благодати, когда она стоит на крови мучеников!“»