«Поэтому, — заканчивает Якубовский, — приходится довольствоваться описанием двух древних арабских авторов. Первый из них Омари (умер в 1348 году) никогда в Сарае не жил, а писал в Египте (как предполагают!) со слов бывших там купцов. Другой автор: Ибн-Батута, — писавший также на арабском языке, — был родом из Магриба и Марокко. Он в 1333 году будто бы посетил Сарай Берке (Сарайбург?) и даже некоторое время прожил в нем из любознательности. Но его наблюдения поверхностны».
Так говорит один из современных видных специалистов по данному вопросу, а я уже показал выше, что и «сын Батуты» никогда не был в «Сарае за Волгой», и что вся арабская литература об этом предмете — позднейшее фантазерство.
Глава II. Конец монгольско-татарского ига и «смутное» время на Руси
В подтверждение своей догадки, что монгольско-татарское иго и крестовые походы католических орденов (Drang nach Osten) были одно и тоже, я не могу не привести следующего хронологического совпадения.
1. Вождь монгольской орды Чингис-Хан (имя которого сходно с Kingish Chan — царственный священник) умер в 1227 году, да и папа Гонорий III, учредитель ордена доминиканцев, умер в том же самом 1227 году.
2. Преемник Чингис-Хана Октой-Угедей (сходно с Октавий Угодник), к которому отправлялся, будто бы, в какую-то «Монголию» на поклон Владимирский князь Ярослав Всеволодович, властвовал от 1227 по 1241 год, да и преемник Гонория III римский папа Григорий IX властвовал тоже от 1227 по 1241 год, и его крестоносцы боролись между прочим с не угодившими папе христианскими же войсками Фридриха II.
Уже и этих двух примеров (которые я беру из книги русского монаха китаиста Иоакинфа) достаточно, чтоб убедить всякого математически образованного человека, знакомого с теорией вероятности, что монголы, имя которых по-гречески значит «великие», пришли из Великой Римской империи, т. е. вовсе не из Азии, а из западной Европы. Да и самое жилище папы — Ватикан — значит по-еврейски «Дом Хана».
Правда, что время дальнейших «татарских» князей, которые монах Иоакинф приводит по китайским источникам, т.е. хана Ундур-Хамара, Илюй-Чуцая и Мунке (сходно со словом монах) не вполне одновременны с последующими римскими папами, но их нет и в русских летописях.
Теперь нам остается только решить, когда же произошло переименование католических крестовых походов в татарские нашествия? Когда исторический Drang nach Osten превратился в фантастический Drang nach Westen?
По-видимому в то «Смутное время», которое не даром называется таким именем и обнимает последние годы царствования Бориса Годунова (1601-1605 гг.) с кратковременным царствованием его сына Федора Борисовича (1605 году) и годы, так называемого в старинных сказаниях «Лже-Димитрия».
Вот прежде всего карта фон Герарда, изданная в 1614 году, как помечено на ней самой (беру ее из «Истории Москвы» Назаревского). Она вычерчена по нашей обычной шаровой проекции, так как ее меридианы дугообразно суживаются к северному полюсу. Первый меридиан ее считается от Парижа, а градусы широты идут от экватора, причем северный полярный круг показан правильно около 67 градуса. Мы находим на ней, как обозначено корабликами и судоходство на «Мурманском море», а также и на Каспийском море, сильно вытянутом в ширину. Составлена она будто бы по чертежу Федора Борисовича Годунова и издана автором в 1614 году. Но, вот, на заволжской стороне ее мы видим изображение трех «монголов», один из которых вооружен ружьем «мушкетом», едва ли известным в то время азиатам, но уже известным в Европе и в России, так как мушкеты в то время употреблялись уже войсками шведского короля Густава-Адольфа, отнявшим этим оружием у России все побережье финского залива.
Отметим, что и одеты эти три «монгола» по-европейски: направо, как каноник, в середине, как воин, а налево, как князь или боярин.
Этот рисунок говорит нам, что в 1614 году, т. е. в Московское смутное время, часть крестоносных орденов считались восточными «монгольскими ордами».
Значит, переименование произошло еще до «смутного времени». Посмотрим же, при каких обстоятельствах оно было.
По современным школьным учебникам «смутное время» обнимает период с конца XVI века (около 1590 году) по начало XVII века, когда Минин и Пожарский освободили Москву от поляков-униатов, поддерживавших «царевича Димитрия» и водворили современную греко-российскую церковь.
Самой выдающейся личностью этого времени является Димитрий, получивший у православных историков имя ЛжеДимитрия. Вот как говорит о нем официальная школьная история (Выписываю для удобства проверки моих слов из «Настольного Энциклопедического Словаря Граната и Ко», пятое издание 1901 года, с. 2712).
Современное представление о расположении империи Тимура в Средней Азии
«Личность его до сих пор остается спорной. Общепринятое мнение, что он беглый монах Чудова монастыря, оспаривается многими историками. Первоначально он объявился в (униатской) Польше. Адам Вишневский и Юрий Мнишек первые оказали ему поддержку. Из Польши он разослал грамоты по Руси, призывавшие народ к восстанию против Годунова (защитника греко-русского православия). Враждебная Годунову (по-видимому за гонения на униатов-староверов) партия бояр поддерживала о нем (как об истинном сыне Иоанна Грозного, бежавшем в Польшу от Годунова) благоприятные слухи. А в староверческом (униатском) народе, среди которого уже давно бродили слухи о бегстве царевича Димитрия (в Польшу), являлись симпатии к нему».
«Вступив (с польскими униатскими войсками) в пределы России, он большею частью не встречал сопротивления, быстро увеличил свои войска и одержал победу над Мстиславским и Басмановым, высланными против него Годуновым. А после внезапной кончины Годунова (в 1605 году) он вошел в Москву при полном энтузиазме народа».
«Когда же царица Марфа (жена Иоанна IV Грозного), которую он выехал встретить перед Москвой, всенародно обняла его, как сына, всякие сомнения в его личности исчезли. Через некоторое время он обвенчался с (униаткой) Марией Мнишек, дочерью Юрия Мнишека, (а по другим сообщениям обвенчался с нею еще до похода в Москву) и короновался».
«Чтобы упрочить свою власть, он стремился приобрести общее расположение, избегал казней, старался облегчить положение служащих, смягчить и ограничить холопство, сделал суд бесплатным, начал борьбу против лихоимства, объявил свободными и беспошлинными торговлю и ремесла. Во внешей политике он поддерживал дружеские отношения с Европой».
«Но Василий Шуйский (очевидно, византист) возмутил народ против поляков (униатов)» и — продолжаю я уже своими словами — пользуясь возникшим смятением, его ставленники, по одним сообщениям будто бы «убили самозванца», а по другим сообщениям он спасся от них и снова появился в 1606 году с войском в селе Тушине около 12 верст от Москвы, причем враги прозвали его «Тушинским вором». А по третьим сказаниям он, изгнанный из Тушина, явился снова в 1611 году «среди казаков близ Пскова» и с помощью их овладел этим городом, а потом «был (неизвестно кем) схвачен и казнен в 1613 году».
Так рассказывается в «Настольном Энциклопедическом Словаре» Граната и Ко.
А для еще большей убедительности я прошу проверить мои слова о Димитрии также по имеющемуся у меня сейчас под рукою «Малому Энциклопедическому Словарю» Брокгауза и Ефрона. Это все же не старо-школьный учебник, по которому учился между прочим и я в царской православной гимназии.
Вот что тут говорится под словом «Лже-Димитрий»:
«Лже-Димитрий I, царь Московский 1605-1606 гг. Его происхождение до сих пор неизвестно. Грамоты Бориса Годунова (его противника) излагали его историю, как Гришки Отрепьева, беглого монаха. Этот рассказ вошел в летописи и в труды старых историков и занесен в „Историю Соловьева“. Сомневались в его достоверности историки Погодин и Костомаров. Димитрий не был обыкновенным обманщиком и сам верил в свое происхождение. Судьбой же его распоряжались другие, как полагают — бояре... Учился он в арианской школе (а где была такая — неизвестно), потом жил у литовского князя Вишневецкого, где объявил себя сыном Иоанна Грозного Димитрием и был поддержан польскими вельможами, склонив на свою сторону и духовенство принятием католичества и обещанием ввести его в России. Он получил руку Марины Мнишек, обещая закрепить за ней Новгород и Псков».