— Возьмем воду в нашем селе Жириловке.

— Где эта Жириловка?

— Недалеко от Констанцы…

— Так это же в Румынии…

— Да, но там хорошие люди. Там моя невеста. Никто нас не выдаст румынам. Честное слово! Моя невеста бывалая женщина; как ей скажешь, так и будет. Я там водой запасаюсь, когда рыбу ловлю в том районе.

— А румынские посты?

— Кто обращает внимание на румынские посты? Дай две сигаретки — и готово. Сколько раз я вместе с невестой перевозил контрабанду!

Коларов, как комендант лодки, принял решение плыть к устью Дуная и там набрать пресной воды.

День 3 июля был тихим и солнечным. Море блестело, как огромное зеркало. Казалось, ничто не предвещало беды. Путники выкупались и сейчас лежали, подставляя обнаженные тела горячему солнцу. Вот уже и песня зазвенела. Но… что это? На горизонте показался дымок, затем труба, и вот уже ясно стало видно военное судно. Рассекая воду, оно быстро приближалось к лодке.

— Ну, теперь плена нам не миновать, — сказал Димитров.

— По всему видно…

— Надо что-то предпринять!

— Надо прежде всего осмотреть, нет ли чего лишнего в лодке, — предложил Коларов. — Покажите, что у вас есть, — обратился он к лодочникам.

Лодочники переглянулись.

— Быстрее, времени на раздумье нет,

— У меня есть бомба, — пробормотал лодочник, что сидел за рулем.

— Какая бомба? Немедленно в море!

Лодочник выполнил приказ.

— Нет ли еще чего, говорите, чтобы не влипнуть по глупости…

— Есть портфель…

Димитров открыл портфель и увидел в нем железную трубку, запаянную на концах. Объяснения не требовалось. Везли секретное шпионское письмо. Трубка полетела в море.

— Что еще есть, выкладывай! — потребовал Коларов.

Лодочник вынул из-за пазухи конверт, сложенный пополам. Коларов быстро пробежал извлеченное из конверта письмо.

— Сведения о румынских войсках в Добрудже… Здорово!

Коларов быстро порвал письмо в клочья и швырнул за борт. Почти в тот же момент с канонерки раздалась команда на русском языке.

— Убрать парус!

Канонерка подошла вплотную. Матросы быстро перебросили на лодку трап. Лейтенант отдал приказ: оставить лодку и подняться на канонерку.

Коларов и Димитров перебрались на канонерку. Их тут же обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Раздраженный таким результатом лейтенант сердито бросил:

— Выкинули в море… Ну ничего, в комендатуре расскажете правду. Большевистские агенты!

— Никакие мы не агенты. Мы болгарские депутаты.

— Болгарские депутаты! А что ищут болгарские депутаты в румынских водах?

— Это мы объясним в комендатуре.

— И я так думаю, господин депутат. Там вы все объясните, — съязвил лейтенант и стал пересчитывать деньги, найденные у арестованных.

— Видно, хорошо вам платят большевики, а?..

— Запишите найденные у нас деньги в протокол, господин лейтенант, и не задавайте нам лишних вопросов, — прервал его Димитров.

Лейтенант еще раз пересчитал деньги. Ему, видно, очень не хотелось расставаться с ними…

Покончив со всеми формальностями, лейтенант повел канонерку к берегу. Печально глядели пленники на берег, где их ждала полная неизвестность.

Вот и Констанца. Ночью арестованных вывели на берег. Лодочников отделили, а Коларова и Димитрова повели под усиленной охраной. Город спал, слышался лишь стук солдатских сапог да позвякивание сабель конвоя.

Арестованных ввели в какое-то помещение, переполненное спящими солдатами. Было там темно и душно. Осмотревшись, Димитров и Коларов нашли свободное место на нарах и решили там устроиться. Но прошло немного времени, и дверь открылась, в комнате появился тот же румын и приказал арестованным следовать за ними. Шли темным коридором, то поднимались, то спускались по узким лестницам, пока не остановились у низкой железной двери.

— Входите!

Румын открыл дверь, из темной дыры потянуло плесенью и холодом.

— Что это? — спросил Коларов.

Вместо ответа румын втолкнул обоих в темную дыру и быстро запер дверь. Арестованные поняли, что они в карцере. Похож он был на гроб: два метра в длину, метр в ширину. Со стен стекала вода, пол покрыт грязью, воздух сырой, но и его явно не хватало.

— Здесь можно задохнуться, — сказал Коларов.

Димитров во всю силу стал стучать в дверь. Гул понесся по коридору, разбудил все и вся. Появился румын.

— Что случилось?

— Задыхаемся.

— Ничем не могу помочь…

Из соседней камеры донесся голос болгарина:

— Не из Добрича ли вы, товарищи?

— Болгары мы, из Софии! — крикнул в ответ Димитров.

— Вот как! Перебирайтесь к нам. Мы добруджанцы. Нас высылают на соляные промыслы…

Димитров и Коларов направились к камере, откуда слышался болгарский говор.

— Нельзя, нельзя! — закричал румын. — Я за вас отвечаю!

Тогда болгары из соседней камеры заговорили с ним по-румынски. В ответ румын твердил одно;

— Респонсабилита! Респонсабилита!

— Что это он лопочет? — поинтересовался Димитров.

— Говорит, что несет за вас ответственность. Но вы не тревожьтесь: дадим ему трубку табаку, и все будет в порядке. Он кочевряжится, чтобы побольше табаку получить.

Начался оживленный торг. Наконец румын вынул связку ключей и поспешно стал открывать камеру. Дверь заскрипела, и Димитров с Коларовым перебрались в камеру, где сидели арестованные добруджанцы. А начальник, засовывая в карман мешочек с табаком, все еще бормотал: «Респонсабилита! Респонсабилита!»

Димитров и Коларов подружились с заключенными добруджанцами, и они взялись доставить в Болгарию, в Центральный Комитет, лично Благоеву письмо. И хотя сделать это было очень трудно — их самих высылали на каторжные работы на соляные промыслы, — болгары сдержали слово.

Димитрова и Коларова перебрасывали из камеры в камеру, пока, наконец, не очутились они в военной тюрьме, на железных воротах которой было начертано: «Покаяние и терпение».

Шли дни, но никто из властей не посещал заключенных. Казалось, их забыли. Наконец Коларов подал заявление командиру корпуса с подробным описанием всего происшедшего с ними. После этого началось следствие.

Следователь был удивлен, когда понял, что перед ним не авантюристы, а депутаты болгарского парламента. Он несколько раз обращался к Коларову:

— Как это вы, человек с видным общественным положением, адвокат, депутат, человек, имеющий жену и детей, решились сесть в рыбацкую лодку и отправиться в плавание по морю аж до самой России? Думали ли вы, что может с вами случиться? Думали ли вы о вашей семье?

Коларов отвечал:

— Мы коммунисты, солдаты нашей партии, мы выполняли ее приказ. О том и мысли не могло быть, что мы откажемся выполнить приказ партии только потому, что путешествие связано с риском гибели… А что касается моей семьи, то я твердо убежден, что в случае несчастья партия позаботится о ней.

Следователь задумчиво глядел в окно; услышанное взволновало его. Может быть, ему припомнился прочитанный в юношеские годы роман о героях, о смелых людях, презиравших смерть… И вот сейчас на земле его Румынии, перед ним самим не фантастические герои, а самые настоящие живые люди, с кровью и плотью…

Как ни старались румынские власти сфабриковать обвинение против двух коммунистических депутатов, как ни старались представить их большевистскими агентами, ничего из этого не вышло. В защиту депутатов поднялась болгарская и румынская прогрессивная общественность. Румынские депутаты-социалисты сделали запрос в парламенте и потребовали освобождения болгарских депутатов. 17 июля 1920 года министр иностранных дел Советской России Г. В. Чичерин обратился к правительству Румынии с нотой, которая содержала требование освободить Димитрова и Коларова.

После вмешательства Советской России Коларов и Димитров были освобождены. Их посадили в автомашину и отвезли на болгарскую границу, к городу Добрич. Здесь их радушно встретили болгарские пограничники. Солдаты говорили:

— Все газеты писали о вас. Мы очень боялись, как бы не убили вас. Наши власти палец о палец не ударили в вашу защиту. Только благодаря партии и русским вы теперь свободны.