— Я здесь, господа!. Напрасно вы меня обвиняете. Я также буду голосовать, только не за увольнение служащих, а за оставление на работе.

Кмет от неожиданности растерялся.

— Димитров, откуда вы взялись?

— Это неважно… Я пришел, чтобы защищать интересы служащих общины. Каждый, у кого есть совесть и чувство гражданского долга, также проголосует за оставление их на работе. Подумайте только, господа советники, сколько несчастных семей будет выброшено на улицу…

— Димитров, прекратите вашу пропаганду! Для нас вопрос ясен.

— Знаю, господин кмет, что для вас вопрос ясен, но я говорю не для вас и не только от своего имени…

— Никто вас не уполномочил говорить от имени других!

— Я говорю от имени моей партии! — ответил Димитров.

Кмет незаметно подал знак вызвать полицию. Полагая, что теперь все станет на свое место, кмет, успокоенный, обратился к присутствующим:

— Господа советники! Так как вопрос исчерпан, я — предлагаю перейти к голосованию. Итак, кто за увольнение служащих общины, участвовавших в стачке? Поднимите руки.

Кмет первым поднял руку. За ним последовали еще несколько человек из сидящих в первых креслах. Другие смущенно глядели на Димитрова.

— Прошу, господа! — поторапливал кмет.

Советники молчали.

— Кажется, за это голосовать никто больше не хочет, — заметил Димитров.

— Соблюдайте тишину! — ударил в звонок кмет. — Разговоры не нужны!

Подсчитали голоса.

— А теперь кто за возвращение на работу, против увольнения стачечников и мятежников, зараженных большевистской заразой, разрушителей государственного строя? Поднимите руки.

Димитров первым поднял руку. К нему присоединились еще несколько человек. В зале стало так тихо, что было слышно, как кмет считал голоса.

— Большинство! — выкрикнул Димитров.

— Не спешите! — оборвал кмет.

— Большинство! — повторил Димитров.

Кмет вздохнул, вытер со лба пот и спросил:

— Есть ли воздержавшиеся?

— Только один!

— Других нет?

— Нет…

— Значит, нет! Так и запротоколируем: большинство — за служащих общины, — подвел итог Димитров.

— Ну, это еще как сказать… — огрызнулся кмет. — Большинство в один голос — великое дело…

— И все же большинство! — заключил Георгий Димитров.

…Двери в зал вновь раскрылись, и советник, который ходил вызывать полицию, ошалело закричал:

— Господин кмет, община блокирована! Попытался связаться с городом, все телефонные провода перерезаны! Мы изолированы!..

Все повскакали с мест. Кмет кричал:

— Что значит изолированы? Вызовите полицию!

— Какая там полиция… Входы в общину охраняются неизвестными лицами. Нельзя ни войти, ни выйти.

— До свидания, господа! — Димитров вежливо улыбнулся и вышел.

Советники и кмет долго смотрели ему вслед… [25]

«Правительство и буржуазия торжествуют сегодня, — писал Димитров в брошюре «Поражение и победа», — что они победили стачку транспортных рабочих, воображают, что нанесли поражение всему болгарскому пролетариату и коммунизму. Поспешное торжество! Они забывают народную мудрость: «Смеется тот, кто смеется последним!» Не может быть никакого сомнения в том, что болгарский пролетариат из сегодняшнего временного поражения одной его части сумеет почерпнуть новые силы, улучшить и отточить свое оружие борьбы и ускорить свою окончательную победу над капитализмом».

ЧЕРЕЗ ЧЕРНОЕ МОРЕ

В июне 1920 года партия решила направить Димитрова вместе с секретарем Центрального Комитета Василом Коларовым делегатом на Второй конгресс Третьего Коммунистического Интернационала в Москву.

Прекрасный оратор, образованный юрист и высококультурный человек, Васил Коларов был в Коммунистической партии представителем передовой части народной интеллигенции. Его роль в партии идеально сочеталась с ролью Димитрова. Политическая и личная дружба двух коммунистических деятелей становилась все теснее и глубже. Не случайно именно их послала партия своими делегатами на конгресс Коминтерна.

Путешествие в Москву в то время было связано с большими трудностями. Пробраться в Москву можно было только или через Германию, или по Черному морю. Путь через Германию был исключен, потому что в Польше еще бушевала война и западные границы России были закрыты. Оставался только черноморский путь: Варна — Одесса, хотя это и было сопряжено со многими опасностями и риском. Берега Крымского полуострова охранялись английскими и французскими крейсерами. В Крыму хозяйничали белогвардейцы.

Болгарские делегаты Васил Коларов, Георгий Димитров, Христо Кабакчиев и Никола Максимов решили ехать через Черное море. Начались лихорадочные приготовления.

Коларов и Димитров прибыли в Варну. Здесь, на вокзале, их встретил Никола Пенев, связной Центрального Комитета.

— Ну как, все готово? — спросил Коларов.

— Да, лодки ждут у берега.

— Тогда идем.

За железной дорогой вошли в заросли камыша и направились к Варненскому озеру. Летний день варненцы проводили на берегу моря, а потому здесь, у озера, было тихо и безлюдно, что давало нашим путникам возможность незаметно добраться до условленного места.

Приблизившись к озеру, Никола Пенев осторожно раздвинул тростник и огляделся. Перед ним блестела тихая гладь озера.

— Можно идти!

Димитров ускорил шаг. Следом за ним — Коларов. Когда кончились тростниковые заросли, открылся чистый песчаный берег. Метрах в десяти от берега на воде слегка покачивались две лодки со спящими в них лодочниками.

— В этих скорлупках плыть в Одессу? — спросил Коларов.

— У них есть и паруса, — как бы успокаивая, ответил Пенев.

— Ну, совсем как великая армада! — усмехнулся Димитров.

— По хорошей погоде через два-три дня будете в Одессе.

— А лодочники подходящие?

— Нейтральные люди; кто им платит, тому и служат, — ответил Пенев. — А пока, товарищи, назад в камыши, здесь нас могут увидеть.

Коларову не сиделось. Он пошел еще раз поглядеть лодки. Лодочники все еще спали. В лодке валялись пустые бутылки, куски хлеба, колбасы и сыра. Видно, лодочники перед долгим путешествием основательно выпили. Не восхитили Коларова и сами лодки: одна могла взять двух, вторая — трех человек. Но что делать, уж очень велика цель, ради нее можно пойти на любой риск.

В два часа ночи 29 июня лодки вышли в море. Поначалу погода была хорошей, но вскоре подул северо-восточный ветер, небо покрылось черными тучами. В разрывах туч мелькала вечерняя звезда.

— Советская звезда будет нашим маяком!

Погода все ухудшалась. Море бороздили большие черные валы. Исчезла звездочка, которая так радовала путников. Лодки метались с гребня на гребень. Все примолкли. Начался дождь.

— Ничего, сейчас соорудим могилу, — успокоил лодочник.

Путники удивленно переглянулись. Молодой и веселый хлопец, подручный лодочника, уложил с борта на борт шест, накинул на него брезент, и «могила» готова. Димитров и Коларов забрались в укрытие и скоро под мерный стук дождя по брезентовой крыше уснули.

Разбудил их крик:

— Помогите! Погибаем!

Димитров и Коларов вскочили и разглядели в темноте, как лодочник, отчаянно вцепившись в руль, старается выправить положение лодки. Оказалось, пока пассажиры спали, лодочники напились и также заснули. Когда же один из них очнулся, оказалось, что лодка стала игрушкой волн…

Утром, когда солнце озарило морскую ширь, путники увидели, что второй лодки нигде нет. Как позже выяснилось, лодка с Кабакчиевым и Максимовым ночью сбилась с курса и после некоторого плутанья вновь очутилась у болгарского берега.

При утреннем свете выяснилась и другая беда: из бочонка вытекла вся питьевая вода. Кто-то из лодочников, утолив ночью жажду, забыл закрыть кран.

— Это же катастрофа! Как можно без воды достичь Одессы? — сказал Коларов.

Лодочники смотрели виновато. Тот, кто помоложе, успокоил: