² Об Озмидове см. прим. 1 к п. № 3 от 24 января 1884 г., а также п. № 93 от 18 декабря 1885 г. и комментарии к нему.

³ Озмидов в течение двух лет был управляющим в лесном именин наследников В. Н. Сабашникова в Покровском у. Владимирской губ., которым заведывал, как муж старшей дочери Сабашникова, Екатерины Васильевны, Александр Васильевич Барановский (Толстой ошибочно пишет: Бароновский).

⁴ Переписчик Толстого, А. П. Иванов. См. прим. 2 к п. № 10 от 27 марта 1884 г.

⁵ О М. А. Шмидт см. прим. 1 к п. № 59 от 10—11 мая 1885 г.

⁶ «Христианство Христа». См. прим. 6 к п. №18 от 19 мая 1884.

⁷ Св. Августин, прозванный Блаженным (354—430), — богослов и философ, один из «отцов» древней церкви Запада, как Иоанн Златоуст— церкви Восточной. О последнем см. прим. 4 к п. № 58 от 9 мая 1885 г.

⁸ Павел Иванович Бирюков.

⁹ Последняя строка приписана другими чернилами: повидимому, для ответа на вопрос, заданный Чертковым, Толстой должен был навести справку у Софьи Андреевны или в «конторе» ее издания, так как сам он не входил в эти отвергаемые им дела.

Отвечая в письме от 14 декабря 1885 г. на ту часть письма Толстого, где он говорит о темных местах в переводе предисловия к «Краткому изложению Евангелия», Чертков пишет: «Я прочитал введение к изложению Евангелия в «Christ's Christianity» и совершенно согласен с вами, что там есть не только темные, но даже совсем плохие места. Оказывается, что, несмотря на наш уговор, мой английский друг не смог удержаться от того, чтобы не изменить там без меня некоторые выражения, и вышло совсем плохо. Мне это очень досадно, потому что я, будучи в Англии, приложил все свое старание к тому, чтобы перевод был ясен и точен, а теперь вижу его в печати испорченным. Теперь уж делать нечего, — надо оставить до следующего издания». По поводу же ошибки в переводе соч. «В чем моя вера» (Св. Августин поставлен вместо Иоанна Златоуста) он сообщает, что Баттерсби, которому была поручена последняя редакция книги, указывал ему в письме на разногласие в этом пункте английского перевода с французским переводом кн. Л. Д. Урусова, однако, положившись на петербургского переводчика, к сожалению, не исправил ошибки.

* 91.

1885 г. Декабря 9—15. Москва.

Мнѣ мучительно тяжело и ни съ кѣмъ такъ мнѣ не хочется подѣлиться этой тяжестью, какъ съ вами, милый другъ, п[отому] ч[то] мнѣ кажется, никто такъ не любитъ во мнѣ то хорошее, что есть во мнѣ какъ вы. Разумѣется все это моя слабость, моя отдаленность отъ Бога — даже извѣстное физическое состояніе, но я живу — можетъ быть послѣдніе часы моей жизни и живу дурно съ уныніемъ и раздраженіемъ противъ окружающихъ меня. Что нибудь я дѣлаю не такъ, какъ хочетъ Богъ, но я ищу и не попадаю и все таже тоска, уныніе и хуже всего раздраженіе и желаніе умереть. Послѣдніе дни я не писалъ и не пишу еще и пот[ому] оглядываюсь вокругъ себя, себя сужу и ужасаюсь. —

Вся эта животная [жизнь] — да не просто животная, а животная съ отдѣленіемъ себя отъ всѣхъ людей, съ гордостью — идетъ все усиливаясь, и я вижу, какъ Божьи души дѣтскія — одна за другою попадаютъ въ эту фабрику и одна за другой надѣваютъ и укрѣпляютъ жернова на шеѣ и гибнуть. Вижу, что я съ своей вѣрой, съ своимъ выраженіемъ ея и словомъ и дѣломъ, устраняюсь, получаю значеніе для нихъ непріятнаго, неправильнаго явленія — какъ бываютъ черви въ ульяхъ, кот[орыхъ] пчелы, не въ силахъ убить, замазываютъ, чтобъ они имъ не мѣшали — и жизнь дикая съ торжествомъ идетъ своимъ ухудшающимся порядкомъ. Дѣти учатся въ гимназіяхъ — меньшія даже дома учатся тому же и закону божію такому; к[оторый] будетъ нуженъ въ гимназіяхъ. Обжираются, потѣшаются, покупая на деньги труды людей для своего удовольствія, и все увѣреннѣе и увѣреннѣе чѣмъ больше ихъ становится, что это такъ. То, что я пишу объ этомъ, не читаютъ, что говорю не слушаютъ или съ раздраженіемъ отвѣчаютъ, какъ только поймутъ, къ чему идетъ рѣчь, что дѣлаю не видятъ или стараются не видѣть. На дняхъ началась подписка и продажа на самыхъ стѣснительныхъ для книгопродавцевъ условіяхъ и выгодныхъ для продажи. Сойдешь внизъ и встрѣтишь покупателя, к[оторый] смотритъ на меня [какъ] на обманщика, пишущаго противъ собственности и подъ фирмой жены выжимающаго сколько можно больше денегъ отъ людей за свое писанье. Ахъ, кабы кто нибудь хорошенько въ газетахъ указалъ ярко и вѣрно и ядовито (жалко зa него, а намъ какъ бы здорово было) всю подлость этого. Вчера меня просятъ подписать бумагу, что я по владѣемымъ мною землямъ передаю право на дворянскіе выборы сыну. Отчего я допускаю, отчего я дѣлаю это? Вотъ это то я не знаю какъ мнѣ дѣлать. Въ семьѣ я живу и никого не вижу иначе какъ всякій всегда куда то спѣшитъ и отчасти раздраженъ этимъ спѣхомъ и кромѣ того такъ увѣренъ въ томъ, что этотъ спѣхъ не только нуженъ, но также естествененъ какъ дыханіе. И если начнешь говорить, то онъ, если и не раздражится и не начнетъ говорить такую нелогическую безсмыслицу, что надо въ каждой фразѣ вновь опредѣлять каждое слово, — если и не раздраженъ, то смотритъ на часы и на дверь, думая, скоро ли кончится это ворчанье брюзгливаго и не понимающаго молодости, односторонне увлеченнаго старика. Съ женой и съ старшимъ сыномъ начнешь говорить — является злоба, просто злоба, противъ к[оторой] я слабъ и к[оторая] заражаетъ меня. — Что же лучше дѣлать? Терпѣть и лгать, какъ я лгу теперь всей своей жизнью — сидя за столомъ, лежа въ постели, допуская продажу сочиненій, подписывая бумаги о правѣ на выборы, допуская взысканія съ крестьянъ и преслѣдованія за покражи моей собственности, по моей довѣренности? Или разорвать все — отдаться раздраженью. Разорвать же все, освободить себя от лжи безъ раздраженія не умѣю, не могу еще. Молю Бога — т. е. ищу у Бога пути разрѣшенія и не нахожу. Иногда именно спрашиваю у Бога, какъ мнѣ поступать. Спрашиваю всегда такъ, когда мнѣ предстоитъ выборъ сдѣлать такъ или иначе. Говорю себѣ, если бы я сейчасъ умиралъ, какъ бы я поступилъ? И всегда, когда я живо⁶ представлю себѣ то, что я ухожу изъ жизни, я чувствую, что важнѣе всего уйти изъ жизни, не оставивъ по себѣ злобы, а въ любви, и тогда склоняюсь къ тому, чтобы на все соглашаться, только бы не раздражать. И главное тогда становишься совершенно равнодушенъ къ мнѣнію людей. Но потомъ, когда оглянешься на результаты этаго, на ту ложь, въ к[оторой] живешь, и когда слабъ духомъ, то дѣлается отвращеніе къ себѣ и недоброжелательство къ людямъ, ставящимъ меня въ это положеніе. — Крошечное утѣшеніе у меня въ семьѣ это дѣвочки. Онѣ любятъ меня за то, зa что слѣдуетъ любить, и любятъ это. Немного еще въ Левочкѣ, но чѣмъ больше онъ ростетъ, тѣмъ меньше. Я сейчасъ говорилъ съ нимъ. Онъ все смотрѣлъ на дверь — ему надо что то въ гимназіи. Зачѣмъ я вамъ пишу это. Такъ — хочется, п[отому] ч[то] знаю, что вы меня любите и я васъ люблю. Не показывайте этого письма другимъ. Если вамъ совсњмъ ясно будетъ, что мнѣ лучше дѣлать, то напишите мнѣ. Но это — мнѣ по крайней мѣрѣ кажется — ужасно трудно разрѣшить. Разрѣшеніе одно — жить всякую минуту своей жизни съ Богомъ, дѣлая его, но не свою волю — тогда вопросовъ этихъ не будетъ. Но теряешь эту опору, эту жизнь истинную на время, какъ я ее сейчасъ потерялъ, и тогда тяжело бьешься какъ рыба на берегу. Ну вотъ и все. Не знаю, пошлю ли письмо. Если не пошлю, покажу вамъ при свиданіи. —

Писалъ это два дня тому назадъ. Вчера не выдержалъ, сталъ говорить, сдѣлалось раздраженіе, приведшее только къ тому, чтобы ничего не слыхать, не видать и все относить къ раздраженію. Я цѣлый день плачу одинъ самъ съ собой и не могу удержаться. —

Письмо печатается впервые. Оно было найдено в феврале 1927 г. среди бумаг С. А. Толстой в рукописном отделе Публичной библ. им. Ленина (б. Румянцевский музей), где хранится и в настоящее время. На подлиннике рукой Софьи Андреевны сделана пометка «Не послано». О том, что оно было адресовано Черткову, можно с уверенностью судить не только по обращению «милый друг», обычному для Толстого именно в письмах к нему, и по откровенности, с которой он говорит в этом письме о наиболее интимных вопросах своей жизни, но и по прямому указанию, заключающемуся в письме Толстого от 17 декабря 1885 г.: «Я... написал вам длинное письмо, но не послал, покажу когда-нибудь при свидании. Писал я не о вас и не о деле настоящем, а о себе и потому не послал». Далее, в том же письме от 17 декабря, идет краткий пересказ того, что заключено в настоящем письме. Этими же указаниями определяется с точностью до одной недели и дата этого письма, писавшегося, как видно из последнего абзаца его, в два приема, с промежутком в два дня. Оно было написано, повидимому, после того письма от 6—7 декабря, где Толстой говорит уже о своем «унылом и низком настроении». Поэтому начало его можно отнести к 9—12 декабря.