На дняхъ¹⁷⁰ только проснулся, И[лья] В[асильевичъ] говоритъ мнѣ: два прохожихъ. Возьмите на столѣ. И[лья] В[асильевичъ]¹⁷¹ беретъ и подаетъ, какъ заведено, по 5 копѣекъ. Проходитъ около часа, я выхожу на улицу. Ужасно оборванный, въ совершенно развалившейся обуви маленькій человѣчекъ съ нездоровымъ лицомъ, подпухшими главами начинаетъ кланяться и подаетъ свидѣтельство.

— Вамъ подали.

— Подали. Ради Бога, ваше сіятельство¹⁷² извольте видѣть, ваше сіятельство, что мнѣ дѣлать, куда мнѣ дѣтьcя.

Я говорю, что подаю всѣмъ одинаково, больше не могу. Онъ продолжаетъ умолять, угрожаетъ, что наложить на себя руки, становится на колѣни и опять повторяетъ одно и тоже.

Я даю ему еще¹⁷³ 20 копѣекъ, и ОНЪ уходитъ. И такихъ, т.-е. такихъ особенно неотвязныхъ, каждый день <5—6 человѣкъ такихъ> много.¹⁷⁴

Но сколько между всѣми ними прекрасныхъ, истинно прекрасныхъ людей по своимъ нравственнымъ качествамъ.

Проситъ, какъ обыкновенно, высокій, красивый человѣкъ въ одномъ,¹⁷⁵ хотя и не очень, но прорванномъ короткомъ пиджак и¹⁷⁶ картузѣ, сапоги уже плохи, не держатся, умное, хорошее лицо. Я подаю, онъ благодарить. Я спрашиваю, пьетъ ли? говорить, что пилъ, но не пьяница. Грамотенъ ли? Какъ же, улыбаясь говорить, читалъ ваши книги, называетъ. Спрашиваю, кто онъ, откуда.¹⁷⁷ Разсказываетъ, очевидно, правдиво свою исторію, жиль въ Петербургѣ, было хорошее мѣсто конторщика, 30 рублей. Самъ крестьянинъ нашего уѣзда.¹⁷⁸ Его домашніе вмѣстѣ съ другими деревенскими отъ малоземелья задумали переселиться въ Сибирь въ Томскую губернію. Написали ему, спрашивая согласія продать его часть земли на старомъ мѣстѣ, онъ согласился.¹⁷⁹ Домашніе уѣхали, но оказалось, что земля имъ попала дурная, они прожились тамъ и вернулись домой, и живутъ теперь на квартирахъ, кормясь работой. Онъ посылалъ имъ, но случилось, что торговая кампанія, въ которой служилъ, раззорилась. Искалъ мѣста, не нашелъ.

И вотъ идетъ теперь къ своимъ, что было деньжонокъ издержалъ. Очевидно, дѣловитый¹⁸⁰ человѣкъ, попалъ только отъ несчастной случайности въ положеніе голыша.

Или другой: въ¹⁸¹ опоркахъ, одежда ваточная, въ родѣ халата, подпоясанн[ый] веревкой. Одежда вся, вся въ дыркахъ,¹⁸² очевидно, не прорванная, но отъ того, что износилась, лицо скуласто[е] пріятное, умное и трезвое.¹⁸³ Я подалъ обычные 5 копѣекъ. Онъ поблагодарилъ, <мы> разговорились.¹⁸⁴ Онъ административно ссыльный, жилъ въ Вяткѣ, кормить[ся] нечѣмъ, теперь идетъ въ Рязань, гдѣ жилъ прежде. Спрашиваю: чѣмъ былъ? Газетчикомъ, разносилъ газеты. За что пострадалъ? За распространеніе нелегальной литературы. Разговори[лись] про революцію, я сказалъ свое мнѣніе о томъ, что все въ насъ самихъ, что силу¹⁸⁵ нельзя сломить, особенно такую огромную. Уничтожится зло внѣ насъ, когда оно уничтожится въ насъ, сказалъ я.¹⁸⁶

— Да когда нибудь, да не скоро.

— Отъ насъ зависитъ.¹⁸⁷

— Я читалъ вашу книгу о революціи.

— Это не моя, но я такъ же думаю.¹⁸⁸

— Хотѣлъ просить васъ о вашихъ книгахъ.

— Съ удовольствіемъ. Только какъ бы не повредить вамъ. Я дамъ самыхъ невинныхъ.

— Да мнѣ что... я уже ничего не боюсь. Тюрьма? Да тюрьма лучше, чѣмъ такъ. Я бы желалъ въ тюрьму.

И сказа[въ], онъ улыбнулся доброй улыбкой.

— Какъ жалко, что столько силъ тратится напрасно, сказалъ я, вотъ такіе люди, какъ вы, какъ разстраиваете свою жизнь.¹⁸⁹ Ну какъ же вы.

То онъ весело бойко отвѣчалъ мнѣ, когда дѣло шло о внѣшнемъ общемъ, но какъ только дѣло коснулось его, онъ вдругъ отвернулся отъ меня, закрылъ рукавомъ глаза и затылокъ его затрясся.

И сколько такихъ людей.

И эти люди погибаютъ безъ помощи, и люди <те, какъ тотъ первый> слабые отдаются этой бродячей жизни и главное тотъ народъ, который до сихъ поръ пригрѣвалъ, кормилъ ихъ, спасалъ насъ отъ нихъ, доходитъ до невозможности продолжать это свое дѣло. Нельзя такъ, положеніе это и новое, и невозможное. Нельзя такъ, надо отвѣтить на это новое ужасное явленіе русской жизни.

№ 2.

«Какъ отвѣтить на него, я не знаю, но знаю одно, что отвѣтить на него можетъ никакъ не наше одервенѣлое и глупое правительство, a отвѣтить могутъ только люди общества (стоитъ только вспомнить то, что сдѣлалъ и дѣлаетъ Бутсъ), одни сотни и сотни бѣдныхъ мущинъ и жешцинъ, которые рвутся къ разумному честному безкорыстному труду и другіе навѣрное очень многіе богатые, которые дадутъ средства на устройство такихъ учрежденій, который избавятъ эти несчастный сотни тысячъ бродящихъ людей отъ необходимости нищенствовать, отъ соблазна всякаго притворства и лжи, и милліоны осѣдлаго крестьянскаго народа отъ той тяжести, которую онъ одинъ несетъ на своихъ плечахъ».

№ 3.

«Какъ отвѣтить на него я не знаю, но знаю одно, что отвѣтить на него можетъ никакъ не наше одервенѣлое и глупое правительство, a отвѣтить могутъ только люди общества (стоитъ только вспомнить то, что сдѣлалъ и дѣлаетъ Бутсъ), одни сотни и сотни молодыхъ небогатыхъ мужчинъ и женщинъ нашего круга, которые рвутся къ разумному, честному и безкорыстному труду; и другіе навѣрное очень многіе, богатые, которые дадутъ средства на устройство учрежденій, могущихъ избавить сотни и тысячи бродячихъ людей отъ испытываемыхъ ими страданій. Такія усилія непосредственнаго труда молодыхъ, небогатыхъ людей и денежныхъ жертвъ богатыхъ избавятъ этихъ людей не только отъ тѣлесныхъ страданій, но отъ грѣха и развращенія, утишатъ озлобленіе этихъ людей противъ богатыхъ, избавятъ богатые классы отъ нѣкоторой доли сознанія своего грѣха, избавятъ и народъ отъ несомой имъ тяжести содержанія этой, все увеличивающейся арміи безработныхъ».

[Первая редакция статьи «Живущие и умирающие».]

№ 4.

Я сижу за работой, приходитъ тихо¹⁹⁰ И[лья] В[асильевичъ]¹⁹¹ и, очевидно не желая отрывать меня отъ дѣла,¹⁹² говорить, что давно дожидаютъ прохожіе и женщина.

— Возьмите пожалуйста и подайте.

— Женщина по какому то дѣлу.

Прошу подождать и продолжаю работу. Выхожу совершенно забывъ о просительницѣ. Изъ-за угла выходить молодая, длиннолицая, худая, миловидная крестьянка. Я вспоминаю.

— Что нужно? Въ чемъ дѣло?

— Значить. Мужа отдали. Осталась одна съ четырьмя дѣтьми.¹⁹³