19 июня Семенов и Соколовский послали телеграмму Молотову и Булганину, описывая «весьма активную организаторскую роль американских военных в берлинских беспорядках». Например, арестованные, как сказано, признавались в том, что «американские офицеры лично отбирали жителей Западного Берлина в большие группы и инструктировали их, как организовать беспорядки в Восточном Берлине». Наверняка, именно это сообщение подвигло Соколовского на утверждение всего через несколько минут после прибытия в Карлсхорст, что кризис был организован преднамеренно враждебными силами. Однако из докладов Кучина и Фадейкина нам известно, что ни аппарат МВД, ни восточногерманская служба госбезопасности не заявляли ни о чем подобном. И хотя наблюдатели от берлинского командования и Управления восточными делами ЦРУ посещали Восточный Берлин, командование из Вашингтона задолго до этого запретило сотрудникам БОБ ЦРУ переступать границу советского сектора[432].

РОЛЬ АМЕРИКАНЦЕВ

Утверждение о прямом американском (в частности, ЦРУ) участии в поддержке беспорядков привлекло внимание многих. Одни предполагали, что если Элеонора Даллес находилась в это время в Берлине в качестве чиновника госдепартамента, то и Аллен Даллес, ее брат и новый директор ЦРУ, тоже мог быть там. Но его не было. На самом деле, подобно своим соперникам из Карлсхорста, база ЦРУ в Берлине тоже пребывала в растерянности, как гласил один из докладов БОБ: «Мы были застигнуты врасплох!» Некоторые восточноберлинские агенты входили в контакт с офицерами базы в Западном Берлине, чтобы доложить о событиях в Восточном Берлине, но когда границу закрыли, информация из первых рук перестала поступать. Германская миссия ЦРУ также ничего не знала. Глава миссии генерал Люсиан Траскотг вместе со своим заместителем Майклом Берком и помощником Томасом Полгаром был в это время в Нюрнберге и обсуждал с американскими военными операции по предотвращению нарушений границ с чехословацкой стороны. О восстании в Берлине они прочитали в вечерних газетах, возвращаясь поездом во Франкфурт[433].

Одна нелепая история странного происхождения о возможном участии ЦРУ в берлинских событиях появилась в 1979 году и с тех пор то и дело повторяется в разных публикациях историков, посвященным событиям 17 июня. Кристиан Остерманн в статье о восстании, опубликованной в 1994 году, пишет: «Гарри Хекшер, глава берлинского отдела ЦРУ, телеграфировал в Вашингтон, запрашивая разрешение после введения советских войск снабдить восставших оружием, однако ему было приказано ограничить поддержку «выражением симпатии и предоставления политического убежища, но не оружием»[434].

Такого драматического обмена посланиями на самом деле не было. Во-первых, директором БОБ тогда был Билл Харви, а не Генри Хекшер, и он все время находился в Берлине. Во-вторых, нет никаких документальных подтверждений, что подобная телеграмма была послана из Берлина, и ни один из работавших тогда на базе или в миссии сотрудников не помнит о подобной телеграмме. Полгар, помощник Траскогга, попросту заявил, что если бы Хекшер (или Харви) послал нечто подобное, Траскотг немедленно уволил бы его. Гордон Стюарт, заместитель Траскотта, отлично помнит тот день, потому что исполнял обязанности действующего главы миссии в то время, как Траскотг, Берк и Полгар находились в Нюрнберге, и если бы такая телеграмма была, он бы запомнил. Питер Сичел, бывший директор Берлинской базы, возглавлявший оперативный отдел восточноевропейского управления 17 июня 1953 года, также отрицает наличие телеграммы[435].

Естественно, в это время в ЦРУ много было написано из-за бессилия Запада в момент восстания. 18 июня заместитель директора по планированию Фрэнк Визнер послал Джону Броссу, главе восточноевропейского управления, памятную записку, ставшую результатом «обсуждений на высоком уровне событий последних сорока восьми часов в Германии» и американской пропагандистской тактики. Визнер писал: «Мы как будто вели себя в целом правильно и вчера и ночью». И добавлял, что ЦРУ «не должно своими действиями побуждать жителей Восточной Германии на дальнейшие шаги, которые могут осложнить их жизнь». Виз-нер особенно отмечал ненадежность сил безопасности Восточной Германии и тот факт, что «русским пришлось ввести свои войска». В этой памятной записке, отражающей смятение самого Визнера, нет даже намека на предложение берлинской базы вооружить мятежников, как нет его и в других документах, появившихся после завершения кризиса[436].

РЕАКЦИЯ СОВЕТСКОЙ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ

В субботу 20 июня Ульбрихт встретился с Семеновым, Юдиным и Соколовским в Карлсхорсте, чтобы обсудить необходимость улучшения вооружения, «развертывания» военизированной полиции и направление руководителей СЕПГ на предприятия для погашения недовольства. Соколовский вновь заговорил об отсутствии информации: «Немецкие товарищи, вероятно, были шокированы внезапностью событий»[437]. Это было зафиксировано в докладах Кучина и Фадейкина.

Даже когда Советская армия овладела обстановкой, вызванной восстаниями, МВД в Москве еще было в состоянии действовать. Берия послал в Берлин специальную группу под руководством заместителя министра Сергея Гоглид-зе; в нее также вошел ветеран управления внешней разведки Петр Васильевич Федотов. 20 июня Гоглидзе, Федотов и Фадейкин, все еще начальник аппарата в Карлсхорсте, поставили Берия в известность о том, что они собирались предпринять, следуя его инструкциям. Эти действия показывают, как ответила советская разведка, хоть и с опозданием, на неслыханный вызов, брошенный Советам с их жизненно важными интересами в Восточной Германии[438].

МВД решило использовать свою внешнюю разведку и военную контрразведку для укрепления сил безопасности Восточной Германии, повторяя тактику военных. В докладе сказано о создании тридцати восьми оперативно-следственных групп из военных контрразведчиков ГСВГ и аппарата в Карлсхорсте. Другие следственные и оперативные группы по шестьдесят человек в каждой были созданы в рамках самого аппарата в Карлсхорсте. Их задача заключалась в том, чтобы «найти организаторов, зачинщиков и подстрекателей беспорядков»[439].

Берия требовал расследования «дел арестованных участников беспорядков из числа жителей Западного Берлина, засланных в восточный сектор Берлина западными разведками и западногерманскими подрывными организациями». Кроме того, следственные группы должны были быть ориентированы на выявление обстоятельств беспорядков и всех обстоятельств, которые могут использовать реакционные силы для провоцирования широких масс на антиправительственные выступления»[440].

Последнее предложение в инструкциях Берия звучит двусмысленно. Хотя весь доклад говорит о том, что беспорядки были спланированы и инициированы западными союзниками, офицерам приказали обстоятельно изучить местные условия, позволившие «провокаторам» действовать столь успешно[441]. Тем не менее авторы доклада не забыли и о профессиональном долге. «Во время проверок и допросов» следственным группам надлежало «в соответствующих случаях вербовать участников беспорядков для помощи в выявлении организаторов антиправительственных демонстраций»[442].

Вторая часть доклада была посвящена организационным проблемам и назначениям личного состава в связи с падением морали полиции и сил безопасности ГДР. Для помощи силам безопасности из аппарата в Карлсхорсте была выделена группа из сорока трех оперативных работников под «руководством капитана Василия Моргачева, помощника представителя МВД, и полковника Кравцова, начальника отдела МВД СССР». В задачу группы входила помощь берлинскому управлению MfS в организации «проверки, допросов и агентурно-оперативной работы». Около 120 подобных оперативных групп, состоящих из офицеров МВД, было организовано для помощи управлениям MfS ГДР в других районах»[443].