Решено было выступить в поход на Суздаль на зиму, «ако ледове стануть». Братья Давыдовичи и Святослав Ольгович должны были двигаться «на Вятиче» и далее к Ростову; Изяслав же — идти к Смоленску на соединение со своим братом Ростиславом Мстиславичем. Соединить все силы планировалось на Волге. «И тако обедавше, и пребывше у весельи и у любви, и разъехашася».

Ростислав Юрьевич в войне с отцом не должен был принимать участия. Но и в Городце Остерском Изяслав Мстиславич его не рискнул оставить, отослав на время войны в Бужск и поручив «стеречь» Русскую (в данном случае Киевскую) землю: «Пребуди же тамо, доколе я схожю на отца твоего, а любо с ним мир възму, пакы ли, а како ся с ним улажю. А ты постерези земле Рускои оттоле». «Стеречь» Киевскую землю Ростиславу предстояло, вероятно, от Владимирка Володаревича Галицкого — князя весьма могущественного, независимого во всех отношениях и отнюдь не признававшего главенство над собой киевского Изяслава.

На съезде в Городце Изяслав Мстиславич не случайно говорил о Новгороде и новгородских делах. Все, что происходило в этом городе, вызывало у него сильное беспокойство.

В конце лета — начале осени 1148 года в Суздале состоялись переговоры между Юрием Долгоруким и новгородским посольством во главе с епископом Нифонтом. Об этом сообщает Новгородская Первая летопись: «В то же лето ходи арх[и]епископ Нифонт Суждалю, мира деля, к Гюргеви…»^{175}

Юрий встретил новгородского владыку со всеми полагающимися его сану почестями. Он исполнил многое из того, о чем просили его новгородцы, и в частности освободил пленников, захваченных еще во время взятия Нового Торга весной 1147 года, а также новгородских купцов со всем их товаром. Однако заключить мирный договор отказался: «…и прият и с любъвью Гюрги… и новотьржьце все выправи и гость всь цел, и посла с цьстию (честью. — А.К.) Новугороду; нъ мира не дасть». По сведениям (или догадке?) В. Н. Татищева, Юрий настаивал на том, чтобы новгородцы взяли на княжение его сына и в дальнейшем «ротою», то есть клятвою от всего города, обязались принимать князя только из числа его наследников. Однако это условие — если оно было выдвинуто в действительности — оказалось совершенно неприемлемым для новгородцев.

По всей вероятности, состоявшиеся переговоры стали для князя Изяслава Мстиславича полной неожиданностью. Владыка Нифонт вернулся в Новгород в сентябре 1148 года (еще 1 сентября он находился в Суздальской земле). Следовательно, известие о переговорах было получено киевским князем приблизительно в те самые дни, когда он созывал князей на «снем» в Городец Остерский и рассуждал об «обидах», чинимых Новгороду Юрием.

Реакция Изяслава Мстиславича последовала незамедлительно. «Той же осенью», по свидетельству новгородского летописца, он поменял в Новгороде князя: посадил на княжение своего сына Ярослава, а брата Святополка вывел из Новгорода «злобы его ради» и перевел во Владимир-Волынский.

В чем была причина такого решения? Татищев полагал, что епископ Нифонт был послан к Юрию князем Святополком, и именно это вызвало гнев Изяслава Мстиславича: «Изяслав, великий князь, уведав, что брат его Святополк имеет с Юрием пересылку о мире без его согласия, послал в Новград сына своего Ярослава, а к новгородцам писал с выговором о их непостоянстве…»^{176} Однако такое объяснение событий кажется не единственным. Связь между новгородско-суздальскими переговорами и удалением Святополка из города могла быть и иной. Епископ Нифонт был вполне самостоятельной фигурой, чтобы действовать независимо от своего князя, а воля новгородцев, как мы хорошо знаем из истории этого мятежного города, далеко не всегда совпадала с волей правящего в нем князя. Новгородский летописец отмечает какие-то «злобы» Святополка, которые и послужили причиной его удаления из города. Это обычная формулировка ухода князя — но именно в тех случаях, когда расставанию предшествовал конфликт между князем и горожанами. «Злобы» Святополка и могли стать одной из причин, подтолкнувших новгородцев к сепаратным переговорам. Тем более что зимой 1147/48 года посадничество в Новгороде вновь получил Судило Иванович — человек, безусловно благоволивший Мстиславичам, но имевший связи и в Суздальской земле и, очевидно, хорошо помнивший о том, что Юрий в свое время предоставил ему политическое убежище, когда он вместе с другими видными новгородскими боярами вынужден был бежать из Новгорода.

Но в таком случае смена князя могла объясняться не тем, что Святополк вел какую-то собственную игру за спиной старшего брата, а желанием Изяслава добиться консолидации Новгорода, сплочения новгородцев вокруг своего князя. Новгород был очень нужен Изяславу — прежде всего, как база для предстоящей войны с Юрием Долгоруким. И его юный сын Ярослав мог способствовать консолидации Новгорода куда больше, чем Святополк, успевший за годы своего княжения рассориться с новгородцами.

Лично же для Юрия переговоры с Нифонтом имели очень важное последствие. В эти августовские и сентябрьские дни 1148 года он неожиданно для себя обрел единомышленника — тем более ценного, что принадлежал тот к враждебному ему лагерю.

Юрий давно знал новгородского владыку — по крайней мере с зимы 1135/36 года, когда тот принимал участие в примирении Мономашичей и Ольговичей после очередной войны между ними. Нифонт был постриженником киевского Печерского монастыря, причем, по некоторым сведениям, пришел в монастырь при игумене Тимофее (около 1124—1131), то есть в те самые годы, когда суздальский князь Юрий Владимирович демонстрировал свою особую близость к Печерской обители. Человек весьма образованный, поживший в Византии и знакомый с особенностями богослужения Греческой церкви, он оставил заметный след в истории Новгорода. В годы его святительства здесь развернулось активное церковное строительство, были украшены многие уже существующие храмы. Разумеется, епископ Нифонт участвовал и в переговорах с Юрием относительно посажения на новгородский стол его сына Ростислава в 1138 и 1141 годах. Теперь князь и епископ могли ближе познакомиться друг с другом. И убедиться, что на многие вещи они смотрят, в общем-то, одинаково.

Новгородский летописец сообщает, что во время своей поездки в Суздальскую землю Нифонт освятил «великим священием» церковь Святой Богородицы — возможно, суздальский кафедральный собор, перестроенный Юрием Долгоруким, или какую-то другую Богородицкую церковь в одном из городов Суздальской земли. Это был не единственный храм, в освящении которого принимал участие новгородский владыка во время своей поездки. Сохранился подлинный антиминс (напрестольный плат) с освящения еще одной местной церкви — Святого Георгия (где именно она находилась, неизвестно). Освящение совершали совместно новгородский архиепископ (именно так он именован в надписи на антиминсе) Нифонт и ростовский епископ Нестор в присутствии князя Юрия Владимировича Долгорукого. Из этой надписи нам и известна точная дата посещения Нифонтом Суздальской земли: «Жьртвьник святаго мученика Георгия, священ от Нифонта, архиепискупа Новгородьскаго, повелениемь епискупа Ростовьскъго Нестора при благочьстивемь князи Георгии, сыну Мономахову, месяця септября в 1 в лето [6657] индикта 12»^{177}.[44]

Между прочим, именование Нифонта архиепископом — самое раннее свидетельство получения новгородским владыкой этого высокого титула. Как видим, князь Юрий Владимирович и ростовский епископ Нестор признавали его за Нифонтом и оказывали ему соответствующие почести. Но из других источников мы знаем, что признание было далеко не всеобщим. Это обстоятельство представляется весьма важным для нас, свидетельствуя об особых, доверительных отношениях, установившихся между суздальским князем и новгородским архиереем. Но чтобы понять, в каких именно вопросах и в силу каких причин они оказались союзниками, надо вернуться на год с небольшим назад, к июлю 1147 года, и вспомнить об обстоятельствах, при которых на киевскую митрополичью кафедру был возведен ставленник князя Изяслава Мстиславича митрополит Климент Смолятич.