Показания потерпевшего Духачека также не внесли никакой ясности: «14 мая сего года при отправке трёх вагонов с военнопленными с переселенческой ветки я исправлял фургон, когда вагоны подошли, из первого вагона была кинута железина — с целью убития (так в тесте. — О.П.), которая попала мне в голову, и я упал без сознания, но голову мне не пробило, так как я стоял в шапке». Это что касается случившегося непосредственно с ним, а дальнейшие события пострадавший вообще не помнил. Тогда следствие приняло решение вызвать на допрос нескольких свидетелей из числа легионеров. Нашлось около десяти человек желающих, но они, явившись в следственную комиссию, начали наводить такую тень на плетень, что дело не только не сдвинулось с мёртвой точки, но и ещё больше стало запутываться. Налицо имелся явный саботаж, в ответ на который советские власти приняли решение задержать свидетелей, что называется, до выяснения. И вот тут-то всё и началась…

Когда делегаты собравшейся в Челябинске конференции узнали об аресте, с их точки зрения, абсолютно ни в чём невиновных людей, в то время как зачинщики всего происшествия (венгры и австрийцы) без всяких проблем уже катили и опять на всех парах по рельсам всё дальше к себе домой в Европу, это вызвало в среде чехословаков вполне резонное недовольство и желание добиться справедливости по данному делу. При обсуждении возникшей проблемы из уст одного из делегатов прозвучал призыв при помощи оружия немедленно освободить арестованных братьев[393]. Некоторые источники утверждают, что тем человеком являлся наш «последний герой» — капитан Гайда. Однако, поскольку данное предложение очень сильно попахивало авантюризмом, его поначалу не одобрили, и, более того, среди делегатов возобладало мнение — попытаться, пожалуй, договориться с большевиками, что называется, по-тихому и уладить возникшее недоразумение с арестом свидетелей без стрельбы, без жертв и прочих изысков вооруженного противостояния. Во второй половине дня 17 мая в следственную комиссию, а также в исполком местного совета направились представители от конференции, которым была поставлена задача — не угрозами, а аргументированными доводами добиться от советских властей освобождения арестованных накануне легионеров.

Что происходило дальше — нам известно из показаний председателя следственной комиссии Челябинска товарища Кольцова, которые он дал уже после окончания всех этих событий. По его словам, три чеха во главе с офицером во второй половине дня 17 мая явились сначала в помещение следственной комиссии, но, не обнаружив там Кольцова, отправились к нему домой, потом ещё куда-то, пока, наконец, не застали его в штабе городской охраны. Здесь состоялся, что называется, разговор на повышенных тонах, чехи потребовали немедленного освобождения арестованных, обвинили советскую власть в сотрудничестве и пособничестве немцам и т. д. Вспомнил чешский офицер, кстати, и о том ещё, что две недели назад большевики не разрешили военнослужащим корпуса публично отметить Первомайский праздник труда.

В ответ комиссар Кольцов резонно заметил, что это не есть правда, что легионерам предлагали отпраздновать Первомай, но только со всеми вместе, и с большевиками в том числе, однако они отказались и поэтому должны пенять только на самих себя. А что касается задержанных свидетелей, то советский уполномоченный заявил, что они будут отпущены только тогда, когда поступит соответствующее разрешение от следственных органов, и никак иначе. Услышав такой категоричный ответ, чешский офицер в сердцах наговорил Кольцову ещё несколько нелицеприятных вещей, которые советский милицейский комиссар счёл ни много ни мало за оскорбление существующей власти и тут же приказал арестовать зарвавшихся парламентёров. То же самое и ровно с тем же результатом, по всей видимости, произошло и в Челябинском исполкоме, данных о том инциденте мы, к сожалению, не нашли, однако точно известно, что в общей сложности ещё 12 человек чехословаков были арестованы в тот день большевиками. Последнее обстоятельство, надо полагать, и переполнило через край терпение легионеров.

Так что в семь часов вечера того же 17 мая Сергей Войцеховский, командир 3-го полка, отдал ударной роте приказ сначала взять под контроль здание железнодорожного вокзала, а потом захватить исполком, помещение следственной комиссии, а также штаб городской охраны. Никакого сопротивления большевики в тот день не оказали: по одним сведениям, они просто растерялись и разбежались, по другой версии, не желая усугублять ситуацию, отдали распоряжение красногвардейцам из Заречного рабочего района (около семисот человек личного состава) не вступать пока в бой с чехословаками и переждать «бурю в стакане». В результате всей этой неразберихи, по словам комментаторов, легионерам удалось не только освободить из тюрьмы арестованных товарищей, но добиться кое-чего и сверх намеченного плана. Так, некоторые источники сообщают, что мятежники захватили городские оружейные склады и переправили в расположение своих эшелонов около 2800 винтовок и даже несколько артиллерийских орудий. Всё реквизированное, однако, им пришлось вскоре вернуть на место, так как городская власть пообещала простить и даже не наказывать никого из легионеров при условии, что они немедленно прекратят устраивать беспорядки в городе и возвратят назад всё незаконно присвоенное оружие.

На следующий день, осознав, видимо, что они, пожалуй, немного хватили сверх меры, чехословаки не только перестали «безобразничать», но даже решили повиниться в содеянном. Так, в качестве подтверждения своего искреннего раскаяния они распространили по Челябинску печатные прокламации, в которых заверяли местную власть, а также население города в чувстве собственной любви и уважения к России, к её народу, а также к её демократической революции. Однако это не помогло: когда в Москве узнали о том, что произошло 17 мая в Челябинске, то расценили случившееся как попытку контрреволюционного переворота, спланированного и организованного под руководством монархически настроенного русского офицерства в союзе с правоэсеровскими оппозиционерами. По приказу Троцкого в ночь с 20-го на 21 мая в Москве была в полном составе арестована и отправлена в тюрьму делегация Чехословацкого национального совета во главе с председателем отделения ЧНС в России Прокопом Максой.

Днём следующего дня П. Макса прямо из Бутырки провёл телефонный разговор с Л. Троцким, из которого узнал, что Советское правительство восприняло вооруженное выступление чехословаков в Челябинске как попытку свержения советской власти и поэтому собирается принять в ближайшее же время в ответ на имевшую место угрозу соответствующие и адекватные меры. Лучший выход для легионеров, как определил это Троцкий, теперь — немедленно сдать всё оставшееся у них оружие и смиренно ждать решения соответствующих органов по поводу своей дальнейшей участи. А до того момента, пока их земляки не разоружатся, члены делегации от ЧНС должны были оставаться в тюрьме в качестве заложников.

Видя, что столичные власти не на шутку раздосадованы и дабы не обострять усложнившуюся ситуацию до предела, представители ЧНС отправили из Москвы в Челябинск телеграмму следующего содержания: «Начальникам всех чехословацких эшелонов, делегатам предсъездовской конференции частей в Челябинске. Вследствие конфликта, происшедшего между чехословацкими частями и местными органами советской власти, чтобы избежать в будущем подобных случаев, Чехословацкий национальный совет приказывает всем чехословацким эшелонам, безусловно, сдать всё оружие представителям советской власти. Ответственность за безопасность чехословаков ложится на органы Российской Федеративной Советской Республики. Каждый, кто откажется выполнить этот приказ, будет объявлен вне закона, и с ним будут поступать как с мятежником. Москва. 21 мая 1918 г. П. Макса, Б. Чермак».

В тот же день данное распоряжение зачитали делегатам челябинской конференции. Реакция их оказалась вполне предсказуемой: телеграмма вызвала бурю негодований; Максу и Чермака, а равно с ними и всех представителей от ЧНС, арестованных в Москве, сразу же заподозрили в соглашательстве. Поэтому, здесь же на конференции, по горячим следам что называется, были произведены перевыборы членов отделения ЧНС в России, в результате чего новым председателем этой организации стал присутствовавший на челябинском совещании Богдан Павлу, в отличие от социал-демократа Прокопа Максы он являлся политиком уже хотя и умеренных, но всё-таки праволиберальных взглядов (рука, рука кураторов!). Так закончился второй акт челябинской драмы, а