— Где Туран, мой воин? — спросила она.

— Ты не будешь испытывать недостатка, многие захотят бороться за тебя. Может, и сам джеддак Манатора защитит тебя. Ты нравишься мне, женщина. Что ты скажешь о такой чести?

Сощурившись, принцесса Гелиума презрительно оглядела джеддака Манатора от украшенной перьями головы до сандалий на ногах, затем вновь с ног до головы.

— Честь?! — передразнила она его. И я нравлюсь тебе? Знай, нахал, что ты мне не нравишься, дочь Джона Картера не для таких, как ты!

Внезапная напряженная тишина воцарилась в Зале Совета. Кровь медленно отхлынула с сурового лица О-Тара, джеддака Манатора, затем он покраснел от гнева. Его глаза сузились в две щелки, губы, изогнулись в кровожадной усмешке. В тронном зале Дворца долго царило молчание. Затем джеддак повернулся к У-Дору.

— Уведите ее, сказал он ровным голосом, подавив свой гнев. — И на ближайших играх пленники и простые воины разыграют ее в джэтан.

— А этого? — спросил У-Дор, указывая на Чека.

— В тюрьму до следующих игр, — ответил О-Тар.

— Так вот какова твоя справедливость? — воскликнула Тара. — Два чужестранца, не причинившие тебе никакого вреда, осуждены без суда. И одна из них — женщина. Нахалы Манатора столь же справедливы, сколь и храбры!

— Прочь! — крикнул О-Тар, и по его знаку воины окружили пленников и вывели их из помещения.

После выхода из дворца Чека и Тару разлучили. Девушку повели по длинной улице к центру города и в конце концов привели в низкое здание, увенчанное очень высокой и прочной башней. Здесь ее подвели к воину со знаками различия двара, или капитана.

— По приказу О-Тара, — обратился к нему У-Дор, — ее нужно содержать до ближайших игр, когда пленники и простые воины разыграют ее. Если бы не ее язык, она была бы желанным призом и для нашей гордой стали. — И У-Дор вздохнул. — Может, даже я выиграл бы ее. Жаль, что такая красота достанется какому-нибудь грубому воину. Я бы возвысил ее до себя.

— Если я пленница, то отведите меня в тюрьму, — сказала девушка. — Я не желаю слушать каждого грубияна, восхищающегося мной.

— Видишь, А-Кор, — воскликнул У-Дор, — какой у этой девушки язык? Так, и даже хуже, говорила она и с О-Таром, джеддаком.

— Вижу, — ответил А-Кор, который, как заметила Тара, с трудом удерживал улыбку. — Пойдем со мной, женщина, — сказал он. — И мы найдем безопасное место в крепости Джэтан. Но что с тобой?

Девушка пошатнулась и упала бы, если бы он не подхватил ее на руки. Она попыталась освободиться и устоять без поддержки. А-Кор взглянул на У-Дора.

— Ты знал, что эта женщина больна? — поинтересовался он.

— Возможно, это от голода, — ответил тот. — Я вспомнил: она говорила, что они не ели несколько дней.

— Храбры воины О-Тара, — усмехнулся А-Кор и добавил: — Велико их гостеприимство. У-Дор, чьи богатства неисчислимы, и доблестный О-Тар, тоты которого едят из золотых кормушек, не нашли даже сухой корки для голодной девушки!

У-Дор нахмурился.

— Твой язык может стоить тебе головы, сын рабыни! — воскликнул он. — Слишком часто ты испытываешь терпение справедливого О-Тара! Закрой свой рот так же, как и свою крепость!

— Не думай, что, упоминая о происхождении моей матери, ты насмехаешься надо мной, — сказал А-Кор. — Кровь рабыни наполняет меня гордостью, и мой единственный позор в том, что я сын джеддака.

— И О-Тар слышал это? — спросил У-Дор.

— О-Тар часто слышал это из моих собственных уст, ответил А-Кор. — Это, и не только это… Он повернулся, все еще поддерживая Тару за талию, и повел ее в крепость Джэтан, в то время как У-Дор повернул тота и галопом поскакал ко дворцу.

У главного входа в крепость Джэтан сидели и лежали с полдюжины воинов. К одному из них и обратился А-Кор, хранитель крепости.

— Сходи за Лан-О, девушкой-рабыней, и прикажи ей принести еду и питье на верхний этаж.

Затем он повел девушку, повисшую у него на руках, по спиральной лестнице вверх. Здесь Тара окончательно потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то оказалась в большой круглой комнате, в каменных стенах которой было несколько окон, расположенных по кругу на равных расстояниях друг от друга. Она лежала на груде спальных мехов и шелков, а над ней склонилась молодая женщина, пытавшаяся влить ей в рот какой-то холодный напиток. Тара привстала, опираясь на локоть, и огляделась. В первое мгновение она как бы забыла о происшествиях последних недель. Ей показалось, что она проснулась во дворце Главнокомандующего в Гелиума. Ее недоумевающий взгляд остановился на склоненном над нею незнакомом лице.

— Кто ты? — спросила она. — А где Утна?

— Я Лан-О, рабыня, — ответила девушка. — Я не знаю, кого зовут Утна.

Тара выпрямилась и еще раз огляделась. Грубые каменные стены ничем не напоминали мрамор залов ее отца.

— Где я? — спросила она.

— В крепости Джэтан, — ответила девушка и добавила, видя, что Тара ее не понимает: — Ты пленница в крепости Джэтан Манатора… А-Кор, двар этой крепости, принес тебя сюда без сознания. Он послал меня к тебе с пищей и водой. У А-Кора доброе сердце.

— Теперь я вспомнила, — медленно сказала Тара, — я все вспомнила, но где же Туран, мой воин? Они что-нибудь говорили о нем?

— Я ничего не слышала о нем, — ответила Лан-О, только тебя одну привели в крепость. Ты, должно быть, счастлива, ибо нет в Манаторе человека добрее А-Кора. Кровь матери делает его таким. Она была рабыней из Гатола.

— Гатол! — воскликнула Тара из Гелиума. — Гатол близко от Манатора?

— Не очень, но это ближайшая к нему страна, — ответила Лан-О. — Летит в двадцати градусах [примерно восемьсот четырнадцать земных миль] к востоку.

— Гатол! — пробормотала Тара. — Далекий Гатол!

— Но ты сама не из Гатола, — сказала рабыня. — У гатолианцев другая одежда.

— Я из Гелиума, — сказала Тара.

— Гелиум далеко от Гатола, сказала рабыня, — но в школе нам говорили о могучем Гелиуме. Мы — Гатолиане, и поэтому он не кажется нам далеким.

— Ты тоже из Гатола? — спросила Тара.

— Большинство рабов Манатора родом из Гатола, — ответила девушка-рабыня. — Гатол — ближайшая страна, и жители Манатора захватывают там рабов. Она собираются в огромных количествах один раз в период от трех до семи лет и перекрывают все дороги, ведущие в Гатол. Все караваны, идущие из Гатола, они перехватывают; никто не может вернуться назад и рассказать о нашей судьбе. И до сих пор никто не смог рассказать это Гохану, нашему джеду.

Тара из Гелиума ела медленно и в молчании. Слова девушки пробудили в ней воспоминания о последних часах, проведенных во дворце отца, о большом празднике, на котором она встретила Гохана из Гатола. Даже теперь она вспыхнула, вспомнив его дерзкие слова.

Пока она сидела в задумчивости, дверь отворилась и вошел толстый воин — неповоротливый мужчина с толстыми губами и злым хитрым лицом. Рабыня вскочила на ноги, глядя на него.

— Что это значит, Э-Мед? — воскликнула она. — Разве А-Кор не приказал, чтобы эту женщину не беспокоили?

— А-Кор приказал! — Мужчина зло рассмеялся. — Приказы А-Кора теперь не имеют силы в крепости Джэтан или где-нибудь еще, потому что сам А-Кор в тюрьме О-Тара, а двар этой крепости теперь Э-Мед.

Тара увидела побелевшее лицо рабыни и ужас в ее глазах.

12. ЧЕК ОТКАЛЫВАЕТ ШУТКИ

Когда Тару из Гелиума увели в крепость Джэтан, Чек под конвоем был отправлен в тюрьму под дворцом, где его поместили в слабо освещенной комнате. Здесь он обнаружил скамью, стол у стены; в стены были вделаны несколько колец со свисающими с них короткими ремнями. В грязном полу у основания стен было несколько отверстий. Это было единственное, что заинтересовало Чека. Он сел на скамью и ждал, в молчании прислушиваясь. Неожиданно свет погас. Чек обязательно бы засмеялся, если бы был способен на это, так как в темноте он видел даже лучше, чем при свете. Он продолжал следить в темноте за отверстиями у стен и ждать. Вдруг он почувствовал, что воздух в комнате изменился, стал тяжелее и приобрел странный запах. И вновь Чек улыбнулся бы, если бы мог. Пусть они даже весь воздух из комнаты выкачают, для него это все равно: Чек, калдан, не имел легких и не нуждался в воздухе. Другое дело рикор. Лишенный воздуха, он умрет. Но если сохранить хоть немного воздуха, это не отразится на безголовом, лишенном мозга рикоре. Пока избыток двуокиси углерода в крови не прекратит работу сердца, рикор будет испытывать только некоторое замедление жизнедеятельности. Но немедленно вернется к активности, пробужденный мозгом калдана. Чек заставил рикора сесть, прижимаясь к стене; в такой позе он мог сидеть без управления мозгом. Затем калдан прекратил контакт со спинным мозгом рикора, однако оставался у него на плечах, выжидая: подозрительность калдана была возбуждена. Ему не пришлось долго ждать. Свет вновь зажегся, одна из дверей отворилась, пропустив с полдюжины воинов. Они быстро приблизились к нему и принялись за дело. Сначала они сняли с него все оружие, надев кандалы на лодыжку рикора, приковали его к концу цепи, свисавшей со стены. Затем они перетащили длинный стол на другое место и привинтили его к полу, так что один конец стола оказался прямо перед пленником, на стол перед ним они поставили пищу и воду, а на противоположном конце стола положили ключ от кандалов, затем раскрыли все двери и ушли.