Но если за поэтов и редакторов общенациональных газет есть хотя бы кому вступиться (пусть даже в большинстве случаев и безрезультатно), то судьба газет и журналистов в белорусской провинции намного хуже.

Свидетельствует Жанна Литвина392, председатель Белорусской ассоциации журналистов:

«В провинции газеты остаются один на один с властью. Там они — заложники чиновника и его произвольной трактовки законодательства. И как результат — региональная пресса вводит самоцензуру. Даже самый прогрессивный редактор очень долго думает, как ему подать, разместить ту или иную информацию под угрозой закрытия газеты.

Первые четыре года своего правления Лукашенко, а за ним и его приближенные гордо говорили: у нас не убит, не посажен в тюрьму ни один журналист, не закрыта ни одна газета. На пятом году они этого уже не говорили: все в Беларуси знали, что накануне каждой избирательной кампании у нас закрываются под разными предлогами несколько крупных негосударственных СМИ, что исчез без вести оператор ОРТ Дмитрий Завадский, что судебные обвинительные приговоры журналистам вошли в практику и стали почти привычными.

По словам уполномоченного по свободе слова ОБСЕ Миклоша Харашти, Беларусь — единственное из 55 государств, входящих в ОБСЕ, где журналистов судят за высказывания о главе государства. А политика министерства информации? В 2004 году было вынесено 160 предупреждений 81 периодическому изданию. Причем в 25 случаях предупреждения и решение о приостановлении выхода издания принимались одновременно. Так власть демонстрирует, что может закрыть газету в любой момент».

Постоянно уверяя, что оппозиционные газеты можно купить даже в резиденции президента, Александр Лукашенко старательно позаботился о том, чтобы их могли прочитать как можно меньше людей. Большинству библиотек запретили выписывать эти газеты, государственная почта установила для них тарифы значительно выше, чем для изданий, дотируемых из бюджета. А рекламодатели хорошо знают, что связь между размещением рекламы в негосударственном издании и «наездами» государственных контролеров и налоговой инспекции — самая непосредственная.

«Трудно понять, — размышляет Петр Марцев, — почему Лукашенко вообще не плюнул на так называемую "независимую" прессу? Казалось бы, какое ему дело до маленьких газетенок, совокупный недельный тираж которых впятеро меньше дневного тиража одной "Советской Белоруссии"?»

Марцеву заочно отвечает публицист Евгений Будинас:

«Помню, главный идеолог Администрации Заметалин спросил меня, почему наши независимые журналисты так безжалостно шпыняют главу государства. Такого, мол, нет даже в России. "Сами и провоцируете, — ответил я. — Ельцин газет не читает, он мужик крепкий, с устойчивой психикой, к тому же успешно снимающий стрессы по известному русскому рецепту. Стакан водки всегда обеспечивает защиту от критических выпадов. Зная это, его помощники самым старательным образом ограждают "шефа" от неприятных и раздражающих публикаций. У нас все наоборот: президент человек нервный, к критике болезненно восприимчив. А вы ему еще и подсовываете все, что поострее. В итоге он всех активных журналистов знает по именам. И с каждым сражается. Это-то всех и заводит. Шутка ли, сам президент обиделся! Вот вам и информационная война"».

К началу очередной предвыборной кампании Лукашенко взял вверх в этой войне.

Информация, которую он считал вредной для себя, стала доступна лишь небольшой части электората, и без того, впрочем, готовой голосовать против него.

Очевидная слабость оппозиции и старательно проведенная блокировка информационного пространства, казалось, обеспечивали и Лукашенко, и его ставленникам уверенную победу и спокойную жизнь.

Но самым неожиданным образом это спокойствие было нарушено.

Противник — и на сей раз вовсе не мнимый — сделал никем не предвиденный выпад, смертельно опасный для власти Лукашенко, буквально загонявший президента в угол и создавший ему множество проблем.

Глава вторая. Есть человек — есть проблема

Гончар атакует

Атмосфера страха, которую Лукашенко старательно нагнетал в стране, поглотила не всех.

Он знал, что есть по крайней мере один человек, который представляет для него действительно серьезную опасность. Который будет вновь и вновь пытаться расшатать, сломать, уничтожить выстроенную им систему. Который с самого начала — еще даже до своего ухода из правительства — воспринимал победу Лукашенко на выборах лишь как случайную удачу.

Этим человеком был Виктор Гончар.

Гончар действительно жаждал реванша — не личного даже, а реванша разума над случаем. И референдум 1996 года его не сломал. Он вообще не привык сдаваться и искал возможность доказать, что победа Лукашенко на референдуме — победа грубой силы и беззакония. А силу всегда можно победить разумом, так же как и беззаконие — законностью.

Гончар был «законником» не только по профессии, но и по убеждению. В своих действиях он всегда старался опираться на юридические нормы, казавшиеся ему воплощением логики и рационального начала. Здесь Гончар был прямой противоположностью Лукашенко: всему, что прописано в Законе, он всегда был готов следовать до конца, полагая, что в этом залог неизбежной победы над любым беспределом.

К слову, именно Виктор Гончар и был тем депутатом, который делал официальные запросы банкиру Винниковой по поводу таинственной фирмы, финансировавшей президентские выборы. «После назначения вице-премьером Гончар о запросах, казалось, забыл, — говорит Тамара Винникова. — А может, и назначали его, чтобы забыл. Вспомнил лишь после референдума».

Здесь все сходится: до референдума у Гончара была надежда на отстранение Лукашенко от власти через процедуру импичмента. Ему казалось: если доказать что президент нарушал законы и до выборов, и на выборах, это может стать тем камнем, который пустишь с горы — и обрушишь лавину. Но после референдума эта надежда, понятно, потускнела: Конституционный суд не стал рассматривать вопрос о нарушениях Конституции, допущенных Лукашенко. А так как с этим пока не получилось, Гончар двинулся дальше.

Как и положено юристу, он считал, что объявленные результаты референдума об изменении Конституции не могут быть признаны — из-за множества нарушений закона. Для Гончара это значило, кроме всего, что чиновники, совершившие подтасовки, должны бояться возможного наказания. Он полагал, что если официально и открыто начать сбор доказательств, то в системе, созданной Лукашенко, может произойти сбой: люди начнут свидетельствовать против того, кто вынудил их преступить закон.

И вот по его предложению Президиум Верховного Совета 13-го созыва (напомним, что у этого вполне легитимного с точки зрения мирового сообщества органа был кворум) утверждает состав парламентской комиссии по расследованию антиконституционных действий Александра Лукашенко393.

По сути, Гончар вновь запустил процедуру импичмента, только с учетом новых политических условий.

Как всегда, он действовал с максимальной степенью гласности. Чем больше народу узнает о противостоянии, тем проще будет потрясти основы режима.

Вспоминает журналистка Людмила Маслюкова:

«Оппозиционный процесс уже вырождался, все входило в привычное русло. И тут, как черт из табакерки, выскочил Виктор Гончар и говорит:

— Ну, давай! Давай, наконец, открыто скажем все-все-все!

В успешность его намерений кого-то разбудить, растормошить я не очень верила, но у него был вид человека, решившего взорвать ситуацию. Он многое выстрадал, и ему было что сказать. И я согласилась ему помогать. Мы запоем работали над серией интервью, вкалывали иногда по двенадцать часов подряд».

Приблизительно в это время и я встретился с Гончаром — по его настоянию. Он неожиданно попросил меня написать о нем такую статью, после которой его могли бы… посадить в тюрьму. Право на лидерство, мол, можно получить, только если ты прошел через самые тяжелые испытания. Только тогда за тобой пойдут, и ты сможешь действительно взорвать ситуацию.