Коридор загибался в две стороны так, что концов его я не видела. Может, он шел по кругу? У меня был только один способ выяснить это. Сперва я хотела пойти направо. Потом решила поступить наоборот — и пошла налево, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому движению. Порезы болели и кровоточили, но я не обращала на них внимания. Только изредка утиралась свитером. Катькиным. По-думаешь, порезы! Не укусы же! Ради свободы можно перетерпеть и не такую боль! Если бы еще удалось помочь Кате! Мне совсем не хотелось оставлять ее в руках этого психа!

Хотя и у меня свобода — пока чисто иллюзорная. Я не знаю в какой я части клуба или подвала, как отсюда выйти, как добраться до дома и где спрятаться на остаток этой ночи, но проблемы надо было решать по очереди. Проблема — минимум — определить, где я нахожусь и выйти из этого, рыбу его, клуба.

Штирлиц в лице меня шел по коридору, настороженно вертя головой по сторонам. Я замирала через каждые два шага и прижималась к стене от каждого подозрительного шороха. Иногда смотрела на по-толок. Но вроде бы видеокамер тут не было. Ничего не было, кроме ряда дверей, из которых, по счастью, никто не выходил. Неужели здесь, правда ничего и никого нет? А если бы были, то что? Да ничего! Все то же самое! Выбирать не приходится! Ковер-самолет и Баффи с профессором Ван Хелсингом и К? меня за углом не ждут! И с чего бы так!? Я успела пройти метров шесть, прежде чем…

— ААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!

Крик разнесся по коридору, заставив меня похолодеть. Это кричала такая огромная, мучительная, непредставимая мной боль, что у меня волосы дыбом на затылке встали. Что же мне было делать? Крик повторился. Катька? Или нет? Не разберешь. И что должны сделать с человеком, чтобы он или она так кричали? Я выругала себя слабовольной кретинкой — и повернула на звук. К крику примешался хохот. А потом я свернула за угол — и осторожно приоткрыла тяжелую железную дверь, из-за которой вырывались эти звуки. На миг меня замутило. Это была камера пыток. Большинство приспособлений мне не были известны, но даже моих скромных знаний хватило, чтобы узнать дыбу и испанский сапожок. Пол и стены были выложены кафелем. Чтобы кровь было проще смывать? Предусмотрительные, подонки!

Тип, одетый во что-то кожаное, типа штанов и майки, который стоял в центре комнаты, наклонившись над кем-то, не был вампиром. Иначе бы он меня сразу почуял. И он был один. Справлюсь? Черт его знает. Но уйти я уже не могла. Крик раздался вновь. Еще более жалобный, чем прежде. И я не выдержала. Может быть я погибну сама, но никого не оставлю на пытки! Я же себя потом не прощу! Я пожалела, что у меня нет ножа. Но есть самодельный кистень! Вот только обращаться я с ним не умею. Но чтобы оглушить человека много ума не надо.

Я постаралась перехватить его поудобнее, и случайно задела стену. Палач обернулся, но никого не увидел. Дура я что ли — на виду стоять? Интересно, на что идет данный экземпляр? На художественный свист? Или?

Идея была откровенно глупой. И рассчитана она была только на спокойствие и безнаказанность палача. В самом деле, кто подумает, что тут по коридорам бродит диверсант? Ха! И я застонала.

Честно признаюсь, порнографию я пока только смотрела. Не пробовала, и особенно этого не стесняюсь. Дед мне в свое время объяснил, что женщина — не пепельница, чтобы ей все пользовались, а мать еще добавила, что себя, любимую, нужно уважать и не спасть с кем попало, только потому, что зачесалось. Я и не спала. А «свободную любовь» и «сексуальную революцию» — в Америку. Не было бы у нас этой чуши, глядишь, и СПИДа не было бы. Поймите меня правильно, я не ханжа. И к каждому человеку нужно применять верные только для него правила. Только не надо мешать любовь по взаимному согласию двух душ — это когда общие интересы, когда двое знают, уважают и любят друг друга с похабщиной типа «а я такая (-ой), а я крутая (-ой). Мне все равно когда и с кем…». Это — мерзко.

Но порнографию я из интереса — посмотрела. И теперь сымитировала самый страстный стон, который смогла. Потом еще один и еще. И так — пока не услышала шаги из комнаты.

Расчет был верным. Любопытство — страшная вещь. И палач не утерпел. Интересно же, кто настолько ошалел, чтобы заниматься сексом рядом с пыточной? Надо подглядеть. А в идеале — испортить удовольствие.

Дверь со скрипом открылась и мужчина вышел наружу. И я со всей дури врезала ему по голове своим самодельным кистенем. Он начал было разворачиваться ко мне — и я добавила еще два раза. Целилась — по затылку, а попала в висок. Человек рухнул, как подкошенный.

Это что — во мне столько дури, чтоб с трех ударов завалить такого носорога? Однако… Хотя… Меня неожиданно да килограммом гвоздей, да по голове… До реанимации не довезут. Убить человека не так сложно, как кажется. Я подхватила палача — и потащила внутрь. Тяжелый, сволочь. Но кое-как я справилась.

Затащила тушку внутрь-и еще добавила ногой по голове. Авось не сдохнет. А сдохнет — не жалко. Палачи не должны жить не этом свете. И точка.

Человек на столе застонал — и я подошла к нему. Меня ждало сразу два потрясения. Во-первых, это был не человек. Это был вампир. Это было видно по клыкам, выглядывавшим из-под изуродованных губ.

То есть клыку. Второй был выбит раньше. Во-вторых, пытали его страшно и мучительно. Тут любой бы заорал. Руки и ноги, правда, были на месте, но кожа была буквально порезана на кусочки. На лице не оставалось живого места. С него просто снимали кожу. То есть не просто, а медленно и со вкусом

Ногти на руках тоже были выдраны. Пальцы больше всего напоминали анатомическое пособие. Все мышцы, сосуды и нервы как на ладони. Я почувствовала, что меня мутит — и отскочила в сторону. Там меня и вывернуло. Как хорошо, что я мало ела. Немного оправившись от потрясения, я опять подошла к столу. Вампир дышал. Сказать, что меня это удивило, было еще мало. Человек, получивший такие повреждения, давно бы отправился выяснять, есть ли Бог на небе. А вампир еще жил. Черт! Вытащить-то я его не смогу! Это не линия фронта! И за мной нет друзей! А вот представьте себе, как я выхожу в клуб, полный народа с такой икебаной на спине! А потом еще объясняю ментам, что вампиры — не голливудская сказка! Не смешно! Я вам не камикадзе! Так я не поступлю! А как тогда? Добить? Нет, это больше того, что я могу сделать! У меня духу не хватит! Я нерешительно сделала шаг к двери. Второй. Еще один шаг — и я рванула бы по коридору на третьей космической. Меня бы уже ничего не остановило. Не знаю, что было бы со мной дальше. Наверное, я бы все-таки попалась в лапки к Андрэ и благородно умерла, на прощание плюнув ему в морду. Но маятник судьбы уже качнулся в другую сторону. Вампир открыл глаза. То есть то, что у него было на месте глаз. Кажется, их попросту выжгли. Как он догадался, что я ему не враг!?

— По….мо…..ги…..

Я застыла на месте. Уйти? Да, я могла так поступить! Но я бы потом не простила себе. Помочь? Как!? Первую помощь вампирам нам оказывать не учили. А это что такое? Среди ран блеснула какая-то сталь. Или не сталь? Серебро? Точно! Это был крест. До тела вампира он не дотрагивался, потому что лежал на алом от крови платке. Я сорвала его с силой, которую сама от себя не ожидала и отшвырнула по-дальше в угол. Ненавижу фашистов! А все, кто так поступают даже с вампиром — фашисты! Кто не согласен — встаньте в очередь, я с вами после Андрэ разберусь. ЭТО все наверняка происходило по его воле. А значит, я просто должна! Обязана помочь этому вампиру! Враг моего врага — мой друг! Даже если у него клыки в три ряда вырастут! Итак! Чем я могу помочь вампиру!?

— Что я могу сделать?

— Нуж… на кро… вь. Мно… го… Ну что ж. Надеюсь, палач еще не сдох?

Я присела и, подавив брезгливость, перевернула палача на бок. Живой вроде как. Теперь его надо подтащить к вампиру.

— Эй ты, укусить человека сможешь? Шепот был едва слышным, но очень решительным.

— Да. Кто б в этом еще и сомневался.

Я кое-как приподняла тяжелую тушу и облокотила на пыточный стол. Увидела в углу кресло на колесиках, типа компьютерного, только со сложной системой подогрева снизу — вместо сиденья металлическая решетка, а под ней жаровня — и подкатила его поближе. Ага. Теперь надо тушку — в кресло.