Те вели себя уверенно, со знанием дела. Закончив подготовку самолета к выкатке, они подогнали тягач, прицепили к нему буксировочный трос и по команде ведущего инженера тронулись в путь. Повезли осторожно, на самой малой скорости, готовые в случае нужды броситься на помощь, подхватить самолет и на руках перенести через любую подозрительную выбоину или любое другое препятствие на пути. Между тем все обошлось благополучно. Московский центральный аэродром – бывшая Ходынка, – так много повидавший и переживший на своем веку, пополнился еще одним типом опытного самолета.

Поднять его в воздух поручили старейшему и опытнейшему на заводе летчику-испытателю Аркадию Никифоровичу Екатову. Его ценили за мужество и мастерство, за высокую требовательность к тем, кто готовит самолет к полетам, и к себе самому, за собранность и точность, умение правильно оценивать работу техники в полете. С мнением этого скромного, немногословного и вдумчивого летчика очень считались. Ему верили.

Первый вылет состоялся 5 апреля. Все, что полагалось сделать в первом полете и что было предусмотрено полетным заданием, летчик выполнил. Он дал положительную оценку самолету на всех проверенных режимах полета. Ее подтвердили и инженеры, занимавшиеся анализом показаний самописцев и состояния машины после полета. Перешли к выполнению всей программы заводских летных испытаний.

Заботясь об успешном их проведении, Артем Иванович ранее побеспокоился о подборе кандидатуры ведущего инженера ОКБ. Трудно переоценить роль такого специалиста. Он начинает свою деятельность в начале постройки опытного экземпляра.

Выбор пал на Анатолия Григорьевича Брунова, который был настоящей находкой для руководства ОКБ. Человеку с его неиссякаемой энергией, большими организаторскими способностями и десятилетним опытом конструкторской работы можно было смело доверить первенца.

С первых шагов своей деятельности Анатолий Григорьевич занял подобающее ведущему инженеру место в процессе постройки опытного самолета. Без его участия не принималось ни одно сколько-нибудь важное решение. Начальники конструкторских бригад, просматривая подготовленные их подчиненными чертежи, как правило, говорили:

– Непременно покажите это Анатолию Григорьевичу.

И не формы ради: они знали, от зоркого глаза Брунова не ускользнет ни одно сомнительное место, ни одна несогласованность между отдельными местами конструкции. Брунов был способен увидеть то, чего не смогли увидеть другие. К нему же обращались и работники производства, когда им надо было согласовать свои вопросы с ОКБ.

И все же главной заботой ведущего инженера оставались летные испытания, организация и техническое руководство каждым испытательным полетом. Ему удалось подобрать хороший состав испытательной бригады.

Полеты следовали один за другим. Усложнялись задания, выявлялись новые особенности, новые достоинства и недостатки. Шел процесс летных испытаний опытного самолета и сопутствующий ему процесс доводки.

К середине мая вышли на знаменательный рубеж. Получили заданную величину максимальной горизонтальной скорости – 640 километров в час на высоте 7200 метров. Никакой другой боевой самолет не имел тогда такой скорости. Появилась уверенность, что и по другим важнейшим показателям будут получены нужные данные.

Последовало решение соответствующих органов о запуске самолета И-200 в серийное производство на заводе имени Авиахима. Это решение потребовало от ОКБ существенной перестройки работы. «Все для серии и все во имя серии!» – таким стал девиз всех подразделений ОКБ.

До лучших времен были отодвинуты разработки и прикидки «прозапас» и все, что не имело отношения к интересам серийного производства.

Даже заводские летные испытания на какое-то время стали не самым главным делом. Интересам серии стали служить и полеты второго и третьего экземпляров опытного самолета, которые в мае и июне вышли на аэродром.

Летали много. Успешно справляться с доводкой само лета помогал также радикальный подход к решению сложных технических проблем. Встретившись, например, с недостатками в работе систем охлаждения мотора, создатели «двухсотки» сразу пошли по пути подбора наиболее эффективных радиаторов, улучшения условий их работы.

Семнадцать раз переделывалась установка маслорадиатора и четыре – водорадиатора! А ведь каждый из них отличался от других габаритами, конфигурацией, расположением патрубков… Стало быть, каждый раз надо было искать подходящее место, конструировать крепление, решать вопросы сопряжения радиатора с системой. И все же в конечном счете достигалась экономия времени.

28 августа 1940 года стало в истории создания первого МиГа еще одной знаменательной датой. В этот день два опытных экземпляра – второй и третий – были перегнаны в НИИ ВВС и предъявлены на государственные испытания.

Второй экземпляр был оставлен на основном аэродроме института для определения на нем летных характеристик, а третий – переброшен на соседний, поближе к полигону, для испытаний вооружения. Испытания винтомоторной группы, оборудования и самолетных систем предполагалось проводить на обоих самолетах, одновременно с решением других задач.

На проведение государственных испытаний отвели только десять летных дней. Можно, конечно, порассуждать на тему о том, не следовало ли дать пятнадцать, а то и двадцать дней, чтобы лучше обследовать самолет и дать ему более обоснованную оценку. Однако не будем заниматься этим. Жесткие сроки служили тогда (да и не только тогда) действенным средством поддержания самых высоких темпов в работе.

Заводская бригада испытателей, перешедшая на время государственных испытаний в положение ревнивых наблюдателей и «горячего резерва», с первых часов своего пребывания в институте убедилась в том, что их самолеты попали в умелые руки. За испытания взялись хорошо знающие свое дело специалисты. Ведущим инженером был назначен Петр Степанович Никитченко.

Помощником у Никитченко был Василий Иванович Алексеенко, которому предстояли обработка и анализ летных характеристик. Молодому способному инженеру, большому энтузиасту испытательной работы, пришлось по душе такое поручение. Он увидел в этом блестящую возможность приобрести опыт в проведении одного из важнейших разделов программы государственных испытаний.

Испытаниями вооружения на истребителе занимался К.П. Ссорин. Он был, что называется, на коне. Беспрецедентный случай. В его распоряжение выделен специальный самолет! Не надо выпрашивать у ведущего время для проведения наземных работ. Хочешь – можешь работать хоть круглые сутки.

До суток дело, конечно, не доходило, но работал он и в самом деле очень много, а с ним и те специалисты, которые были выделены для обслуживания третьего экземпляра самолета. Дела у них шли успешно.

Надо сказать, что испытательная бригада НИИ ВВС и заводские работники, в задачу которых входило оказание помощи при устранении выявленных недостатков, почти, круглосуточно находились на аэродроме. И это неудивительно – почти после каждого полета приходилось заниматься доводками. В сущности, такой процесс происходит, при испытаниях каждой машины, даже на госиспытаниях.

Лишь на несколько часов заводская бригада уходила на отдых в общежитие, а Никитченко и Алексеенко устраивались в своей рабочей комнате.

12 сентября, в последний день испытаний, когда происходил облет самолета, произошла вынужденная посадка.

А.Г. Кочетков должен был выполнить два полета. По окончании первого Андрей Григорьевич снова вырулил на старт и, не выключая мотора, доложил заглянувшему в кабину Супруну, что готов выполнить и второй полет.

Супрун дал «добро» и предложил Кочеткову, как и полагалось в таких случаях, переключить питание мотора с нижнего на верхний топливный бак. Летчик установил топливный кран на верхний бак, дал газ и взлетел. Но не прошло и минуты, как самолет снова оказался на земле. Кочетков посадил его на самом краю летного поля.

Он рассказал, что после взлета и набора высоты около двухсот метров приступил к выполнению первого разворота. В этот момент «обрезал» мотор и самолет неудержимо потянуло вниз. Из двух возможностей – посадки перед собой на сплошной лес или продолжения разворота, чтобы дотянуть до аэродрома, – он выбрал вторую, хотя располагал ничтожно малым запасом высоты. Шансов на удачный исход задуманного маневра у летчика было немного. Но благодаря точному пилотированию ему удалось завершить разворот с предельно возможным креном и выполнить затем планирование с очень малым углом наклона самолета, не свалившись при этом в штопор. Так он спас себя и опытный самолет.