На вторые сутки я чуть не на коленях умолял купца отпустить меня, искренно восхваляя идеальный желудок «субъекта», самоотверженно глотавшего водку как простую воду. Я отговаривался нездоровьем; но ничто не помогало уломать расходившегося купца.

— Пей, не то утоплю в вине! — кричал он ежеминутно. — Уж коли назвался груздем — полезай в кузов!

Покушался я на побег, но все входы и выходы так серьезно охранялись, что даже подкуп не действовал и ни один из сторожей не соглашался даровать мне свободу ни за какие деньги.

На третий день своего пребывания в доме, когда субъект стал слишком сурово разглядывать своими кровью налившимися глазами соседей и когда к одному из моих помощников был приглашен фабричный фельдшер, констатировавший у обеспамятовавшего симптомы белой горячки, я выбрал удобную минуту и вылез в форточку окна, удачно спрыгнул на землю и убежал в село.

После этой передряги проболел я несколько дней, в продолжение которых своих помощников не видал. Очевидно, они пропадали у купца…»

Однако, несмотря на это препятствие, затормозившее было ход расследования, Путилин блестяще выполнил возложенную на него миссию и раскрыл преступление, с которого, главным образом, и началась его слава.

В одном из населеннейших домов Вознесенского проспекта проживала старуха, вдова какого-то интендантского чиновника. Жила она одиноко, замкнуто и с видимым скряжничеством. Прислуги не держала и в тратах на необходимое была крайне экономна. Все знавшие ее были убеждены, что она капиталистка.

В мрачную осеннюю ночь 185… года ее убили.

Рано утром об этом происшествии знали все обитатели дома, но раньше других узнал об убийстве некий армейский офицер, приходившийся самым близким ее соседом.

Убийство случайно обнаружил водовоз, увидевший раскрытую входную дверь квартиры старухи, обыкновенно державшуюся на надежных крюках и затворах. Прежде чем объявить дворнику, перепуганный водовоз позвонил в соседнюю квартиру офицера и сообщил ему о странном явлении.

— У сквалыги что-то неладно, — сказал он, — квартира открыта, и никто не откликается.

Офицер наскоро накинул на себя шинель, ноги обул в сапоги и бросился на место происшествия, предчувствуя драму. Пройдя переднюю, кухню, вступил он в ее спальню и наткнулся на окровавленный труп своей соседки. Попав одной ногой в лужу крови, он при возвращении к себе в квартиру наследил.

Когда явилась следственная власть, то, естественно, обратила внимание на следы. Офицер, присутствовавший при следствии в качестве понятого, признался, что это его следы. То же подтвердил и водовоз.

— Гм! — процедил сквозь зубы чиновник, производивший дознание. — Странно… Зачем бы тут быть вашим следам?

Он говорил таким тоном и так подозрительно разглядывал офицера, что тому представилось неминуемое фигурирование на суде в качестве обвиняемого. Офицер упал на колени и начал оправдываться. Заговорил бессвязно, приплел какую-то постороннюю историю и еще большее подозрение внушил властям. Его арестовали, но на другой день он был признан консилиумом психиатров помешанным.

Впоследствии обнаружился и настоящий убийца, но офицер так и не пришел в память.

Случилась крупная кража. Субъект, на которого пало подозрение, скрылся. Сыскная полиция, конечно, принялась за энергичные розыски и пропавших денег, и пропавшего вора.

Наконец удалось напасть на след преступника. Имелись достоверные сведения, что он скрывается в маленьком доме своего приятеля, на одной из отдаленных улиц Петербургской стороны. Решено было сделать облаву, во главе которой выступил сам Путилин.

Поздно вечером послышался стук в ворота. В доме поднялся переполох, было очевидно, что поздние посетители напугали обитателей этого дома. Люди с чистой совестью не проявляют такой тревожной трусости. Это обстоятельство, разумеется, не ускользнуло от внимания опытного начальника сыскной полиции.

Постучали в ворота вторично. Шум продолжался, но никто не окликал посетителей. И только после третьего энергичного стука, когда петли ветхих ворот начали скрипеть, готовясь распахнуться без помощи ключа, со двора послышался грубый голос:

— Кой черт ломится?

— Впусти!

— Что надо? Кто тут?

— Полиция.

— Нечего у нас полиции делать.

— Открывай добровольно, а не то ворота сорвем.

Угроза подействовала. Вошли полиция и агенты сыскного отделения с понятыми.

— Что нужно от нас? — спросилих рослый парень, очевидно дворник. — Хозяинуже спит и беспокоить себя не приказывал…

Путилин огорошивает его вопросом:

— Где у вас тут спрятан вор Иван Спиридонов?

Однако парень не смутился:

— Никого мы от честных людей не прячем и с ворами дружбы не водим.

— Врешь!

— Не веришь? Обыщи.

— Найду — так худо тебе будет. За укрывательство отвечать станешь.

— Небось, не отвечу…

Оцепили дом и ворота. Сделали тщательный обыск, но вора не нашли. Хозяин дома крайне сердился за напрасное беспокойство и грозил жалобой прокурору. Путилин недоумевал, хотя был уверен в том, что разыскиваемыйим человек в данное время был «около». Обыскал он двор, все дворовые постройки, но искусно схоронившегося преступника так-таки и не нашел.

— Не удрал ли через забор? — шепнул Ивану Дмитриевичу один из полицейских.

— Не думаю… Однако идите-ка один за другим к воротам и сделайте вид, как будто совсем уходите. Я попробую поискать его один…

Все быстро оставили Путилина. А он пошел по дворовым закоулкам и шепотом говорит:

— Можно выйти! Полиция ушла…

Хитрость выручила. Не успел Иван Дмитриевич закончить своей стереотипной фразы возле мусорной ямы, как вдруг в ней послышался шорох.

— Выходи, выходи! — продолжал Путилин, приглушая голос, как человек, который опасается, что его могут услышать.

Из мусора выставилась голова и спросила:

— Ушли?

— Да, да! Ушли одураченные.

— Дай-ка мне руку, а то не выползти.

Путилин подал ему руку и помог выбраться из ямы. Да так за руку его и довел до ворот. Преступник опомнился только после ареста.

— Поддели! — простонал он, видя себя окруженным полицией.

— И на какую простую удочку! — сказал ему в тон Путилин.

До слуха управляющего морской петербургской таможней дошло, что провозится немало заграничного товара, не оплачиваемого пошлиной. Обвинение падало на заведующих пакгаузами. А однажды ему прямо было заявлено, что в таком-то пакгаузе находится тюк дорогой привозной клеенки, не значащейся в пропускных свидетельствах.

— Не может быть! — вспылил управляющий. — Такое мошенничество в моем ведомстве невозможно… А если возможно, никого не пощажу, всех виновных предам суду!

Прихватив с собой чиновника и опись товаров, управляющий отправился в указанный ему пакгауз и самолично стал проверять по ведомости все в нем находящееся. Заведовавшие пакгаузом спокойно перебирали «места», перекладывая их из одного угла в другой, и без запинки давали подробное объяснение всех товаров.

— Не угодно ли присесть, ваше превосходительство, — сказал один из них, подавая какой-то тюк вместо стула.

Управляющий опустился на тюк и продолжал зорко следить за ревизией, которая вскоре была окончена очень благополучно. Ничего лишнего не оказалось. На всех «местах» красовались пломбы.

— Напрасно только беспокоят! — сердился про себя управляющий. — Я был уверен, что клевета… Все в порядке!

Перед уходом он не скрыл перед пакгаузными причину внезапной ревизии:

— Мне было донесено, что у вас тут происходят мошеннические сделки…